Гурон Черное Сердце: Владыка Мальстрима (ЛП) - Брукс Майк

Но это не имеет значения, если она сможет выполнить одну последнюю функцию.

Коридоры Чести Макрагга потускнели с тех пор, как он перешел во владение Красных Корсаров: слой грязи, копоти, старой крови и затянувшиеся намеки на гниение. Однако ни надстройка, ни внутренности корабля не деформировались, здесь нет неожиданных тупиков или ложных поворотов, не говоря уже о голодной тьме, где стены могут сожрать неосторожного. Даллакс спешит к месту назначения и достигает его менее чем за минуту. Ей не бросают вызов, потому что у каждого на борту есть свои заботы, да и кто на корабле Красных Корсаров бросит вызов техножрецу в сопровождении трех тяжеловооруженных боевых автоматонов? Только тот, кто уверен, что не будет уничтожен за свою дерзость, а таких здесь нет — только измученные члены экипажа со шрамами и клеймами на плоти, носящие сигилы поганых богов.

Даллакс добирается до дверей инжинариума и активирует механизм их открытия. Теоретически они заперты, но она может обойти протоколы безопасности, а Честь Макрагга — не более чем простое препятствие. Даллакс задается вопросом, чувствует ли корабль, что она, как и он сам, еще не полностью погрузилась во тьму; что ему, как и ей самой, еще предстоит сыграть свою роль в служении Омниссии.

Двери со скрежетом распахиваются, открывая могучую камеру, в которой размещены варп-двигатели. Даллакс проходит внутрь и попадает в царство чудес и ужаса.

Древние механизмы, перемещавшие этот линкор между варпом и реальным пространством на протяжении более десяти тысячелетий, — чудо техники, но они изуродованы. Символ Механикус был сорван и заменен черепом, выглядывающим из-за восьмиконечной звезды, а с кабелей, соединяющих высоченные машины самого двигателя, теперь капает ихор и испорченные жидкости. Вокруг нее пол и стены покрыты глифами, в которых математические формулы сочетаются с мольбами к темным силам: глифы задевают ее оптические сенсоры, хотя технически она не должна испытывать никаких физических ощущений от линз, которые теперь служат ей глазами. В воздухе витает запах коррозии, а на языке чувствуется привкус статического электричества.

Все это не так важно, как то, что трое облаченных в одеяния адептов Темного Механикума поворачиваются к ней, прервав ритуал, с помощью которого они собирались активировать окружающие их механизмы. За ними Даллакс видит дюжину или около того последователей культа — жалких существ, живущих лишь для того, чтобы служить своим подлым хозяевам и унижать творения Омниссии.

<Вопрос: кто ты?> — рычит ближайший адепт, код его потока настолько испорчен, что вызывает спазм в левой части тела Даллакса, не говоря уже о том, что он почти не может разобрать ее слов.

Но она здесь не для того, чтобы вести беседу.

Она поднимает свой гамма-пистолет и стреляет в него. Он воет, сгорая, но это единственный свободный выстрел, который ей удается сделать: двое других еретиков превращаются в извращенный кошмар из оружия и других, более мерзких инструментов и посылают к ней сонмы мусорного кода, чтобы перегрузить ее когитаторы.

Кастеланы открывают огонь, их тяжелые фосфорные бластеры охватывают темных техножрецов ослепительным белым огнем, но уже через секунду или около того они меняют цель. Не на наступающих культистов — они не важны, — а на священные механизмы варп-двигателей.

Гриза Даллакс считала, что человеческое понятие «разбитое сердце» давно не применимо к ней, но беспристрастный анализ собственных переживаний, даже когда она отстреливает новых еретехов, подтверждает, что она испытывает симптомы, соответствующие зафиксированным физиологическим признакам горя. Сопротивляться желанию приказать своим подопечным прекратить вандализм — самое трудное, что она когда-либо делала, но она ожесточает себя. Она может умереть, ее роботы могут быть уничтожены, но если ущерб будет нанесен достаточно быстро, то ни в этой галактике, ни за ее пределами не найдется силы, которая позволит последователям Темного Механикума утащить этот корабль в варп.

Один из адептов бросается к ней, полурасплавленный от фосфорного огня, но все еще яростный и смертоносный. Прежде чем он успевает среагировать, Даллакс вонзает в его грудь заряженные энергией пальцы своего силового кулака и вырывает все, что попадает в ее руки. Даже благословения еретеха не могут дать ему способность пережить такую травму, и он падает, слабо посылая проклятия на бинарике.

Даллакс нацеливается на следующего. Она не знает наверняка, что задумал Гурон Черное Сердце; ей известно лишь, что у нее есть шанс задержать Честь Макрагга здесь достаточно долго, чтобы Империум смог ее вернуть.

Она спрашивала себя, стоит ли ей помогать такому смертельному врагу Империума, даже если он предлагает ей возможность искупления, но решила, что должна действовать в соответствии с имеющимися у нее данными. Возможно, если она откажется от сделки Гурона или предаст его, Империум только выиграет от того, что его план будет сорван, но у нее нет возможности узнать, так ли это. В чем она может быть уверена, так это в том, что возвращение Ультрамаринам флагмана их примарха и лишение Красных Корсаров его сил — это ощутимая выгода. За нее стоит отдать жизнь.

Пока культисты приближаются к ней — их слишком много, чтобы сбить их до того, как они до нее доберутся, — Гриза Даллакс воздает должное Омниссии за его движущую силу и готовится выиграть для своих подопечных как можно больше времени.

Девятнадцать

Он дрейфует в неподвижном пространстве, теряясь в мгновениях, которые длятся целую жизнь. Он везде и нигде. Его толкают лицом вперед сквозь стену серых ножей. Его сухожилия пылают, кости ледяные. В этом месте, в этот момент его тело снова целое, и все это причиняет боль. И еще голоса.

Гурон.

Гурон.

ГУРОН.

Он не обращает на них внимания, хотя их прикосновения задерживаются на нем, хотя их когти цепляются за его плоть, а их колючки впиваются в его мозг. Он — Люфт Гурон, Гурон Черное Сердце, Тиран Бадаба и Кровавый Грабитель, предатель, еретик и изгнанный военачальник, и он слишком упрям, чтобы умереть.

Гурон рухнул на пол телепортариума Призрака Разрушения и втянул воздух в легкие, которые чувствуют кислородное голодание сильнее, чем положено космодесантнику. Его броня дымится от последствий перемещения через варп. Общепринятая мудрость гласит, что эффективно телепортироваться, не говоря уже о том, чтобы выжить, могут только те, кто облачен в терминаторскую броню, но Гурон умеет плавать в более глубоких течениях варпа, чем большинство смертных, и он делал это и раньше. Обычно это требует огромной концентрации и иногда оставляет его несколько истощенным.

В этот раз это чуть не убило его. Но «почти» — это уже неплохо.

— Повелитель! — восклицает Арменней Вальтекс, выходя вперед. Гурон принимает предложенную алхимиком помощь, чтобы подняться на ноги. Он доверяет Вальтексу, как никому другому. Сто лет назад Вальтекс видел Гурона на грани смерти и помог ему избежать ее ценой немалых усилий и личного риска. Если бы он предал Гурона сейчас, это было бы всего лишь возвращением долга, а не чем-то иным.

Вальтекс ничего подобного не делает, и Гурон с помощью Алхимика вновь обретает вертикальное положение. Он протягивает Вальтексу Эбеновый Коготь, все еще зажатый в отрубленной руке Вернгара.

— Изучи его, — прохрипел Гурон, его голос стал еще более напряженным, чем обычно. — Я хочу знать о нем все, что мы можем. Я знаю, что он обладает силой, но я не собираюсь слепо бросаться его использовать — я видел, какой эффект он уже произвел на Вернгара. И не прикасайся к нему своими руками, — добавляет он.

Вальтекс кивает и протягивает механодендрит, чтобы взять его из рук Гурона.

— Я доложу о своих выводах непосредственно вам, повелитель.

— Сначала отправьте нас в варп подальше отсюда, — говорит Гурон.

— Мы уже были готовы, и я отдал приказ, как только вы материализовались, — заверяет Вальтекс. Гурон чувствует, как вздрагивает его флагман, а затем по его скелету течет ледяная вода, которая сообщает ему, что он снова погрузился в варп, но на этот раз под защитой поля Геллера, и голоса, которые его мучили, не смогут до него добраться, по крайней мере на какое-то время.