Жена или жертва?.. - Филлис Уитни

— Думаю, Колтон не был бы так непримирим, если бы не его дети, — сказал Трент. — А Гленда и Гленн чувствуют себя собственниками всего, к чему прикасаются, и не хотят ни с кем делиться. Они требуют оставить все как есть не потому, что заботятся о красоте этих мест или о спасении обитающих здесь животных и птиц, а потому, что все это принадлежит им. И природа здесь такая же дикая, как они сами. Ты, наверное, уже поняла это, ведь картина с горящей гостиницей очень точно отражает мироощущение Гленды.

Громкий рокот какого-то механизма донесся до нас со стороны дороги, ведущей к озеру. Я выглянула наружу и увидела ярко-красный снегоочиститель, который медленно двигался по направлению к нам, сгребая снег и раскидывая его по обе стороны дороги.

— Дорогу расчищают! — воскликнула я. — Скоро Гленн и Номи будут здесь.

Трент подошел ближе и остановился у меня за спиной. Когда я повернулась, он осторожно спросил:

— Ты расскажешь мужу о том, что привело тебя сюда?

Он больше не улыбался, и взгляд его снова стал холодным.

— Конечно! Он должен узнать обо всем, что сделала Гленда: что она заперла меня в комнате и пыталась запугать.

— Думаешь, он поверит тебе? — с сомнением в голосе заметил Трент.

— Обязательно поверит! Гленн знает, что я не умею лгать. Он не будет спокойно смотреть, как его сестра мучает меня, я в этом уверена!

— Думаю, тебе надо отказаться позировать ему, — сухо посоветовал Трент. — Это встряхнет его и заставит проснуться.

Эти слова разозлили меня. Мне пришлось обратиться к Тренту в поисках спасения от выходок Гленды, но я не собиралась позволять ему нападать на моего мужа. Ощущение нашей близости сразу же исчезло, и он снова стал для меня посторонним человеком.

— Как ты смеешь давать мне подобные советы?! — возмутилась я. — Я не стану слушать, как ты выступаешь против Гленна.

В глазах и голосе Трента не осталось больше никакой мягкости.

— Преданность — хорошее качество для жены, — с едкой иронией произнес он.

— Знаешь, что я думаю? — с вызовом заявила я. — Я думаю, что ты стал циником и ни во что не веришь. И ни в кого. Я чувствую к тебе жалость, потому что, возможно, это произошло по вине Гленды. Но я еще не знаю ее версию вашего разрыва. Возможно, это ты вынудил ее уйти…

Я умолкла, чувствуя, что наговорила лишнего. Мне было неприятно ссориться с Трентом. Всего несколько минут назад все было хорошо, и я чувствовала с его стороны нежность, такую же, как восемь лет назад, когда он утешал меня после похорон отца. Сейчас это ощущение ушло, и у меня в душе остался неприятный осадок.

Я снова отвернулась к окну и прижала лицо к стеклу, глядя на дорогу, но Трент схватил меня за плечи, развернул к себе и встряхнул так сильно, что я отпрянула.

— Не нужно меня жалеть, — зло сказал он. — Я не такая уж легкая добыча. И не приветствую добровольную жертвенность. А тебе пора очнуться и увидеть правду. Но ты всегда была мечтательницей, и я не собираюсь открывать тебе глаза. Это работа не для меня.

— Ошибаешься! — воскликнула я. — Однажды ты уже сделал это, и я не хочу снова испытать подобные ощущения. Твой поступок был отвратителен. Ты мог бы проявить снисходительность ко мне, какой бы юной и глупой я ни была, и ответить хотя бы на одно мое письмо!

— О чем ты говоришь?! — изумленно спросил он.

И тут мы оба поняли, что произошло на самом деле. Наступила долгая пауза. Я заговорила первой:

— Гленда знала содержание моих писем. Она заверила меня, что вы вместе над ними смеялись.

Выражение, которое сверкнуло в глазах Трента, напугало меня, но я понимала, что на этот раз его гнев направлен не на меня.

— Я никогда не смеялся над тобой, Дина. Чувства, которые ты испытывала, не были смешными. Напротив, их сила даже пугала меня. Я не хотел причинять тебе боль и страдания, но не мог и ответить на них, потому что впоследствии стыдился бы этого.

— Я в любом случае была бы пристыжена, — с горечью сказала я. — Я умирала от стыда очень долгое время. Но теперь я выросла!

Мне хотелось, чтобы эти слова выглядели убедительными, но почему-то сама, где-то в глубине души, не верила в них.

— Да, ты выросла. — Нежность снова появилась в голосе Трента. — И ты не должна думать, что я не замечал твоей привлекательности. Внезапно, в один вечер, прямо у меня в руках, ты из маленькой девочки превратилась в прекрасную женщину. Я едва не влюбился в тебя, и именно поэтому вынужден был как можно быстрее бежать из твоего дома. Ты была слишком юной и невинной.

Я обхватила себя руками, потому что вдруг начала дрожать.

— Тогда… Тогда ты мог ответить на мои письма.

— Конечно мог. Я мог написать письмо доброго дядюшки и мягко убедить тебя, что ты ошибаешься. Ведь тогда я уже находился на безопасном расстоянии, к тому же все еще любил Гленду и надеялся спасти мой брак. Но я никогда бы не позволил себе обидеть тебя. И когда ты не написала мне, я решил, что ты одумалась и забыла меня.

— Но я написала! — выкрикнула я и расплакалась, как ребенок. Слезы ручьями текли у меня по лицу, а я упрямо пыталась объяснить ему: — Это не я плачу, а та юная девочка, которой я была когда-то. Она все еще живет где-то внутри меня, и я никак не могу избавиться от нее. Потому что я тоже влюблена. Я очень люблю Гленна Чандлера.

— Я знаю, — мягко сказал Трент и нежно прикоснулся к моей мокрой щеке. — А ты знаешь, не так давно я пытался отыскать тебя. Как видишь, я ничего не забыл, и мне было интересно, что с тобой стало. Оказавшись в Калифорнии по делам, я позвонил твоей матери, но к телефону подошла ее сестра, которая рассказала мне, что миссис Блейк серьезно больна, а ты работаешь в Нью-Йорке. И я не стал задавать лишних вопросов. Но теперь я жалею, что не нашел тебя раньше, чем ты встретила Гленна Чандлера.

Он резко отвернулся и пошел вниз по лестнице, а я осталась у окна, пытаясь прийти в себя. Меня знобило, а сердце билось в груди, словно птичка, пойманная в клетку. Нет, попыталась я образумить себя, все это было слишком смешно и несерьезно, чтобы продолжаться.

А пока что я стояла и ждала, когда высохнут мои слезы. В этот момент знакомая длинная кремовая машина вывернула из-за поворота, приближаясь к дому. Гленн! Вот в ком я сейчас нуждалась! Я вытерла лицо и побежала вниз по лестнице с радостным криком:

— Они едут! Они смогли добраться!

Я не могла не почувствовать облегчения. И это была не просто радость от того, что моим страхам, связанным с Глендой, теперь придет конец. Появление мужа помогло мне убежать от себя, от той мечтательной девочки, которая все еще пыталась вмешиваться в мою жизнь.

Пандора ждала меня внизу, и в ее глазах я увидела сожаление. Я напомнила себе, что эта женщина тоже принадлежит к враждебному лагерю. У нее нет никакого права сожалеть, что я снова стремлюсь в объятия Гленна — спасительные объятия, которые защитят меня и от его сестры, и от Трента Макинтайра, и даже, возможно, от меня самой. Прежде всего от меня самой.

Трент помог мне надеть ботинки. Когда он коснулся моей лодыжки, я вздрогнула, но ничего не сказала. Я не сомневалась, что после мучительного путешествия вниз по холму нога будет болеть, но не должна была больше принимать его заботу и сочувствие. Это было слишком опасно. Он подал мне пальто, протянул шапочку и посмотрел, как я завязываю ее под подбородком. Но мы больше ни слова не сказали друг другу.

К тому моменту, когда машина Гленна затормозила у дома, я уже полностью пришла в себя. По крайней мере, внешне. Макинтайры были добры ко мне, и мне следовало поблагодарить их. Но сейчас, когда за мной приехал муж, меня уже никто не интересовал, кроме него.

Я протянула руку Пандоре.

— Благодарю вас за спасение. Вас обоих.

Трент сам взял мою руку и ненадолго задержал в своих.

— Будь осторожна, Бернардина, — сказал он. — И звони, если мы тебе понадобимся.

Но нам не удалось уехать сразу. По приглашению Пандоры Номи и Гленн вошли в дом. Она встретила их приветливо и настояла, чтобы мы все выпили по чашечке кофе. К тому же было еще кое-что, о чем она хотела посоветоваться с ними.

Мы непринужденно уселись вокруг кухонного стола, и эта атмосфера казалась гораздо более дружелюбной и мирной, чем когда-либо в «Высоких башнях».

— Осталось всего несколько дней до Рождества, — сказала миссис Макинтайр, — а мы уже много лет не устраивали вечеринку у костра. Что вы скажете, если в этом году мы возобновим эту традицию и соберемся на нашей стороне озера? Я беру на себя приготовление угощения, а если ты принесешь свои восхитительные сладкие пирожки, Номи, и…

Я едва слышала, что она говорила. Гленн сидел, положив руку на спинку моего стула. Он тепло поцеловал меня при встрече, и мне показалось, что в моем маленьком мирке вновь воцарились мир и спокойствие. Его ссора с Глендой больше не имела ко мне отношения. Он снова был в хорошем настроении и дружелюбно улыбался Пандоре, как будто никогда и не считал Макинтайров представителями враждебного лагеря. Он даже не пытался игнорировать Трента. Я едва не мурлыкала в его объятиях, демонстрируя окружающим, как мы с мужем любим друг друга.