Выше полярного круга (сборник) - Валентин Гринер

Руководили воскресником Мартынов и парторг Першиков. Они (Собрали пятиминутное совещание начальников участков и служб.

— Кто еще в этом году не был в отпуске? Прошу поднять руки, — предложил директор без всяких вступлений.

Руки подняли почти все.

— Так вот, дорога в отпуск лежит через лесной склад. Положение на шахте вам известно. Все виноваты в этой запущенности, поэтому все должны за нее отвечать и побыстрее наводить порядок. — Павел Ефимович развернул лист ватмана, где была начерчена территория склада, разделенная на районы и закрашенная в разные цвета. — Здесь написано все каждому участку. Делайте, когда найдете нужным. Срок — один месяц. — Он помолчал, глядя, какое впечатление это произвело на собравшихся, и Добавил: — Я знаю, что это не совсем законно. Но иначе поступить не могу. Никакими другими силами такой объем работ нам не поднять. Кто не согласен, может обжаловать мои действия. Я за демократию, за критику руководителей. Но в данном случае я считаю себя правым…

Начался воскресник. Несколько сот человек с жаром взялись за дело. Гремел оркестр, музыканты добросовестно воодушевляли работающих.

К концу дня Мартынов пошел к лесоспускной скважине. Он шел и думал о том, что эта простая дырка, когда-то разумно пробуренная с поверхности на второй горизонт, могла сейчас круто повернуть дело. При одном вертикальном стволе доставка в шахту крепежного леса была тем неумолимым и обидным тормозом, который держал проходчиков и добытчиков, не давал развернуть в полную силу проведение подготовительных и очистных работ.

Буровики сидели на извлеченных из скважин бревнах и курили. Рабочие были перемазаны грязью.

— Умаялись? — спросил директор.

— Маленько есть, — ответил Василий и повертел в уголке губ замусоленный окурок.

— Надо вам взять еще людей, — настоятельно посоветовал Павел Ефимович. — А так прохлюпаетесь до второго пришествия. Видимо, скважина забита до самого низу…

Рабочие странно переглянулись и ничего не ответили.

— Сидим вот и маракуем, — проговорил, наконец, Валька раздумчиво. — Идти к вам или не идти…

— Если по делу, почему же не идти? Случилось что-нибудь?

— А чего случится. Все по науке! Хотели, товарищ директор, просить у вас деньжат. Как-никак, воскресенье сегодня…

— Мы же договорились, что никаких авансов, — напомнил Мартынов.

— А мы не за авансом. За расчетом.

— Шутите! — Павел Ефимович торопливо подошел к скважине и заглянул в нее, но ничего не увидел: дальше пяти метров в трубе было темно.

Тогда буровики поднялись, подтащили к скважине стойку, поставили ее «на попа» и бросили вниз. Через несколько секунд донесся сигнальный звонок: стойка ударилась о почву второго шахтного горизонта.

— Наш вопрос! — гордо выпалил Валька и победоносно посмотрел на директора: мол, знай наших.

Мартынову хотелось обнять и расцеловать этого усталого человека, но он сдержал чувства, сказал:

— Молодцы! Вы сделали великое дело для шахты! Пойдемте искать бухгалтера и кассира.

По дороге в свой кабинет Павел Ефимович заглянул к парторгу. Першиков переодевался за шкафом.

— Хочешь, Николай Степанович, убью тебя наповал? — предложил он, усаживаясь на край стола.

— Валяй, — согласился парторг. — Только дай застегнуть брюки.

— Скважина работает!

— Сказки венского леса.

— Буровики сидят у меня в приемной. Пришли за расчетом.

— И что ты собираешься делать?

— Платить.

— За три дня — тысячу?

— Но ведь каждый день мы теряем десятки тысяч от простоев…

— Посадят, — спокойно сказал парторг, — Завтра станет известно в народном контроле… Ты хоть скажи трудовикам, чтобы какой-нибудь липовый табель написали недели на три.

— Не бойся, в напарники тебя не возьму, — сказал Мартынов и вышел.

Бухгалтер уже ждал его у двери и прошел за ним в кабинет вместе с рабочими.

— Надо людям деньги заплатить по аккордному наряду. Я подписал, — сказал директор.

Высокий мужчина с совершенно седой головой и красивыми голубыми глазами, больше похожий на актера, чем на бухгалтера, вопросительно поднял густые брови.

— Там же большая сумма, — тихо напомнил он.

— Да. Большая. Люди закончили работу досрочно. Надо платить.

Бухгалтер молчал.

— Я подписал документ и буду нести за это ответственность, — решительно сказал Мартынов.

— Я думаю о другом, — проговорил бухгалтер. — В кассе нет ни гроша. На счету — тоже. Вы же знаете, что у нас просрочка в банке. Не представляю, чем будем платить аванс пятнадцатого числа.

Мартынов потер ладонью лоб, посидел молча.

— Ладно, вы свободны. — Павел Ефимович подождал, пока за бухгалтером закрылась дверь, и поднялся. — Не дают в этой кассе, найдем другую. — Он позвонил в гараж и вызвал машину — Поедете со мной или здесь подождете?

— Поедем, если не зря, — согласился Валька.

Они сели в «газик» и поехали в шахтерский поселок. Возле почтового отделения Мартынов приказал шоферу остановиться.

Через несколько минут Павел Ефимович возвратился и протянул буровику пачку купюр.

— Пересчитай. Здесь тысяча.

— Вы что, товарищ директор? — не очень настойчиво протестовал Валька. — Ваши личные не возьму. С книжки сняли?!

— Это не имеет значения. Я обещал. Договор дороже денег. Бери! Я не дарю тебе, а просто одалживаю шахте. У нее сейчас нет. Понимаешь? Нет!

— Если так, тогда ладно, — согласился буровик. Взял деньги, небрежно сунул их в карман и вышел из машины. Следом за ним выскочил Василий.

В понедельник буровик на смену не явился. Не было его во вторник и среду. В забоях, куда валом шел лес, горняки посмеивались, благодарили Вальку и говорили, что человек сделал доброе дело, сорвал хороший куш и пусть теперь погуляет в ресторане.

Вечером в четверг прогульщик ввалился в кабинет директора. Он был в новом костюме, модной куртке и новеньких, но очень грязных ботинках. Человек плохо держался на ногах. Он прислонился к косяку двери.

— Я скотина? Я человек… и у меня есть совесть! Думал, последний человек Валька? Ограбил директора… Я больше работать здесь не могу. Уеду к чертовой матери! Уеду! Мой вопрос. Подпиши заявление. — Шатаясь, он подошел к столу, с трудом достал из кармана мятую бумажку и положил ее перед директором.

— Не пожалеешь? — спросил Павел Ефимович.

— Может, пожалею… Но я не могу, директор, смотреть тебе в глаза. Пиши!

Мартынов посидел молча, слушая, как тяжело сопел Валька над его ухом, потом написал в уголке заявления резолюцию.

— Прости, директор. Будь здоров! — Валька вышел из кабинета и направился в отдел кадров.

— Что, увольняешься, значит? — спросил кадровик, прочитав заявление.

— М-мой вопрос! Увольняюсь… Когда за расчетом?

— Придешь завтра. Но только трезвым. Пьяному расчета не дам.

На следующий день он пришел в отдел кадров помятый, поникший и трезвый. Потоптался у высокой стойки, спросил:

— Что там, готово?

— Ты о чем?

— Расчет!

Кадровик достал из папки заявление и протянул его заявителю. Тот развернул бумажку и в уголке прочитал резолюцию: «Иди проспись».

Мы стояли с Мартыновым в фойе Дворца культуры и о чем-то беседовали. Был День шахтера — самый большой праздник на нашей студеной земле. Горняки приходили во Дворец целыми семьями. Павел Ефимович едва успевал отвечать на приветствия и пожимать руки знакомым. Вдруг к нам подошел мужчина с улыбчивым лицом и очень знакомыми глазами. Рядом с ним стояла низенькая женщина и держала за руку мальчика лет шести.

— С праздником вас, Павел Ефимович, — сказал мужчина. — Приглашаю в буфет на бутылку шампанского. Надо обмыть.

И он бережно притронулся к лацкану пиджака, где сияла новенькая «Шахтерская слава».

— Доволен? — спросил директор.

— Еще бы! — ответила за него жена. — В прежние времена неделю бы обмывал…

— Мой вопрос, — проговорил горняк.

Запись вторая

Однажды я решил провести день с Мартыновым. Хотелось посмотреть, куда уходит рабочее время директора, как он расходует свою энергию, какими делами занимается, о чем говорит с людьми…

Я приехал на «Промышленную» рано утром, вошел в кабинет.

— Можно, Павел Ефимович, посидеть у вас денек?

— Как? — удивился директор. — Сутра до вечера? Без дела? — Ему показалось странным, что человек может просидеть целый день без видимых занятий.

— Просто мне интересно. Устроюсь в уголке, а вы не обращайте на меня внимания, не стесняйтесь.

— Сиди, если времени не жалко. А стесняться мне тебя нечего. Я не барышня, ты не жених…

Мартынов прислушался. На потолке были установлены два ряда люминесцентных ламп, и какая-то из них противно гудела: барахлил дроссель. Павел Ефимович позвонил, вызвал к себе энергетика шахты: