Сквозь волну (ЛП) - Хедли Таниша

Отстраняюсь, довольная улыбка растягивается на моем лице. Ее грудь быстро поднимается и опускается, лицо раскраснелось, и я понимаю, что сделал свое дело, когда она хватает ближайшую подушку и швыряет ее мне в голову. Смеюсь, легко уклоняясь.

Пока она еще не успела запутаться в своих мыслях, дотягиваюсь до ее руки и игриво сжимаю.

— Иди в душ и одевайся. У нас есть планы.

Малия смотрит на меня с приподнятой бровью, не до конца мне доверяя.

— Планы? Что за планы?

Я пожимаю плечами.

— Идея Габриэля. Задания по созданию команды. Ты же знаешь, какой он.

Я сохраняю выражение лица как можно прямее, продавая ложь, хотя вижу, что она все еще настроена скептически.

— Угу, — бормочет она, явно не убежденная, но все равно соглашающаяся. — Хорошо, но если это какой-то глупый розыгрыш, то ты мёртв.

Я смотрю, как она встает с кровати и рысью выходит из моей комнаты; мои глаза прикованы к тому, как покачивается ее задница при ходьбе.

Эта девушка станет моей смертью.

Городской фургон подъезжает к статуе Христа-Искупителя, я чувствую, как волнение Малии передаётся по машине.

Ее глаза загораются, она оглядывается по сторонам, рассматривая массивный монумент, возвышающийся над нами.

Я все время держу руку на ее бедре — это тихая связь, которую не хочу нарушать. Она тоже не убирает ее.

Я следую за ней, когда она выходит из фургона, глаза расширены, пока она впитывает вид.

Прислоняюсь спиной к борту фургона, наблюдая за ней с благоговением.

В том, как Малия сияет в такие моменты, есть что-то такое, что каждый раз меня поражает.

Не задумываясь, достаю телефон и делаю снимок.

Она оглядывается на меня через плечо, поймав на середине снимка, и игриво закатывает глаза.

— Правда?

— Надо запечатлеть момент, — говорю я, убирая телефон в карман. — Не каждый день ты стоишь перед чем-то подобным.

Я смотрю на культовую статую и чувствую себя маленьким — очень маленьким.

Статуя возвышается над нами, раскинув руки, словно обнимает весь Рио. Она намного больше, чем я ожидал.

Следую за Мэл, пока она подходит ближе, чтобы рассмотреть статую, и поражаюсь деталям, от складок на одеянии до безмятежного выражения на лице — все так неподвижно, мощно.

Смотрю на Малию, стоящую рядом со мной, чувство гордости за то, что мне удалось это сделать, переполняет мою грудь. Она всегда говорила, что хочет увидеть все семь чудес света, и она определенно еще не видела этого.

Здесь спокойно, несмотря на всех туристов, которые фотографируют и перешептываются. Вы можете видеть весь город, раскинувшийся под голубым одеялом неба, но именно статуя приковывает к себе все внимание. Есть что-то в том, как она стоит, возвышаясь над всеми, словно присматривает за нами, напоминая о том, насколько малы наши проблемы в грандиозной схеме вещей. Это смиряет.

Мы проводим некоторое время, исследуя окрестности, узнавая об истории статуи, но мое внимание постоянно возвращается к ней — как она двигается, как изгибаются ее губы, когда она улыбается, как ее смех смешивается с ропотом толпы.

Не могу не задаться вопросом, каково это — привести ее сюда снова в будущем, разделить такие моменты без груза всего, что висит над нами.

Через некоторое время городской микроавтобус возвращается, чтобы отвезти нас к нашей машине.

Забираемся в нее, единственные, кто уезжает в это время, и начинаем спуск с горы Корковадо.

— Спасибо, — говорит она, ее голос звучит негромко, но отчетливо, нарушая комфортную тишину.

Я поворачиваюсь к ней, поднимая брови.

— За что?

Ее губы изгибаются в маленькую улыбку, она пожимает плечами.

— Габриэль никогда бы не стал планировать что-то вроде сегодняшнего в качестве мероприятия по сплочению коллектива, — говорит она, обращая ко мне знающие глаза. — Так что спасибо тебе…за сегодняшний день. За то, что спланировал его. Это было…приятно.

Приятно? Это мягко сказано. Но я понял.

Киваю, испытывая странную смесь облегчения и смущения от того, что меня поймали.

Я хотел подарить ей идеальный день, отвлечь ее от всего, показать что-то большее, чем обычный хаос, в котором мы погрязли во время этого турне, напомнить ей, как легко между нами. Хотел подарить ей что-то настоящее, что-то, что она могла бы запомнить, что не было бы связано со всей этой неразберихой между нами.

Она откидывает голову на спинку сиденья, не отрывая взгляда от дороги, но я замечаю, как расслабляется ее тело, совсем чуть-чуть. Наконец-то ей стало легче дышать рядом со мной.

Я хочу держаться этот момент. Черт, я хочу держаться за нее, за все, что у нас есть.

Фургон поворачивает, я кладу руку ей на бедро. Легкое прикосновение, как якорь, напоминающий ей, что я здесь. Она опускает взгляд на мою руку, потом снова на меня, и на долю секунды в ней снова вспыхивает искра. Но так же быстро ее тело напрягается под моей рукой, и искра гаснет.

Я вижу это по тому, как она переводит взгляд, снова закрываясь от меня, снова возводя эти чертовы стены.

Она тихонько прочищает горло, не отрывая глаз от окна.

— Коа…

Я знаю этот тон. Такой тон бывает перед тем, что я не хочу слышать.

Она вздыхает и наконец поворачивается ко мне лицом.

— О прошлой ночи…и сегодняшнем утре. — Ее пальцы судорожно сжимают колени, словно она пытается подобрать нужные слова. — Я думаю, что мы, возможно, движемся слишком быстро.

Мышцы моего желудка вздрагивают. Возвышенность, на которой я находился весь день, резко падает вниз.

Стараюсь сохранять нейтральное выражение лица, но внутри это как удар под дых.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, хотя уже знаю, к чему это приведет.

Малия делает дрожащий вдох.

— Я имею в виду, что, возможно, нам стоит сделать шаг назад. Попробовать восстановить доверие между нами…сначала как друзья.

Друзья.

Это слово словно лед, леденящий меня изнутри.

Это не то, чего я ожидал. Ни после прошлой ночи, ни после того, как она посмотрела на меня сегодня утром.

Как будто я был так чертовски близок к тому, чтобы вернуть ее, а теперь она снова отстраняется.

Я тяжело сглатываю, стараясь сохранить голос ровным.

— Я не думаю, что смогу вернуться к дружбе, Малия. Не после всего. — Ее глаза встречаются с моими, я вижу неуверенность, мои слова пугают ее. Но это правда. — Ты всегда была единственной для меня, — говорю я, мой голос становится ниже, почти умоляющим. — Я не думаю, что когда-нибудь смогу увидеть в тебе только подругу.

Ее глаза вспыхивают чем-то острым, и прежде чем я успеваю сказать что-то еще, она огрызается.

— Я всегда была единственной для тебя? — Ее голос повышается, разочарование выплескивается наружу. — Это ты бросил меня, Коа. Это ты стоял там и говорил мне, что больше не любишь меня, помнишь? Так как же ты можешь сидеть здесь и говорить, что я всегда была единственной для тебя?

Ее слова бьют меня как пощечина, у меня сжимается грудь.

Малия права, и я знаю, что у нее есть все основания злиться. Но я не могу сказать ей настоящую причину, почему я это сделал. Не могу позволить ей узнать, что дело не в том, что я ее больше не люблю.

Я хотел защитить ее — даже если она никогда этого не поймет.

— Малия… — начинаю я, но мой голос срывается. Провожу рукой по волосам, пытаясь найти нужные слова. — Я…я никогда не хотел причинить тебе боль.

Ее глаза пылают, и кажется, что каждая частичка причиненной мной боли всплывает на поверхность.

— Но ты сделал это, — говорит она, голос дрожит. — Ты сломал меня, Коа. И теперь сидишь здесь и говоришь, что я всегда была единственной? Как я должна в это поверить?

Я хочу рассказать ей все, но не могу. Не здесь и не сейчас. Это только усугубит ситуацию.

Поэтому прикусываю язык и держу правду под замком с того самого дня, как все закончилось.