Троецарствие - Иван Алексин

Ладно. Для дела мехов не жалко. Главное, что Корнилка на обязательном обучении двадцати учеников в контракте настоял. Так что, как только корабельный мастер в Кострому приедет, сразу его в Нижний к Минину отправлю. Тот и толковых мастеровых к этому времени подберёт и по тонкостям в заготовке древесины и других материалов нужных при постройке корабля проконсультируется. И уже весной (конечно, если мой воевода Матвей Годунов со своей задачей справится и дорогу по Волге очистит), голландец в Астрахань отправится, место для будущей крепости на берегу Каспийского моря подыскивать да стапель для будущего корабля строить, а Минин, прибывшие из той же Голландии лесопилки, в указанных местах ставить начнёт да производство налаживать.

— Здрав будь, государь. По добру ли добрался?

— По добру, владыка, — спрыгнув с коня, склоняюсь я перед новым патриархом. — Благослови, отец Иаков.

Вот и ещё одно удачно завершённое дело! Собранный в Костроме церковный собор большим представительством иерархов похвастаться не мог, состоя в основном из настоятелей подконтрольных мне монастырей: из трёх митрополитов был только Исидор Новгородский, из шести архиепископов только Феодосий Астраханский, из трёх епископов только Сильвестр Корельский. И совсем неожиданно к этой троице присоединился архиепископ при Архангельском соборе в Московском кремле Арсений, из этого самого кремля сбежавший. Последнее было довольно симптоматичным: хитрый грек явно понял, что продолжать делать ставку на Гермогена не стоит.

Как итог: Гермоген за его неправды и кривду на царя Фёдора Борисовича Годунова был с патриаршего престола сведён, а его анафема отменена. Кроме того архиепископом Тверским и Старицким стал архимандрит Старицкого Успенского монастыря отец Дионисий, архиепископом Вологодским и Великопермским стал игумен Спасо-Прилуцкого монастыря отец Симон, а ушлый Арсений стал архиепископом Архангельским и Холмогорским (в созданной специально для него епархии).

В общем, русская православная церковь раскололась надвое, как это ни грустно констатировать. Другое дело, что тут больше вина Шуйских, чем моя. Мне же просто выхода другого не оставили.

Между тем, патриарха сменил костромской воевода Афанасий Богданов с толпившимися за его спиной головами и дьяками, преподнеся хлеб-соль, зазвал на пир.

— Да мне бы с дороги отдохнуть да обсушиться. Изгваздался весь, — устало отмахнулся я. — Какой уж тут пир? Тем более, мне с патриархом о делах государевых переговорить нужно. Да и с сестрой, царевной Ксенией повидаться хочу. Ты, Афанасий, не думай, — решил успокоить я сразу помрачневшего воеводу. — Я тобой доволен. Сегодня погощу у отца Иакова, а завтра и попировать можно. А покуда проследи, чтобы людей моих разместили.

— Жильё для постоя уже выделено, государь, — явно успокоился Богданов. Патриарх — это фигура. Не простому дворянину, пусть даже и выбившему нежданно в стряпчие и воеводы, с ним чинами меряться. Да и царевна — сильный аргумент. Тут его чести урона нет. — О том не беспокойся.

— Вот и хорошо, — удовлетворённо констатировал я. — А моего ближника с невестой, — кивнул я на Тараску, — у себя посели. Скоро вместе на свадебке погуляем.

Кивнув воеводе, я направился было вслед за патриаршим возком, но вновь придержал коня, разглядывая упавшего в земном поклоне старика. Ещё одна встреча. На этот раз не самая приятная.

— И ты здесь, Афонька? А я думал, что ты в Уфе в узилище до сих пор сидишь. Неужто выпустили?

— Выпустили, государь, — Власьев мой намёк, что я распоряжения его выпустить не давал, без сомненья уловил. — Как только у города войско, что к тебе из Сибири на подмогу шло, появилось, так городской голова всех, кто по приказу Шуйского в порубе томился, выпустить приказал.

— А что же вместе с войском к Нижнему не поехал?

— Недужен был, государь. Покуда сил после тюрьмы набрался, войско далеко ушло.

— Ладно, вставай, — нехотя разрешил я. — С чем пришёл?

Власьев медленно поднялся с колен, встал, слегка сутулясь; вид пришибленный, в глазах безнадёга да тоска смертная. Понимает, что не рады ему здесь, но всё же пришёл, на что-то надеясь. Хотя, если с другой стороны посмотреть; а куда ему ещё идти? К Шуйскому? Так именно Василий дьяка в Уфу и сослал. А второй самозванец в силу ещё не вошёл.

— Службы ищу, государь.

— У меня? — скорчил я удивлённую физиономию. — А почто не у Дмитрия? Ты же у этого вора самый ближний человек был. Даже вместо жениха с Маринкой в Кракове обручался.

— Твоя правда, государь, — не отвёл взгляда бывший дьяк. — Царю Дмитрию я служил верно. Точно так же, как до того и тебе, и твоему батюшке служил. И в измене никем замечен не был. Не то, что иные! Я бы и Шуйскому также служил, да он моей службой пренебрёг.

— Не царю Дмитрию, а вору и расстриге Гришке Отрепьеву! — не утерпев, вылез из своего возка патриарх. — Следи за языком, вор!

— Может и так, владыка, — потемнел лицом Власьев. — А только в то время его и патриарх царём величал.

Он что дурак, такие речи передо мной вести? Бывалый же человек. Ни может, не понимать, что за этим воспоследует. Вот уже и Никифор с двумя рындами, уловив едва заметный кивок Семёна, спешившись, к нему за спину зашли.

И вдруг я понял, что Власьев делает это специально. Он, ещё добираясь до Костромы, понимал, что шансов на прощение практически нет. Вот только иной жизни для себя не мыслит. Вот и ищет теперь в отчаянии смерти, не смея самому на себя руки наложить.

И что мне теперь с ним делать прикажите? Казнить? Так это не долго, вот только пользы с этого ноль. А если?

— Дерзкий ты, Афонька. Может мне тебе язык отрезать приказать? — решил я для начала нагнать жути. Никифор, сделав шаг, положил руку на плечо Власьева. Тот даже не вздрогнул, не сводя с меня пустых глаз. Тоже мне, фаталист хренов. — Хотя, — сделал я вид, что задумался. — У тебя, помнится, некий Бажен Иванов в услужении был, которого ты из Цесарской земли (Австрия) привёз. Так ли?

— Так, государь, — изменился в лице бывший дьяк. — Из франской земли он родом будет.

— Вот. А у меня оттуда посольство ни с чем недавно вернулось. Так вот, Афонька. Поезжай-ка ты с этим франком в Нормандию, что в землях французского короля находится. Если сможешь