Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова

— А ты как думал. — Олеся произнесла это равнодушно, но была польщена. — Не один месяц ковырялась во всем, по крупицам собирала тут и там.

— Истощение не показатель, они могли по разным причинам плохо питаться и мало отдыхать. Дорога была долгая, работа тяжелая; увлеклись раскопками. Никакая нечисть им есть и отдыхать не мешала. И не ссорила их, они в этом смысле и сами неплохо справлялись. Все укладывается в общую картину.

— Ладно, хватит. Ты же сам так не думаешь, я вижу. Ты ему веришь.

— Как и ты.

Олеся и Вадим некоторое время смотрели друга на друга, пока она не отвела взгляд.

— Тело Наташи было обескровлено? Это точно?

— Не сомневайся.

Вадим включил чайник, хотя не собирался пить чай. Просто нужно было переключиться, осмыслить услышанное. К общей пестроте фактов и событий прибавился еще один фрагмент — трагичный, необъяснимый. Но как все это связывалось, соединялось?

— У меня есть еще кое-что.

Он невольно рассмеялся.

— Стою и думаю, как мне имеющееся сплести воедино, чтобы разобраться хоть в чем-то. А у тебя снова пригоршня информации.

— Ну извини. — Она взъерошила волосы, поджала под себя ноги. — Ты слышал, наверное, о «трассе смерти»?

— О так называемой «банде ГТА»? Слышал, конечно. Как все.

— Да, об этом. На трассах Москвы, Подмосковья, Калужской области была совершена серия нападений, всегда по одной схеме: на дорогу выкладывались шипы, у автомобиля, проезжавшего по дороге, оказывались проколоты шины. Машина останавливалась, бандиты расстреливали водителя и пассажиров, забирали все ценное. Преступления эти совершались с 2012-го, продолжались не один год. Всего было шестнадцать нападений, погибли семнадцать человек: мужчины и женщины, пенсионеры, таксисты, дачники. Велось расследование, установили главаря, арестовали участников, был суд… Я просто напомнила, в общих чертах.

Вадим гадал, какое отношение давняя история имеет к происходящему в Верхних Вязах.

— Вряд ли ты в курсе, но нечто похожее было и у нас. Только еще раньше, в девяностые. Бандиты грабили автомобили на дорогах, убивали людей с крайней жестокостью: стреляли, резали. — Олесю передернуло. — Я видела кое-какие снимки в архивах. Лучше бы не видела. Действовали, видимо, по наводке, потому что среди жертв не было нищих пенсионеров и дачников, сплошь богатый улов. Продолжалось это девять месяцев, грабежи происходили на разных дорогах. Поймать преступников не удавалось, свидетелей они не оставляли. Ничего, что могло бы вывести на бандитов, милиция найти не могла. К тому же места глухие, это все осложняло. Правда, поговаривали, что ниточки тянутся наверх, потому расследование и топчется, не продвигается.

— Но в итоге-то бандитов поймали?

Олеся отрицательно мотнула головой.

— Все прекратилось само. То ли главарь умер, то ли другая причина. Ничего не нашли: ни базу преступников, ни возглавляющих банду, ни рядовых исполнителей. А закончилось все аккурат после знакового, громкого события.

— Пропажа автобуса и гибель детей.

— В точку. Вроде бы эти происшествия никоим образом не связаны: тут — грабежи автомобилей и убийства водителей и пассажиров, там — несчастный случай. Однако многим казалось, что связь есть. Во-первых, местность: все происходило в наших краях, в большей или меньшей удаленности от Октябрьского. А во-вторых, все так или иначе связано с путем-дорогой.

Олеся переменила положение, взглянула на часы.

— Ночь уже.

Вадим пропустил это замечание мимо ушей. Он достал авторучку и блокнот, с которым по старой писательской привычке не расставался, хотя давно уже ничего туда не записывал: ни наблюдений, ни пришедших в голову фраз или идей, ни сюжетных схем.

— Что ты делаешь?

— Хочу упорядочить, — пробормотал он, — мне так проще. Надо наглядно представить, чтобы решить, куда двигаться дальше.

Следующие минут пятнадцать Вадим чертил линии, записывал в две колонки факты. Олеся сидела в кресле, наблюдала за ним. Когда он отложил ручку и сказал: «Итак, что мы имеем?», выяснилось, что девушка спит.

Вадим тихонько поднялся со стула, взял с дивана покрывало, хотел укрыть Олесю, но она встрепенулась, уставилась на него непонимающим, еще затуманенным дремой взглядом.

— Ох, я, кажется, прикорнула чуток.

Она детским жестом потерла глаза, выпрямилась в кресле.

— И правильно. Тебе нужно выспаться.

Олеся восприняла это как сигнал: решила, что Вадим ее выпроваживает, заторопилась прочь, к себе в комнату.

— Нет-нет, ты неверно поняла. — Он вскинул руку, останавливая ее. — Уходить никуда не нужно. Я не хочу, чтобы ты пропала, как Денис Сергеевич.

— Пропасть можешь и ты, — резонно возразила Олеся. — Тут в равной степени опасно для нас обоих.

Ночь. Убогая комнатенка. Полузаброшенный, еле живой городишко, затерянный на просторах огромной страны, угрюмо хранящий свои тайны. И они двое. Плечом к плечу против чего-то, чему не могут найти названия.

Они смотрели друг другу в глаза, и у Вадима промелькнула мысль, что Олеся сейчас подойдет, обнимет его, поцелует и… И, возможно, он ответит.

Губы ее приоткрылись. Вадиму показалось, что он одной ногой шагнул в пропасть. Но вторая нога опиралась на твердую почву. Он сморгнул и отвел взгляд. Ни к чему усложнять все еще больше.

Через секунду Вадим не мог понять, как в его голову могли закрасться эти мысли.

Было что-то непристойное в том, чтобы думать о поцелуях, когда…

Ирочка (и Вера). Матвейка. Денис Сергеевич.

Пропавшие, умершие, исковерканные этим городком. Заниматься тут сексом — все равно что делать это на кладбище. На свежей могиле, на костях.

— Кресло раскладывается, лягу там, а диван в твоем распоряжении, — сказал Вадим, и голос его прозвучал ровно.

— Неудобно тебя прогонять.

Олеся тоже говорила совершенно спокойно, хотя и на нее нахлынуло пару секунд назад. Но какое это имеет значение? Обоим хватило ума удержаться.

— Не спорь.

Она улыбнулась.

— Истинно рыцарский поступок. Пойду возьму кое-что из вещей.

— Сходить с тобой?

Олеся уже открыла дверь.

— Брось, ничего не случится. Если бы меня хотели украсть или убить, уже сделали бы это.

Вадим подумал, что такая логика работает не всегда. Потому что далеко не сразу бывают ясны истинные мотивы других людей. Однако возражать не стал.

Минут через пять Олеся вернулась с рюкзаком.

— Подумала и решила, что не хочу ничего оставлять наверху. Раз не собираюсь ночевать там, то какой смысл? К тому же на втором этаже душ плохо работает. Я тебя не стесню?

Вадим заверил, что нет. Он успел выдержать неравный бой с ветхим креслом, сумел его разложить, не разломав окончательно, и застелить постельным бельем. Выключил верхний свет и, пока Олеся устраивалась на ночь, вчитывался в свои записи.

Какая-то мысль не давала покоя. Вернее, не мысль даже, а воспоминание о ней. Как будто он отметил нечто важное, а потом что-то сбило его,