402 метра - Константин Костин

Байкер, выронив пистолет, тер глаза. Его водитель, отчаянно матерясь, катался по земле, закрыв руками лицо. Тезка, упав на колени, тоже не мог найти ни одного приличного слова. Друг познается в беде. Отбросив ставшего бесполезным Шпалермана, я поднял с дороги Макарова.

— Сука! — орал Федоров. — Я ничего не вижу!

— Тебе не привыкать, — улыбнулся я. — Ну, расскажи, каково это, быть на самом деле слепым? Хреново, да?

— Я до тебя доберусь, — заверил Евгений. — Я лично твои глаза тебе в задницу засуну.

— Ты доберись сначала, — посоветовал я, пальнув в воздух. — Всем лежать мордой в пол.

Сергей поняв первым, что власть переменилась, и спорить с заряженным шпалером чревато для здоровья, замер, растянувшись в пыли. Чудесно исцелившийся калека, крутя головой, пытался разглядеть меня, но глаза с узившимися до самого предела зрачками, улавливали слишком мало света. А то как же? Закон Ньютона о сохранении энергии работает всегда и везде. Свою долю света Федоров уже получил, и ему ее хватит минут на десять.

— Лежать, сказал.

Ударом рукоятки я напомнил бывшему компаньону значение слова "лежать". Вообще, какой-то я жестокий стал в последнее время. Раньше, чтобы засадить кому-нибудь в челюсть, меня надо было упрашивать довольно долго, испытывая мое почти безграничное терпение. Да, нервы стали ни к черту. Закончится это все — поеду на курорт какой-нибудь, отдохнуть.

Теперь царила настоящая идиллия: поверженные злодеи лежали на земле, а хорошие парни стояли на ногах. Правда, один из них ослеп на непродолжительное время, но это само пройдет.

— Предупредить-то мог, — прорычал Пчелкин, быстро мигая незрячими глазами.

— Не мог, — отрезал я, беря монтировку.

Мощным рывком завершив начатое Сергеем дело, я достал с заднего сиденья спортивную сумку, явно с вещами Кирилла, и два недостающих кейса. Подогреваемый любопытством, дрожащими от нетерпения руками, я открыл один чемодан.

Господи Иисусе! Жизнь, долгое время текущая беспокойной бурлящей черной рекой по каменистому руслу, внезапно изменила свой цвет и направление, став молочной рекой в кисельных берегах. В чемодане, в плотно упакованных пачках, лежали стопки долларовых банкнот! Не веря своим глазам, боясь, что это — галлюцинация, вызванная яркой вспышкой, я открыл еще один кейс. То же самое! Я положил руку на шершавый купюры, погладил воротник президента, провел пальцем по надписи "The United States of America". Баксы так никуда и не исчезли и не превратились в черепки, оставаясь зелеными бумажками. Черт побери! Я находился так близко, в одной машине с кучей этих гребанных гринов, и даже не догадывался об этом!

— Сколько их здесь… — прошептал я.

— А ты пересчитай, — ехидно предложил Федоров.

— Рот закрой, падла, — ответил я. — Пока я тебе его свинцом не залепил.

— Сколько чего? — забеспокоился тезка. — Что пересчитать?

— Я потом тебе покажу, — пообещал я.

Звук открываемой двери, сопровождающийся звоном осыпающихся осколков, заставил меня снова схватиться за волыну. Из остатков автомобиля выполз Мешков. Да, денек сегодня — чудо на чуде. Хореограф был измазан кровью, правая рука вывернута под неестественным углом, но он был жив, что после такой аварии просто невероятно. Брякнувшись, ударившись носом, заработав еще одно ранение, что, в общем-то уже не играло большой роли, Кирилл сел на асфальт, уперевшись спиной в борт Октавии.

— Что, творческая личность, — усмехнулся я. — Далеко ушел? Прокидать всех хотел?

— Они — мои, — прохрипел, сплюнув сгусток крови, Мешков.

— С чего бы? Искусство не продается — твои слова?

— Они — мои, — повторил Кирилл. — У меня мама болеет.

— Знаю я твою маму, — кивнул я. — Такая прямоугольная, пластиковая, да?

— Мне они очень нужны, — всхлипнул парень.

— Вот уж кому, а тебе они точно не нужны. Гений должен быть голодным.

— Обалдеть можно! — воскликнул Пчелкин.

Едва прозрев, он поспешил утолить свое любопытство тем же способом, что и я — засунуть нос в один из кейсов. Сергей с Евгением, тоже обретя вновь способность видеть, беспокойно зашевелились.

— Эй, эй, лежать, — помахал я пистолетом.

— Ты никуда не торопишься? — напомнил телохранитель.

Таня! Я же совсем забыл про нее! Не мудрено, с такой кучей бабок можно забыть про кого угодно. Я достал из кармана мобильник и включил подсветку. Половина одиннадцатого! Надо быть в клубе у телефона уже через полтора часа! Другой вопрос — готов ли я отдать четыре чемодана долларов, килограммов по тридцать каждый, за эту дурную девчонку? Но над этим я успею поразмышлять и по пути в "Четверть мили".

— Сашка, — позвал я. — Стрелять умеешь?

— А то, — кивнул тезка.

— Тогда держи их на мушке, — я вручил Макара Пчелкину. — Будут дурить — шмаляй.

— Это я с удовольствием, — оскалился Саша.

Я пошел за машиной. Пришлось сделать небольшой крюк — выкрутить золотники с колес Mitsubishi. Иметь на хвосте этот болид мне совсем не улыбалось. Воздух с шипением вытек из низкопрофильных безкамерок и Evo. VIII лег на обода. Так-то лучше. Широко размахнувшись, я запустил золотники далеко в поле.

Полезного пространства в 2110 было намного меньше, чем в бюргере, и даже не потому что инженеры с ВАЗа не рассчитали, отнюдь. Большую часть багажника занимали два саба с парой кроссоверов, так что три чемодана легли на заднее сидение. Можно трогаться.

Удивительно, но ни жалобно хныкающий Кирилл, по-прежнему сидящий у останков своей кастрюли, ни два бандита так и не попытались нам помешать. Если с первым все понятно, для Сергея с Евгением пистолета для успокоения явно мало. Не те ребята, эти на понт так легко не взять. Ежу понятно — что-то они задумали, что-то совсем не доброе. Но время, как это часто бывает, поджимало.

— Чего стоишь? — прикрикнул я на тезку. — Поехали.

— Как думаешь, может, их того… — неуверенно предложил Пчелкин.

— Что, совсем крыша съехала? — прорычал я. — Хочешь мокрухи — на здоровье, но без меня.

— Эх, — Саша с обидой махнул волыной и прыгнул в машину.

Теперь я не жалел коней, выжимая из болида все возможное. Мы успели удалиться на пару сотен километров от города, надеясь на удачу, теперь предстояло проделать тот же путь в обратном направлении, надеясь на ту же самую удачу. Где в жизни логика?

Я сосредоточенно вглядывался в пятно света на дороге, слушая монотонную песню Ванкеля, пассажир поглаживал ствол Макара, задумчиво жуя губы. Время было уже позднее, и за полчаса не попался ни один автомобиль. Даже областные гайцы привыкшие ко всему, в том числе и таким скоростям, к счастью, уже отправились по домам.

Мимо пролетали небольшие города, совсем крошечные селения, окна в которых давно погасли, леса, поля, железнодорожные переезды. Все оставалось позади, а Челябинск с клубом с каждой секундой становился все ближе и ближе. Все ближе и ближе становился тот миг, когда я отдам эту кучу баксов за Татьяну. А интересно, сколько же их там? Какова цена жизни моей супруги? Стоит ли она того?

— О чем думаешь? — поинтересовался Саша.

Застигнутый на самом интересном месте я не сразу нашел, что ответить. Сказать правду я не мог, мысли меня самого пугали. Чертова куча баксов… целое состояние. Отдать их за пустоголовую избалованную девчонку? Я уже и не знал, мои ли это мысли, и, если мои, всерьез ли я это подумал?

— Не имею такой дурной привычки, — ответил я после недолгого замешательства.

— Значит тебе повезло, — произнес Пчелкин. — Повезло, что я за тебя думаю.

— Что бы я без тебя делал? — буркнул я.

Это, если и вопрос — то чисто риторический. Жил бы спокойно в свое удовольствие — вот что я делал бы без такого друга.

— Саш, там такая уйма денег, такая куча… ты представляешь, как можно жить с такими деньжищами? — начал тезка.

— В общем, догадываюсь, — кивнул я, понимая, куда он клонит. — Но ты же не думаешь, что тебя никто не будет искать?

— Это не вопрос, — отмахнулся Пчелкин. — С такой прорвой бабла можно уехать хоть к черту на кулички и жить там спокойно.

— Давай короче. Что ты хочешь сказать?

— Зачем он тебе нужна? Твоя Таня? С этими…

— Ты поосторожнее, — предостерег я. — Она — моя жена.

— И что? — усмехнулся Саша. — Ты готов отдать ради нее все это?

— Да, — отрезал я.

— Почему?

— Эх, братишка, — вздохнул я. — Знаешь… кажется, я ее люблю.

— Кажется? — повысил голос пассажир. — Кажется? За такую кучу бабок ты должен быть точно уверен.

— Я… — начал я и запнулся.

Уверен? С тех пор, как я связался с этим клубом, я уже ни в чем не уверен. Какого черта? Какого, я спрашиваю, черта? Я — не коммерсант, я — гонщик. Если и коммерсант — не такой. Не таким я себя видел или хотел видеть.

Как же я изменился! Каким же я стал! Кем я стал? Я позабыл, что такое скорость, что такое просто отрываться на дороге, топя педаль по полной. За три месяца я постарел лет на десять. Стоило ли вообще ввязываться в эту авантюру? Жил же себе спокойно, чего мне в жизни не хватало? Как все глупо…