Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest

Он мне жизнь спас. Причем, дважды. Да я тебе рассказывал про тот случай, когда мы японские осадные пушки ходили взрывать.

- Я помню. А как офицер на это вообще пошёл? Ведь это, наверное, нарушением было?

- Было, - согласился со мной бывший контрабандист. - Но я уговорил. Только не спрашивай как.

- Хорошо, - покладисто согласился я, примерно представляя сумму для такого уговора. - Так что там дальше было?

- Дальше? Топаннен в шинель Бурякоффа вырядился, да и перешёл в их вагон. Да и не с пустыми руками. А Василий — к нам. Посидели, повспоминали войну, ребят. Выпили немного, закусили и уже собирались идти менять его обратно, так как договорились с офицером, что именно на этой остановке вернём ему Василия, а тут как раз и стрельба началась со взрывами. Быстро сообразили, что это могут почтовый вагон грабить. А у нас там Юхо. Так что деваться было некуда, решили вмешаться, чтобы товарища спасти, - в сердцах махнул рукой Рейно Лахти и достав из внутреннего кармана плоскую флягу, сделал пару глубоких глотков.

Я тут же кинулся к сумке с припасами, которую мне собрали в усадьбе на дорогу, и выложил на стол уже порезанную кровяную колбасу, хлеб, пару луковиц, варенные яйца. Одним из которых мой собеседник тут же и закусил выпитое.

- Спасибо, Матти.

- На здоровье, дядька Рейно. И как вы повоевали? Дед говорил, что у вас двое раненых было.

- Да. Двоих зацепило. Того же Юхо сильно побило щепой от взрыва динамитной шашки, и Пекка пулю поймал в бедро. А у русских двое солдат убило и почти все раненые были. Ну и эти бандиты зачем-то паровозную бригаду расстреляли. Наверное, железнодорожники сопротивление оказали. Своих-то, поляков из служащих вокзала — просто связали. Сволочи, - и дядя Рейно ещё раз приложился к фляжке.

- Значит не зря тащили патроны из Англии. Пригодились они вам, - усмехнулся я.

- Ещё как пригодились. Когда стрельба началась и я понял, что нам всё равно вмешаться придётся, то разделил команду на тройки. Пекка как раз и повёл свою двойку к паровозу с обратной стороны состава. Ещё одну тройку я отправил к зданию вокзала, и они там в ножи взяли троих поляков, которые повозки охраняли. А я с Василием и Карлом под составом схоронился. Пекка первым огонь и открыл, когда обнаружил расстрелянных машинистов с кочегаром. Он всегда такой, вспыльчивый. Мы его из-за этого редко в вылазки брали, но стрелок от бога. Да ты и сам знаешь. Бандиты в это время столпились возле почтового вагона и вагона охраны. А когда тройка Пекки огонь открыла, то они на них все и насели. Хорошо, что ночь была лунная, и мы с двух сторон, от вокзала и из под вагонов, быстро их смогли перестрелять.

Мужчина умолк и уставился в окно на проносящиеся мимо скалы и деревья, как будто мысленно переживал ту ночь ещё раз. А может, и на самом деле переживал. На мгновенье дневной свет в вагоне сменился на темноту, когда состав въехал под мост, но этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Рейно Лахти в наш мир.

- Вот же, - произнес он непонятно, мотнул головой и, приложившись ещё раз к фляжке, ухватил со стола вяленый с перцем рыбий пузырь и с удовольствием им захрустел.

- Дядь Рейно, а что дальше-то было?

- Дальше? В вагоне первого класса жандарм ехал. Полковник. Он-то и взялся командовать. Вызвал из Вильны солдат и жандармов, организовал оцепление. Поговорил со мной, я ему и выложил всю правду. А чего скрывать? Затем нас разоружили и приставили охрану. Мы так до Санкт-Петербурга и ехали, с запретом выходить из вагона. В Петербурге в казарму жандармскую заселили и дня три опрашивали, а потом вернули оружие и отпустили. А аккурат на Рождество прислали приглашение на награждение. Самое странное, что награждали в банке. Ну, в том, в котором ты социалистов пострелял. Мне медаль «За храбрость» дали и четыреста рублей премии, а парням — просто по двести рублей. Они ещё остались погулять по Гельсингфорсу, а меня дед твой дёрнул, чтобы я тебя до Улеаборга сопроводил.

- Извините, дядя Рейно, что сорвал празднование, - растерялся я.

- Да нормально всё, Матти. Мне и так надо было ехать. И Мария, супруга моя, на сносях, да и я же судья на твоих зимних пионерских играх.

…..

Когда выезжал из столицы княжества, то решил, что не буду давать телеграмму родным. А то, чего доброго, торжественную встречу организуют, с оркестром и речами.

В Улеаборг приехали поздно, но я успел на последний поезд до Яали. Договорился с паровозной бригадой, что они остановят состав на нашей, хуторской платформе, чтобы я не тащил два своих чемодана с городского вокзала. Людей в вагонах по позднему времени было мало, так что я добрался до места никем не узнанным. Даже кассир, отец одного из моих пионеров, в полумраке вагона не признал меня. Или меня уже подзабыли, или я так изменился за последние полгода.

Машинисты не забыли о моей просьбе, и я через час после отправления из Улеаборга уже стоял на знакомой платформе и с удивлением пялился на электрическое освещение дороги от самого города и до нашего озера. Надо же, когда уезжал, никто даже и не планировал подобное. Чудны дела твои, Господи.

Похрустывая свежим снежком, с чемоданами в руках и с рюкзаком за спиной, я быстро добрался до родного дома. Только подошёл к дверям, как услышал щелчок отодвинутого засова и передо мной сама по себе распахнулась дверь. Ага-ага. Мой тонтту меня учуял и дверь, запертую на ночь, открыл. Было такое уже пару раз. Так, стоп, или он не тонтту уже? А пяру? Не. Мне пофиг. Был для меня тонтту, вот пусть им и остаётся.

- Спасибо, Хиири, - поблагодарил своё невероятное и фантастическое существо, которое принялось нарезать вокруг меня круги, как только я вошёл в прихожую.

В самой прихожей горел не очень яркий электрический светильник. Тоже чудо чудное, если вспомнить отношение бабы Ютты к электричеству. В остальном доме было темно и чуть слышно из-за дверей комнат на первом этаже доносился храп. Ну, раз все спят, то и не буду никого будить, дождусь утра. Запер входную дверь, снял пальто, разулся, оставил внизу оба чемодана и поднялся наверх, в мансарду, в свою комнату.

- Ну