Сторан - Роман Галкин

Теперь на лице стора вместо презрения отражалась лишь яростная злоба.

– Крик, – зарычал он, – ты не сартук! Ты трусливый сквил! Сражайся, как подобает степному воину, или уходи!

Выкрикнув это Ирамий начал раздвигать ступнями булыжники, погружая ноги до самой почвы. Закопавшись, поднял правые руки и в таком положении застыл, шумно, с хрипом дыша.

Так я и не понял правил этого поединка. Если положено сражаться, стоя по колено в камнях, то почему Ирамий в самом начале попытался нанести мне удар, не дождавшись, пока я закопаюсь? Кроме того, даже если он даст мне это сделать сейчас, то при его длине рук, меня не спасет никакая реакция.

– Ты трусливый сквил, – снова прохрипел сартук.

Ну и ладно. Пора заканчивать шоу.

Я подошел ближе, и как только Ирамий наклонил корпус вперед, намереваясь нанести удар, коснулся его сущности. Вскрикнув, он судорожно дернулся. Не дожидаясь, пока руки противника безвольно опадут, выронив оружие, я бросился вперед, сделал вид, что отбиваю падающие на меня булавы и, в свою очередь, нанес удар в голову. Послышался треск проламываемого черепа, и бывший вождь упал мне под ноги.

Над местом схватки воцарилась тишина. Замолчали даже маленькие детишки, топчущиеся между ног взрослых кочевников.

– Крик наш вождь! – нарушил тишину Молок.

– Крик наш вождь! – громко повторили еще несколько голосов.

По ушам резануло истошным женским воплем. Бармила, обхватив голову руками, бросилась прочь от каменного круга. Сартуки расступились, освобождая ей дорогу.

– Крик наш вождь! – снова провозгласил Молок.

– Крик наш вождь! – поддержали его сартуки.

– Крик наш вождь! – взорвалось криком все племя.

– Клик нас воздь! – прокричал вырвавшийся из рук матери малыш, который перед началом поединка пытался подражать Ирамию.

Леег. Мизгирь

Как и следовало ожидать, наше появление в деревне вызвало небывалый переполох.

Встретившая у околицы детвора некоторое время смотрела на стаха широко открытыми глазами. Но вот один мальчишка сорвался с места и понесся по улице с диким криком. Через мгновение его поддержала остальная детвора.

Когда я зашел во двор родительского дома, навстречу идущим дальше приятелям уже двигалась целая толпа встревоженных односельчан.

Заводить в дом своего питомца не решился, но с глаз толпы его убрать следовало. Скрывшись за высоким крыльцом, решил пока понаблюдать оттуда за происходящим на улице.

Односельчане окружили друзей. Судя по активной жестикуляции Боата, он рассказывал о походе. А народ все прибывал. Вот к собравшимся присоединились и Стик с Натой. Вот, вероятно, вникнув в суть переполоха, они заспешили домой.

Привязав стаха к балясине и положив руку ему на загривок, я как можно внушительнее объяснил, что он должен сидеть смирно и не высовываться.

Выйдя навстречу родителям, я растянул губы в как можно более невинной улыбке. Беседа с ними затянулась до темноты. Я уверял в перспективности приручения молодого стаха, периодически демонстрируя его послушность. Однако было видно, что родителей мои аргументы мало убеждали. И все же, отрубленный ядовитый шип и относительно малые размеры детеныша позволили им сдержаться от вынесения немедленного ультиматума.

Как позже выяснилось, основным охлаждающим фактором для возмущенных односельчан, а заодно и для родителей, оказалось настойчивое упоминание друзей о вынесенном жрецами приговоре, о моей избранности создателями. Упомянуты были и два семени зуха, и чудесное воскрешение. Кто-то даже рискнул предположить, что появление в селении живого летуна есть промысел самих создателей. Вот только в то, что это появление к добру, практически никому не верилось. Слишком крепко в сторах сидело чувство враждебности к этим тварям. Впрочем, если бы я прежде увидел взрослого стаха, то вполне вероятно, тоже ни за что не решился на подобное предприятие. Но я-то взрослых особей не встречал. Если конечно не считать тех полубредовых видений в раскаленной пустыне, когда проник в этот мир.

В общем, приняв пока версию о моей богоизбранности, односельчане решили подождать с вынесением приговора, и лишь с сочувствием проводили взглядами направившихся домой Стика и Нату.

В конце концов родители решили, что если я все-таки хочу оставить эту тварь, то должен переехать в собственный дом.. Хоть это и будет выглядеть странно – стор обычно не переселяется в вырубленное им жилище пока не найдет спутницу жизни, или пока живы родители.

Мелькнула мысль, что наверняка найдется деревенский остряк, способный пустить слух, будто в качестве спутницы жизни я выбрал стаха.

Так мне впервые пришлось посетить собственный дом. Расположение комнат оказалось стандартное. По крайней мере, такое же, как у родителей, и как в тех домах, где успел побывать.

Бросив на пустую кровать охапку принесенных шкур, я повернулся к топчущемуся у входа монстру.

– Ну что, приятель? Вот такие вот дела.

В ответ последовало понимающее мигание, писк и скрежет челюстями.

– Как же мне назвать тебя, сташонок? Может, сташенком и назвать? Или Стасиком?

И снова мигание, скрежет, протяжный писк.

– Нет, Стасиком не солидно как-то. А если Мизгирь? А? Наверное, такое имя будет не привычно для сторанского уха, но ведь и мы с тобой, брат, не совсем обычные. Я так и вообще практически богоизбранный. А ты избранный богоизбранным – тоже не хухры-мухры.

Подойдя к продолжавшему мигать стаху, я положил руку ему на загривок и еще раз объяснил, что отныне он носит гордое имя – Мизгирь.

Свежеокрещенный монстр более яростно заскрежетал челюстями и ткнул одной из лап в притороченное к спине мясо.

– Так ты жрать хочешь? – дошло наконец до меня, что означает скрежет челюстей питомца.. – А чего ж молчишь? Меня-то родители накормили, а ты, бедняга, как сторожевой пес проторчал у их крыльца.

***

Утром меня разбудил стук в окна. Проснувшись, я какое-то время прислушивался к доносящимся снаружи глухим крикам и пытался сообразить, что происходит. Причина переполоха стала ясна, когда бросил взгляд на вход.

М-да. Проем был наглухо заплетен. У порога, поджав лапы, лежал Мизгирь. Увидев, что я поднялся, он привстал, приветливо мигнул всеми глазами и по-собачьи несколько раз вильнул хвостом.

Подойдя к питомцу и поглаживая хитиновый загривок, я оценивающе осмотрел его ночную работу. Одновременно постарался объяснить, что инициатива не всегда похвальна, но не уверен, что он понял мысль. Может, у него инстинкт такой, закупоривать на ночь нору…

– Ну, давай уже раскупоривай, – хлопнул по спине зверя и с удивлением, но и с удовлетворением тоже, увидел, как стах начал прорезать нижним хоботком закупорку.

Подобрав опавшую ткань, я вслед за пауком вышел на крыльцо.

Ого, сколько сторов явилось меня будить! Кроме Стика, Боата и Ваала, у крыльца стояли Тром, Роам и деревенский лавочник толстый Гоат.

– Что