Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова

как когда-то, все готов бросить к ногам переменчивой музы (ох, пошлость какая!) Готов всем пожертвовать и рискнуть ради будущей книги.

То были даже не мысли, скорее, ощущения, и Вадиму они не нравились. Попахивали предательством, отступничеством. У Ирочки остался только он, отец. Все остальные с нею простились, лишь он не хочет отпускать. И что же — в этом своем нежелании он лжет? Врет, что не сдался, не смирился? Только делает вид, что еще трепыхается, борется?

— Эй, ты не уснул?

Оказывается, Олеся говорила что-то.

— Прости, задумался.

— Смотри, осторожнее. Сколько случаев, когда водитель…

— Не переживай. Меня не тянет в сон. Так что ты сказала?

— Отвечала на твой вопрос, — слегка обиженно проговорила девушка. — Информации нет по двум причинам, как мне кажется. Первая очевидна: старались скрыть. Как именно, на какие пружины давили, какие рычаги задействовали, теперь уж не узнаешь, наверное, но разве мало было такого, что удавалось утаить от общественности? Например, трагедия, которая случилась в мае семьдесят второго года. Военный самолет рухнул на здание детского сада, погибли больше тридцати человек: экипаж, дети, работники садика. Замяли, скрыли. И, думаешь, мало такого случалось?

— Про ту трагедию, кстати, я слышал. Но соглашусь. Когда надо было умолчать, умалчивали. Но ведь были уже девяностые, не советские времена.

— В местных газетах писали вовсю, оттуда я в основном информацию и брала. Но это было до эпохи Интернета, когда все, что происходит, становится известным по всему миру — было бы желание знать, получать информацию. Старые газеты не оцифровали, так что в Сеть все это не было выложено. — Она помолчала. — Ответила на твой вопрос?

Вадим молча улыбнулся.

— Теперь я тебя спрошу. Как писателя. Собираешься писать об этом книгу?

Вадиму стало неприятно. Он разозлился на Олесю, хотя сам не понял, что его так сильно задело.

— У меня кризис. Я ничего не пишу. Ни строчки после… Надеюсь, и я на твой вопрос ответил.

— Точнее, поставил меня на место. Прости, не хотела любопытничать. Но кризисы проходят.

Оба умолкли, каждый думал о своем и, кажется, был не слишком доволен собеседником.

За окнами машины мимо них проплывали улицы, здания, автомобили. Серое утро, серый городок. Ночная тьма отступила, но Верхние Вязы этого будто не почувствовали: люди сидели по домам, на улицах было пустынно. Даже еще более безлюдно, чем всегда, подумалось Вадиму.

Он нашел место, где можно припарковаться: примерно там, где на днях стоял и смотрел на провалы, на закрытую опасную зону. Выйдя из салона машины, они пошли вниз по улице, в конце которой высилось ограждение. Никто не остановил их, не прозвучало сердитого окрика сторожа. Никому не было дела до того, что они собирались совершить. Оказавшись по другую сторону забора (это было проще простого, тут и там в ограждении зияли дыры, целые секции валялись на земле), Вадим сказал:

— Может, я один пойду, а ты покараулишь?

— Чего тут караулить? — отозвалась Олеся. — Нет уж, вместе так вместе. А почему ты решил, что под водой спортзал и столовая? Ты вчера сказал.

— Когда бегал по городу в поисках ответов, куда подевался Денис Сергеевич, со многими поговорил, в том числе и про Школьный провал. Он же в школе работал, как-то к слову пришлось. Не помню уже, кто точно сказал, это и не существенно. Земля обвалилась в субботу вечером, уроки давно кончились, в школе не было никого. Провал не такой глубокий, как Боковушка и Центральный, но вода стала быстро подниматься.

Они шли по когда-то довольно широкой заасфальтированной дороге. Справа и слева — кособокие постройки, груды битых кирпичей, ржавого металла, мусора, еще бог знает чего. Несколько десятилетий назад этим путем школьники спешили к первому уроку, боясь опоздать. Звонок звенел, классы наполнялись детьми, учителя спрашивали, кто сегодня дежурный, открывали классные журналы и шли по списку, проверяя отсутствующих.

Уже давно здесь не было людей — и место стало диким, как необитаемый остров, опасным и…

Голодным?

«Что за слово! Наверное, просто есть хочу», — подумал Вадим, зная, что дело в другом. Ему казалось, за ним следят — из-за разросшихся кустов, голых деревьев, ветшающих домов и гаражей.

Конечно, все дело в мыслях о том, что они идут по тонкому слою почвы, а ниже — пустоты, которые в любой момент могут открыться. Тогда земля в прямом смысле уйдет из-под ног, и они провалятся, покалечатся, погибнут.

— Тебе страшно? — спросила Олеся, снова угадав его мысли. Видимо, потому, что сама думала о том же. — Тут нельзя ходить, все может обвалиться.

— За столько лет не обвалилось же, — ответил Вадим. — Надеюсь, мы не настолько невезучие, что именно под нашими ногами…

— А если дело не в везении или невезении, но в чьей-то злой воле?

Вопрос Олеси так и остался висеть в стылом воздухе. Что тут ответишь?

— Знаешь, а я не бывала здесь. Хотя и живу не так далеко, и профессия подразумевает любопытство, и я любознательная, вот только… Страшно до одури, даже на фотографии трудно смотреть. Не знаю, почему, но ямы, дыры в земле, особенно если грязной водой наполнены, меня пугают. Всегда пугали.

— И все же ты идешь.

— Да, все же иду, — просто ответила она. — Нужно идти.

— Интересно, из школы забрали мебель, инвентарь? Или там все так, как было много лет назад? — спросил Вадим, меняя тему.

— Вот на этот вопрос могу ответить. Читала, что поначалу, когда провал случился, никто и близко не подходил: боялись, что он будет шириться, края неустойчивые. Только через некоторое время решились зайти с дальнего входа, спасли самое ценное. Документы, наверное. А мебель выносить смысла никакого: куда девать? Люди бежали из Верхних Вязов, сам знаешь. Не было надежды, что появится новая школа и туда можно будет переехать.

— Денис Сергеевич говорил, в Верхних Вязах и вторую школу хотели строить. В хорошие времена. Но не успели.

Пошел снег. Пока слабый, но, судя по тому, как почернело небо, грозящий превратиться в нешуточный буран. Совсем зима… До апреля будут трещать морозы, навалятся тяжелым брюхом снегопады. Темно, холодно, мрачно.

— Мы на месте, вот и она, — констатировал Вадим. — Школа.

Постройка была не такая, какие привык видеть Вадим в родном городе. Старые и новые школы в Быстрорецке построены иначе, архитектура была другой. Здесь перед ними было длинное здание в два этажа, спроектированное без особых затей. С того места, где сейчас стояли Олеся и Вадим, провала видно не было. Они находились перед глухой стеной без дверей и окон, придется обогнуть здание.

— Нужно найти ближайший вход или