Сторан - Роман Галкин

лысая голова запросто могла обгореть на солнце, с такой-то бледненькой нежной кожей. Однако телосложением бывший вождь уступал разве что Молоку. А в сравнении со мной он выглядел, как Геркулес в сравнении с очкастым старшеклассником из земного мира.

Заметив мое появление, Ирамий презрительно улыбнулся и снял кожаную сбрую. Передав ее Бармиле, взял в каждую руку по булаве и зашел на камни. Булыжник под его левой ногой перекатился, и сартук упал на одно колено, но тут же поднялся. Собравшиеся никак не отреагировали на падение воина. Лишь смолк гомон.

Сделав еще один, теперь более осторожный шаг к центру площадки и тщательно утвердившись на ногах, Ирамий развел в стороны руки с зажатыми в них булавами. В следующий миг вокруг его тела будто образовался вихрь, настолько быстро он начал вращать вокруг себя смертоносное оружие, со свистом рассекая воздух. Желающие могут попробовать помахать большим молотком так, чтобы рассекаемый им воздух хотя бы еле слышно зашелестел. Какой же силой и ловкостью должен владеть сартук, вращающий с такой скоростью булавами, каждая из которых по весу и размерам аналогична небольшой кувалде.

Сартуки восхищенно зацокали языками. К краю площадки выбежал голозадый малыш лет двух и принялся, подражая Ирамию, размахивать ручонками, но его тут же схватила одна из женщин, и затянула обратно в толпу.

Ирамий прекратил вращение булавами так же резко, как и начал. И вот он уже стоял неподвижно, расставив в стороны руки и презрительно ухмыляясь, смотрел в мою сторону.

Видя презрение во взгляде противника, я невольно проникся к нему уважением. Неужели на него не произвел никакого впечатления вчерашний рассказ моих товарищей, как я молниеносно приготовил фарш из двух стахов? Честно говоря, думал, что после такой новости, подкрепленной показаниями авторитетных свидетелей, спеси у бывшего вождя поубавится. Впрочем, наверное, именно такие воины, до последней минуты презирающие врага, сколь бы грозен этот враг не был, и становятся вождями. Не исключено, что именно это презрение способно сломить волю и обратить в панику более сильного противника. И ведь на какую-то долю мгновения неуверенность попыталась закрасться даже в мою бессмертную и всемогущую, в сравнении с этими жалкими оболочками, сущность.

Подражая сопернику, я снял свою сбрую. Ее с готовностью подхватил Гурик и развернул передо мной, давая возможность вынуть из петель булавы.

Помня о поспешности Ирамия, я осторожно сделал пару шагов по камням. Булыжники со скрежетом скользили друг по другу, и мне, чтобы удержать равновесие, приходилось балансировать, расставив в стороны руки. Осторожно попробовал выпрямить раскоряченные ноги. Вероятно, со стороны это выглядело довольно смешно. Но собравшиеся вновь замерли, не издавая ни звука. Взгляды сартуков скрестились на мне. Похоже, они ждали, когда начну эффектно махать булавами. Будь подо мной более устойчивая поверхность, я бы может, и решился на эксперимент – не так уж плохо за прошедшее время освоил четырехрукую оболочку. Но когда из-под ноги в любой момент может вывернуться ненадежно лежащий камень, есть опасение, упав, разметать булавы во все четыре стороны. И хорошо будет, если ни одна из них не прибьет кого-нибудь из зрителей.

Однако публика ждала, когда я чем-нибудь ее удивлю.

Когда-то, когда только проник в земной мир и еще не вселился в первую оболочку, наблюдая и изучая местные реалии, заглядывал в цирк. Там увидел, как две оболочки стояли на натянутом под самым куполом канате и жонглировали горящими факелами. Они то подбрасывали факела перед собой, и те сливались в огненное кольцо, то перебрасывали друг другу, образуя огненный мост. До сих пор не могу понять, чем меня так привлекло то действо, но я с тех пор часто посещал цирковые представления именно из-за возможности смотреть на жонглеров. А когда завладел первой оболочкой, то часто проводил досуг, жонглируя всевозможными попадающимися под руку предметами, и очень быстро овладел этим искусством на уровне лучших мастеров. В цирке выступать, естественно не рвался, но, сменяя оболочки, часто удивлял людей, знавших эти оболочки ранее, неожиданными способностями. Разумеется, это происходило только в ближайшем кругу на различных вечеринках и пикниках. Иногда, для большего эффекта, жонглировал, балансируя на стволе поваленного дерева или шагая по спинкам падающих подо мной стульев.

Окинув взглядом собравшееся племя и подмигнув Ирамию, я начал жонглировать булавами. Уж четырьмя-то руками, да всего с четырьмя предметами я мог проделывать любые финты. Сперва бросал булавы перед собой, образуя в воздухе кольцо. Жаль, что нельзя их зажечь – было бы гораздо эффектней. Развел левые и правые руки в стороны, разделяя и мелькающее в них оружие. Теперь упер нижнюю пару рук в бока и перебрасывал булавы над головой. Представляя, что подо мной спинки опрокидывающихся стульев, я легко передвигался по перекатывающимся камням, ухитрившись несколько раз бросить булаву из-под колена.

Запросто мог жонглировать еще хоть десятью предметами, например подкинутыми ногой булыжниками, но вдруг сартуки посчитают их за дополнительное оружие и сочтут за нарушение условий поединка? Лучше обходиться тем, что имеется, кидая из самых невероятных позиций и наращивая скорость.

Интересно, будет ли нарушением правил, если, не останавливаясь, метну одну булаву в лоб Ирамия? Судя по его задранным бровям, произвести впечатление мне удалось. Надеюсь именно то впечатление, которое хотел, а не впечатление вытворяющего невесть что придурка.

Пожонглировав минут пять, я остановился. Восхищенного цоканья слышно не было. Возможно из-за отвисших челюстей.

Издав звериный рык, Ирамий бросился вперед. Вернее, сделал попытку броситься, и тут же упал, соскользнув с перевернувшегося камня. Однако, поднявшись и продолжая рычать, зашагал в мою сторону. Снова упал, сделал несколько шагов на коленях, поднялся, упал, и снова поднялся…

Интересно, если я так и останусь стоять, не убьется ли он сам, пока доберется до меня?

Если когда-нибудь вернусь в мир Земли, то подброшу идею с каменной площадкой для поединков тамошним шаолиньским монахам. Они до такого извращения еще не додумались.

Бывший вождь добрался до середины каменного круга и остановился, раздвигая изодранными ступнями булыжники. Наконец его ноги погрузились почти до середины голени и, вероятно, достигли почвы. На лице Ирамия появилась удовлетворенная улыбка, быстро сменившаяся презрительной гримасой, обращенной ко мне. Он расставил руки с зажатыми в них булавами в стороны и застыл в ожидании.

Поняв, что поединок должен начаться на середине, я начал ловко скакать по камням. Не знаю, принято ли у аборигенов передвигаться по этому изуверскому татами не падая, но калечить оболочку, к которой уже привык, не собирался. Слыша цоканье языков, я заверял себя, что сартуки восхищаются моим ловким передвижением.

И все-таки, несмотря на навык ходить