Масоны. Популярная история: организация, облик, деятельность - Сергей Павлович Карпачёв

последние явились одним из факторов вступления ученого в орден вольных каменщиков. Скорее всего, в соответствии с его же многофакторной теорией здесь было обоюдное сцепление причинно-следственных связей. Ковалевский оказал большое влияние на русских «детей вдовы». В частности, биограф А. И. Шингарева отмечал, что тот находился под большим впечатлением его теории многофакторности.

Ученик Ковалевского по Московскому университету и племянник другого видного ученого-позитивиста А. И. Чупрова, писатель-масон А. В. Амфитеатров говорил о себе, что он воспитан в материалистическом мировоззрении и является позитивистом до мозга костей[263]. Зинаида Гиппиус называла его «ликующим позитивистом»[264].

Работы теоретиков позитивизма Бокля, Спенсера и др. составили мировоззренческую базу историка П. Н. Павлова-Сильванского.

Рационалистическое мировоззрение было присуще А. И. Сумбатову-Южину. «Приятно вступать в область мистических догадок и философской веры, – писал он своей жене в 1894 г., – но, по-моему, строгое изучение реальной временной человеческой жизни, здоровое и добросовестное отношение к задачам человека в его земной жизни дает большее удовлетворение, чем нирвана метафизических выводов»[265].

К «блестящей плеяде выдающихся ученых-позитивистов» относят специалисты Ю. С. Гамбарова[266]. Тесно было связано с позитивизмом рационалистическое мировоззрение Н. А. Морозова. Участвовал в международных социологических конгрессах и журналах, организованных представителями позитивистской школы вместе с М. М. Ковалевским и Е. В. де Роберти, историк А. С. Трачевский. Судя по речам и выступлениям в Думе, к этому же направлению примыкал В. А. Маклаков.

Вопрос об отношении человека с высшими духовными инстанциями и организациями, претендующими на их представительство на земле, – сложный и деликатный. Отсюда и отсутствие обильного материала на этот счет. В официальных документах в графе «вероисповедание» почти все «дети вдовы» писали «православное», за исключением католика А. А. Булата. Изучение имеющихся источников показывает, что религиозных ортодоксов в среде русских представителей «королевского искусства» не было. Зато среди них была заметна группа ярко выраженных атеистов.

А. В. Амфитеатров демонстративно подчеркивал свой атеизм: «Религия для нас была… полосою гипотез, в которых не встречалось надобности»[267]. Четко и однозначно оценивал писатель роль церкви в современной жизни. В фельетоне «Ответ москвичке» на вопрос о мнении автора о предстоящем отлучении от православной церкви целого ряда русских писателей, которое будто бы затевает Святейший синод, он высказался следующим образом: «…Русская литература давным-давно уже с совершенно справедливым презрением сама отлучила от себя Синод – жалкое бюрократическое учреждение…». И далее: «Православная церковь в настоящее время есть не что иное, как царепоклонническая политическая партия»[268].

Воинствующим атеистом был Г. Н. Вырубов. Выступая на II Конгрессе мира и свободы, он от имени части его делегатов предложил поправку к одной из резолюций: «Полагая, что отделение церкви от государства недостаточно, чтобы разрешить религиозную проблему и кончить с влиянием религии на народы; полагая, что всякая религия является препятствием для развития человеческого разума и что, покуда разум не разовьется, народы будут служить орудием властолюбия и алчности правящих или привилегированных классов, которые толкают народы к войне, Конгресс ставит в повестку дня изучение практических способов освобождения народов от религиозных доктрин»[269]. Не надеясь на принятие Конгрессом этой поправки, Вырубов в докладе разъяснил свою точку зрения. Выступая, естественно, против тех или иных насильственных мер, он ратовал за развитие просвещения, за переход от христианства к научному и индустриальному строю, от крепостничества к свободе, за «создание общества без Бога и короля», считая, что «при той свободе, которую мы получаем от религии словно милостыню, мы неизбежно идем вспять, ибо идеал христианства обретается в прошлом, а мы хотим двигаться вперед, так как ясно осознаем, что если золотой век где-нибудь существует, то существует он в будущем»[270]. Это выступление не осталось без внимания русской бюрократии. На заседании Совета Главного управления по делам печати Министерства внутренних дел России от 17 сентября 1874 г. при рассмотрении вопроса о газете «Санкт-Петербургские ведомости» и опубликованных в них работах Е. В. де Роберти давалась такая характеристика Конгресса и речи Вырубова: «На сборище это явились демагоги, социалисты, политические агитаторы, материалисты, атеисты – словом, вожди и почитатели анархии из всех стран Европы, в том числе Бакунин. В этом собрании принимал участие Вырубов, который сделал доклад о необходимости отделения церкви от государства. Вырубов заявил, что такое отделение недостаточно для разрушения религии. По его мнению, религия – помеха развитию человеческого разума и средство порабощения народа… К чести собрания, как оно ни было безобразно, его предложение не прошло. Таков друг и единомышленник одного из главных руководителей „Санкт-Петербургских ведомостей“»[271].

Перед смертью М. М. Ковалевский пригласил священника и причастился, после чего оправдывался перед своими друзьями и учениками, окружавшими его, говоря, что сделал это в память и ради матери и беспокоился, не очень ли они его осуждают. Это красноречиво говорит о религиозной позиции ученого.

Церковники обвиняли В. А. Маклакова во враждебном отношении к православию. В открытом письме к нему некто Н. Беляев писал: «В своей речи на торжественном собрании в честь Л. Н. Толстого Вы позволили себе ряд кощунственных сравнений и выпадов против православной церкви… Вы открыто и с достойной уважения прямотой заявили себя ее врагом, и, конечно, интересы гонителей ее Вам много дороже и ближе, чем интересы ее самой»[272]. Свидетельство об антирелигиозной или, по крайней мере, антицерковной позиции В. А. Маклакова дополняет его биограф Г. Адамович, отмечавший, что тот не был верующим в обычном смысле этого слова, то есть не соблюдал обрядов, в церковь ходил только по необходимости на официальные церемонии[273]. Интерес к религии, однако, у Маклакова сохранялся, во всяком случае под конец жизни его все чаще видели с Евангелием в руках.

С раннего детства сформировал у себя антирелигиозное мировоззрение Н. А. Морозов. «Занятия естественными науками, – писал он в автобиографии, – и постоянно слышимое от законоучителя утверждение, что они еретические и ими занимаются „нигилисты“, не признающие ни Бога, ни царя, сразу насторожили меня как против церковных, так и против монархических доктрин»[274].

Н. П. Павлов-Сильванский в детстве и в первые гимназические годы был очень религиозен и набожен, любил молиться, охотно посещал церковные богослужения, помогал при службе в алтаре и за свою серьезность и набожность пользовался любовью местного протоирея. Потом настал резкий перелом, религиозность прошла и заменилась полным равнодушием и даже неверием.

А. И. Сумбатов-Южин также в детстве находился под сильным религиозным влиянием своей тетки и матери[275]. Позже его отношение к религии кардинальным образом изменилось. В 1894 г. в письме к своей жене он так передавал свой разговор с известным русским религиозным философом В. С. Соловьевым: «Я прямо сказал Соловьеву, что вера всегда приводила человечество к религии, религия к застою и насилию не только над телом, но и над духом, а скептицизм и критика освобождали дух от морального, а тело от