Герцеговина Флор - Виталий Павлов

- Так, хлопцы! На крайний случай чего, хочу предупредить, у меня желающих на это место до…

Тут директор употребил не совсем цензурное слот во, выражающее, по его мнению, точное количество желающих работать именно на этом свином пятачке.

- Так что, или работать, или можете сразу идти на…

В этом месте директор опять произнес то же слово, которое в данном случае служило для нас уже путеводной звездой. Если, конечно, мы не будем работать «как надо».

Сделав это важное политическое заявление, директор замолчал. В связи с тем, что ответного слова не прозвучало, некоторое время он следил за тем, как мы соединяем проводами колонки и расчехляем инструменты. Потом прислушивался к звукам, рвущимся из колонок. Потом, сказал:

- Теперь, значит, на крайний случай чего, чтоб проверить ваш уровень, сыграйте мне «Лебединую верность».

Обязанности у нас были распределены четко. Я отвечал за песни типа «Ах, Одесса!», «итальяно» и Битлов. Кырла пел рок и подпевал, где только возможно, а советские шлягеры и песни народов и народностей были вотчиной Гешки. Когда приходил их черед, Гешка брал в руки микрофон, а Кырла садился за ударную установку. Женщины средних лет, присутствующие на наших концертах, готовы были уйти к Гешке навсегда. Лишь бы он пел и пел. Так что за этот раздел популярной музыки мы были спокойны. Мы взяли первый аккорд.

Над землей летели лебеди…

Гешкино исполнение этой песни потрясло директора. Видимо, такого уровня он не ожидал. Директор даже покраснел. Наверное, ему стало стыдно за то, что в разговоре с нами он дважды употребил нецензурное слово. Директор крякнул, глаза его загорелись, и он, довольно потирая руки, вышел из зала. Понял, что не прогадал. Кухарки, поварихи и ложкомойки, вывалившие во время пения из-за перегородки, удовлетворенно улыбаясь, удалились. И пар повалил, и запахло чем-то жарено-общепитовским.

Мы не волновались, хотя это был день нашего дебюта. Черногорцы признали нас сразу. Нам не давали отдохнуть. Какие-то летчики сельхозавиации. Потом Эдик Шароян — профессия неизвестна. Снова летчики, снова Эдик и снова летчики, и снова Шароян, и неизвестно кто. Причем, как мы поняли спустя некоторое время, для большинства было неважно, что мы играем, гораздо больше их интересовала первая часть — объявление следующего музыкального номера.

Для летчиков сельхозавиации с борта самолета пятнадцать пол сотни шесть звучит эта песня!

Для Эдика Шарояна — летчика-вертикалыцика…

Для Эдика Шарояна — капитана дальнего плавания. В зависимости от дня недели или его спутницы.

От Эдика Шарояна для всего зала!

Всего хорошего! В такой день…

Обилие летчиков в таком маленьком зале нас не удивляло. Рядом с городом находился военный гарнизон. 6 нем жили в основном летчики морской авиации. Удивляло, что все эти летчики не носили военную форму. Да и выправка у них была какая-то подозрительная. Но это же работа. За ваши деньги мы тебя хоть фельдмаршалом назовем. А пока для простых летчиков…

Листья желтые над городом кружатся…

Нет. Конечно, попадались и желающие послушать, как говорят дикторы радио и телевидения, «свои любимые мелодии». Любимыми мелодиями чаще всего оказывались последние эстрадные шлягеры, а желающими их послушать — одинокие женщины средних лет, которых обычно в ресторан этапировали подозрительного вида мужчины. Подозрительные в том смысле, что они, если даже и обещают жениться, то никогда этого не сделают. Однако были и те посетители, которые именно в ресторане хотели услышать одну заветную мелодию, которую они, как на грех, никак не могли найти в потоке кабацких боевиков. Не могли они ее и вспомнить. Названия не знали, а слова вылетели из головы. В этих случаях нам помогала наша память, стопка песенников, или классическая кабацкая палочка-выручалочка:

- Старик, ты напой, мы сыграем!

Несмотря на то что такие меломаны сбивали ритм нашей работы, к ним мы относились гораздо лучше, чем к тем, кто менял свои музыкальные пристрастия по нашей воле. Им было все равно, что мы играем, лишь бы только услышать свое имя, усиленное фирменными динамиками «Динаккорда».

Кстати, довольно скоро мы узнали, что летчики — никакие не летчики, и на самолетах никогда не летали, потому что живут всю жизнь безвыездно в Черно- горске и грузят в товарные вагоны желтый камень ракушечник. Поэтому лица у них коричневые от солнца и пыли, а пальцы на руках шершавые, набухшие и потрескавшиеся, как почки на ветках каштана весной. В заключение первого вечера летчики маршировали под «Славянку», жали всем руки, целовали официанток и, что называется, сорили деньгами. Три «Славянки» подряд. Наконец они удалились, наверное, чтобы загрузиться на борт своего пятнадцать полсотни шесть на месяц и пахать там до следующей зарплаты. А уже через месяц приземлиться на кафельном полу «Девятого вала» и просадить за один присест все до копейки.

Зал опустел. Рубашку на мне можно было выжимать.

- Ну, такого у нас еще не было! — сказала Фроловна, выходя из-под пальмы и затягиваясь беломо- риной.

В этом ресторане все женщины почему-то предпочитали курить папиросы, а сидеть под пальмой. Может быть, боевое прошлое сказывалось?

- Такого точно не было! — подтвердила Нина Ивановна — женщина-гора.

У нас тоже. Я еще ни разу в жизни не зарабатывал столько денег в один день.

Из-за стойки выскочила буфетчица Надя с двумя фугасками шампанского.

- Ребята, да я вас! Да вы мне…

Полетели пробки, заискрилось шампанское. Банкет! Ну, натурально, банкет! Вышел Эдик Шароян — потомственный шабашник.

- Кто Надьку тронет — зарежу!

Упал в кресло, захрапел по-богатырски, но с акцентом. Надька смотрела влюбленными глазами на Гешку. Гешка смотрел на нее, как на тетю. Причем не очень красивую и совсем не родную.

- Золотые вы мои! Пейте, гуляйте раз так!

Раз, как?

- Раз так много заработали сегодня! Да столько чаевых в жизни никогда не давали! Потом для меня «Алешу» споете?

- Споем, Наденька! Конечно, споем.

В дверях стояло четверо молодых людей.

- Эй, ты! Да-да, с усами!

Обращались ко мне.

- Бывшие наши, — перешла на шепот Надька. — Пусть только попробуют тронуть!

Намерение молодых людей четко читалось на их лицах.

- Да я их! — Надя понимала: продолжение банкета был под угрозой. — Эдик! Эдик! Он их запросто прирежет! Да за такие деньги запросто порежет. Он тут одного за пачку сигарет пырнул!

Эдик спал беспробудно.

Я понял, что точки над i надо ставить сразу, а значит, сейчас нас ожидала командная встреча по боксу. Как бывшему профессионалу мне предстояло боксировать в первой паре. Я пропустил всего один удар, но под глазом тут же налился приличный фингал. Сопернику было гораздо хуже. От досады и злости я ничего не видел. Один глаз заплыл от пропущенного удара, второй помутнел от ярости. Я махнул соперника через бедро, а потом добивал его в партере. Меня отливали водой. Как проходили другие схватки, я не знал.

После матча банкет был продолжен.

Это был первый и последний случай, когда рука жителей Черногорска поднялась на своих кумиров. Черногорцам понравилось, что мы смогли постоять за себя, ведь кулачный бой как развлечение в Черногорске занимал одно из первых мест, уступая тому же ресторану и вечернему сеансу в местном кинотеатре. Только к рассвету мы добрались до гостиницы, где для нас была забронирована комната Обрывки мелодий, слова из песен еще некоторое время крутились в голове, а потом все пропало. Будто отключили питание.

В субботу, рано утром, мы отправились на автомобильный толчок выбирать средство передвижения. Те же две четверти, тот же ля-минор…

Есть газеты, семечки каленые, сигареты, а кому лямон?

Нет, лимоны и сигареты нас не интересовали, а вот «запорожцы», преимущественно «горбатые», как наиболее дешевые, представляли интерес. Мы имели довольно смутное представление о достоинствах и недостатках этой машины. Одно знали точно — она похожа на фирменного «жучка». В остальном полагались на Сашу — крупного специалиста, который, по его словам, собаку съел на этих керосинках.

Илик подобрал Сашу где-то на Украинке. Украинка — один из дальних районов Симферополя. Там Саша по вечерам губил свой талант водкой с пивом у торговой палатки. Был он невысок ростом, чумаз и несколько несвеж, мягко говоря. Кроме водки, он любил порассуждать об устройстве вселенной, беря за ее модель двигатель «запорожца». Саша выбирал машину, как говорится, на свою голову.

- Передок хреновый, масло гонит, резина — тютю. Не подходит! У этого два цилиндра не фурычат, колодкам труба. Не подходит! Придется брать этот. Тоже не фонтан, но подмарафетим, будет бегать, как… Как…

Саша так и не смог сказать, как будет бегать наш «жучок». Довольно скоро каждый из нас смог подобрать это сравнение. На следующий день, в понедельник, уладив формальности, мы официально стали владельцами автомобиля. Добавлю: мы полагали, что счастливыми владельцами, а как поняли немного позже, его бывший хозяин стал действительно счастливым, продав это чудо нашего века. У «жучка» оказался довольно скверный характер. И мы, переночевав несколько раз на середине дороги между Симферополем и Черногорском, решили возить Сашу с собой точно так же, как запасное колесо и набор инструментов. Саше это неожиданно понравилось. Он получил возможность в свободное от лежания под машиной время общаться с официантками. Он рассказывал им о перебоях в снабжении фреоном, так как был специалистом по холодильным установкам, и танцевал с черногорскими дамами, отставив мизинец на правой руке, обхватывающей талию. Кроме этого, Саша назначал свидания, спрятав замасленные руки в пиджачные рукава, строил глазки буфетчице Наде, находясь, сам того не подозревая, под «дамокловым мечом» Эдика Шаро- яна. Наконец, ежевечерне Саша ужинал с вином, а потом спал, до очередного ЧП, на плече у кого-нибудь из нас по дороге домой.