Сторан - Роман Галкин

по опрокидывающимся стульям, в самый последний момент потерял бдительность, и нога подвернулась, соскользнув между двумя крупными камнями. Хруст в суставе явился расплатой за расслабленное состояние мышц. Пожалуй, физическая боль является самым жирным минусом вселения в оболочку. А боль в вывернутом суставе поспорит даже с зубной болью.

Ирамий радостно вскрикнул и, взметнув руки, обрушил на меня булавы. Я еле успел завалиться на спину, пропустив над собой лопасти смертоносного вентилятора, в который превратился противник. Отдернул ноги, и то место, где они только что были взорвалось снопом каменных осколков и высеченных искр.

Сделал кувырок назад, уходя из зоны досягаемости, и попытался подняться. Но, вскрикнув от стрельнувшей боли в ступне, упал на одно колено.

Раззадоренный моей беспомощностью, соперник вытащил одну ногу из камней и, опершись о нее, попытался освободить другую. Но теперь булыжник перевернулся под его ногой. Воин упал на локти, так как в руках сжимал булавы, рыча, попытался подняться, но, опять неудачно опершись, соскользнул и зарылся в камни лицом.

Испытав чувство злорадного удовлетворения, и воспользовавшись заминкой Ирамия, я ощупал ногу. Вроде ничего страшного – сустав на месте и, хоть и с трудом, но ступней шевелить могу.

Ирамий поднялся и локтем размазал по лицу вытекавшую из разбитого носа кровь. Глядя на него, я не сдержался и начал хохотать. Нет, я смеялся не над вождем, а над ситуацией. Мы еще и мизинцем не дотронулись друг до друга, а уже выглядели так, будто побывали в мясорубке. Причем противник, несмотря на истерзанный вид, казался гораздо более боеспособным, потому что мог передвигаться. А вот с покалеченной ногой пытаться ходить поэтому каменному месиву – чистое безумие. Но не лежать же смирно, задрав лапки и вымаливая пощаду у врага!

Рыча от боли, я поднялся и сделал шаг вперед. Злобно скалясь, Ирамий бросился на меня. Наши булавы скрестились. Рукоятки двух, врезавшись друг в друга, переломились, и металлический набалдашник одной отлетел мне в грудь. Удар сбил меня с ног. На этот раз, падая, приложился о камень затылком, и в глазах на миг потемнело, затем поплыли цветные разводы, и, наконец, одновременно с выступившими слезами, зрение прояснилось.

Стоя надо мной, Ирамий победно заорал и отбросил в сторону обломок рукоятки булавы.

Поднимаясь, я неудачно облокотился свободной рукой. Камень под ней перевернулся, и я, как недавно соперник, не удержавшись, врезался в него лицом. В глазах снова поплыли разноцветные блики. Рука провалилась до самой земли, и в ладонь больно впился мелкий каменный осколок. Я машинально сжал руку в кулак, зажав в нем впившийся камешек.

– Я вождь! – заорал Ирамий, стуча себя в грудь свободной рукой, и, подняв над собой остальные, навис надо мной. – Я вождь! Я!

Перевернувшись на спину, я приподнялся на локтях. Зажав, оставшийся в руке осколок между большим пальцем и ногтем среднего, щелчком выстрелил им в лицо Ирамия. Вскрикнув, сартук схватился за глаз, в который угодил камешек. Пользуясь моментом, я попытался сделать рывок вперед, естественно, снова оступился, но, падая, успел дотянуться одной булавой до плеча противника. Его верхняя левая рука повисла плетью, оружие из нее выпало, а сам он упал навзничь, яростно растирая пострадавший глаз. Не поднимаясь, я попытался врезать по его ноге, торчащей прямо перед моим лицом, но Ирамий поджал ногу, и еще одна моя булава переломилась, врезавшись рукоятью о край крупного камня.

Заметив, что злополучная вражеская нога начала резко распрямляться, я наклонил голову, убирая от удара лицо. Тут же пятка вождя врезалась в мое темечко с такой силой, что захрустели шейные позвонки, а рот наполнился металлическим привкусом крови. На этот раз в глазах потемнело надолго. Ничего не видя, пополз, пятясь, назад, подобно раку. Даже с моими возможностями оболочка не успевала регенерировать повреждения. Если продолжить игру, не уничтожая сущности Ирамия, то он скорее всего нанесет моей оболочке смертельные ранения. Будь на моем месте сущность Крика, то, если бы он даже сумел продержаться так долго, этот-то удар по голове наверняка вышиб бы из него дух.

Зрение прояснилось, и я увидел, что противник только поднимается. Пострадавший от камешка глаз был налит кровью, безвольно болталась покалеченная рука, из груди вырывалось хриплое дыхание. Но три здоровые руки крепко сжимали оружие, а на лице воина присутствовало прежнее выражение презрения к врагу и уверенности в своей силе. Глядя сейчас на этого сартука, ни за что бы не поверил, что он мог предательски подкрасться со спины и, метнув дротик, убежать, скрываясь за берегом пересохшей реки. Не поверил, если бы не видел сам.

Я тоже сделал попытку подняться и с удовлетворением отметил, что боль в ступне стала гораздо терпимее, и теперь спокойно мог на нее опираться. Правда голова гудела как земной церковный колокол, и глаза слезились, но пожалуй, уничтожать сущность противника спешить не стоило. Можно было еще покувыркаться на радость собравшейся публики. Публика, кстати, какая-то не эмоциональная – ни криков, ни свистов, ни каких-либо других эмоций. Сартуки смотрели на поединок с выражениями лиц рабочих, которых после смены заставили собраться на профсоюзное собрание. Только Бармила прижала руки к груди, подошла к самому краю каменной площадки и что-то беззвучно шептала.

Отвлекшись на зрителей, я еле успел уйти от удара налетевшего Ирамия. Благодаря восстановившемуся суставу, снова имел возможность легко передвигаться по шатающимся и скользящим друг по другу камням, но расслабляться не стоило. Хоть местные оболочки и крепче земных, но далеко не неуязвимы, а Ирамий во владении булавами гораздо искуснее меня. Мое преимущество, которого я чуть не лишился из-за вывихнутой ноги, только в скорости и быстрой реакции, недоступной обычным оболочкам.

Проходи схватка на голой земле, я бы пожалуй уже разделался с бывшим вождем. Но здесь приходилось концентрировать внимание либо на ударах, либо на том, чтобы в очередной раз не свалиться, споткнувшись о булыжник. Потому почти каждый сильный замах оканчивался падением. В итоге все тело оказалось покрыто ссадинами, синяками, царапинами и кровоподтеками. Противник выглядел не лучше, но махал булавами с прежним проворством. Я старался уклоняться, а не парировать его удары, так как у меня на одну булаву меньше. Не хотелось бы остаться безоружным. Самому нанести удар никак не получалось, все же мои руки намного короче рук этого гиганта.

Наконец, уворачиваясь от очередной атаки Ирамия, мне удалось нанести удар снизу по локтю его нижней левой руки и выбить булаву. Быстро наклонившись, он попытался поднять выпавшее оружие, но отбитые пальцы не могли ее удержать. Похоже, обе его левые руки серьезно