Промежуточная станция - Марианна Грубер

В утренних сводках не было ничего нового. Ночь прошла спокойно: ни демонстраций, ни арестов, ни объявлений о пропавших гражданах. Около девяти ему передали отчет водной полиции. Минувшей ночью из воды извлечено три трупа: один мужчина и две женщины. Что касается мужчины, то это был пьяный матрос, который упал с баржи и утонул. Его личность уже установлена. С одной из женщин тоже все ясно: самоубийца, оставившая на берегу предсмертную записку. О второй никто ничего не знал, правда, по описанию, она никак не походила на Марию.

Геллерт отложил отчет в сторону. Утро тоже было спокойным, слишком спокойным. Он вызвал адъютанта и сказал ему, что собирается съездить в гавань, чтобы осмотреть трупы женщин. Не доехав до реки, он оставил машину возле доков и дальше пошел пешком. День выдался жаркий и безоблачный, чересчур знойный для начала июня. Выше по течению река просто слепила глаза, невозможно было различить, где вода, где небо, где берег. Геллерту показали неидентифицированный труп. Кто угодно, только не Мария Савари. Дело о стрельбе два дня тому назад не продвинулось ни на пядь. Из ИАС новых сведений не поступало. Геллерт знал только, что убитого звали Виллем. Второй мужчина с легким ранением был доставлен в безопасное место. В отношении ночного взлома также не было никаких сдвигов. Он получил пластину с отпечатками пальцев и велел сверить ее с центральной картотекой. Потом немного побродил по докам.

Около полудня Геллерт снова сидел в кабинете. Госбезопасность желала получить сведения о двух новых сотрудниках его отдела, а Учреждение затребовало материалы по определенным розыскным действиям. Он отмахнулся от того и другого, вызвал адъютанта и передал ему отпечатки пальцев. Он уже не был так взвинчен, как утром. Пока Учреждение и Госбезопасность бомбят его запросами, все идет нормально. Затем последовал звонок от самого шефа полиции. Тот хотел знать, почему не ладится совместная работа с Учреждением и затребованные данные не поступают по назначению. Геллерт поспешил со всем согласиться, но сказал, что без обоснованного судебного решения он не намерен передавать Учреждению какие-либо личные дела или документы. Шеф спросил, ведает ли полковник, что творит. Геллерт ответил утвердительно, положил трубку и пошел есть. Учреждению ничего не было известно, это факт. Он плотно поел и выпил полбутылки итальянского вина.

В кабинете его ожидал адъютант с результатами дактилоскопического анализа.

— Вы хотели без промедления получить любые сведения о некоей Марии Савари. Вот. — Адъютант положил на стол карточку с отпечатками пальцев. — Позавчера ночью она совершила взлом в гавани.

— Ошибка исключена? — спросил Геллерт, меняясь в лице.

— Полностью.

Геллерт сравнил оба отпечатка и кивнул.

— Знаете ли вы, — сказал он, — насколько опасно то, что мы делаем? Кто-нибудь еще имеет пальчики?

— Никто. Абсолютно никто. Я просто забрал карточку.

Геллерт снова кивнул.

— Оставьте у меня. — Потом еще раз повторил: — Вам следует осознать, что все это очень-очень опасно. Вы хоть понимаете, о чем я толкую?

Адъютант мотнул головой.

— Не хотите ли выпить? Джин с тоником?

— Просто тоник.

— Вы догадываетесь, что сейчас происходит?

— Может быть, — ответил адъютант, — но не хочу говорить об этом. Твердый орешек для Учреждения.

— Большинство молодых людей вашего возраста предпочитает иные поприща.

— Моя слабость — потерянные вещи, — ответил адъютант.

Геллерт выпил.

— Что же, потакайте своей слабости, но смотрите, как бы однажды вам не пришлось стать единственным болельщиком в своей же игре.

Адъютант ушел, а Геллерт принялся рассматривать отпечатки, Мария Савари в качестве взломщицы вряд ли могла его заинтересовать, но дверь была открыта с помощью универсального ключа. Да, бывают такие дни, которые хочется вычеркнуть из календаря. Универсальный ключ такого рода имели только сотрудники водной полиции и Учреждения. Геллерт закурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потушил и взялся за вторую. К обоим ключам никому не было доступа, разве только агенту ИАС, внедренному в водную полицию. Тогда они должны, черт побери, знать, где Мария, и нечего им гонять его по всей округе. А может, ему больше не доверяют? Доверие предполагает нечто большее, чем общие интересы. Он снова приложился к джину с тоником и, сделав глоток, выплеснул остальное. Ему нужна ясная голова. Если ИАС не доверяет ему, значит, они используют его в качестве источника информации и одновременно пытаются держать в неведении. Да, бежать… бежать… А что, если Мария Савари сотрудничает с Учреждением? Этому противоречит их затея с психушкой, но ведь рано или поздно любой человек может сломаться. Только это уже из другой оперы.

Он сел за письменный стол и заставил себя углубиться в последние донесения. Ровным счетом ничего. На вечер была назначена встреча с одним из людей ИАС. Как просто было на обычной войне. Одна-единственная линия фронта, и невооруженным глазом видно, где находятся друзья, а где территория противника.

— Тупица! — громко аттестовал себя Геллерт. — Всегда был идиотом!

Война и впрямь раньше казалась ему игрой по четким правилам, пока однажды он не попал на ту сторону, за линию фронта, и не увидел своими глазами, каких дел могут наделать снаряды соратников, и не убедился, что раненые кричат точно так же, и крик этот не менее страшен оттого, что его издают враги. Таких войн, может, больше и не будет. Сейчас идет совсем другая война, линии фронта попросту не существует, и все время приходится опасаться чужих ушей, даже с самим собой лучше разговаривать шепотом. Раньше он считал себя способным судить о людях, все зависело от того, сумеешь ли ты схватить момент, чтобы понять главное: слабак перед тобой или сильная личность. Мария Савари не годилась в сотрудники Учреждения. Возможно, какой-нибудь чиновник забыл запереть сарай и не решился потом в этом признаться, а Мария оказалась в лодке, толком не зная, как попала туда. Игра случайностей.

Секретарша принесла папку с исходящей корреспонденцией. Он внимательно прочитал каждую бумагу, прежде чем поставить на ней свою подпись. Этот взлом не выходил у него из головы. Он должен добиться ясности, понять, что все-таки произошло. Не исключено, что Мария Савари сидит теперь в лагере, попав, как говорится, из огня да в полымя, и уже не имеет свободы передвижения.

Он снова вызвал адъютанта, уже в третий раз за день. Они вместе покинули здание полиции и сели в машину Геллерта. По дороге поменялись местами. Тормознули у какой-то стройплощадки, Геллерт быстро выскочил из машины, адъютант поехал дальше. Ему было велено колесить по городу не менее часа, а потом зайти в какое-нибудь кафе. Этой игрой они занимались уже не в первый раз, до сих пор она себя оправдывала.

Знакомыми обходными путями Геллерт дошел до своего второго автомобиля и вскоре уже катил по улицам. Немного не доехав до контрольно-пропускного пункта ИАС, как он язвительно называл про себя место встречи, Геллерт вышел из машины и двинулся пешком. На нем не было полицейского мундира, парик существенно изменял внешность, и агент мог узнать его лишь благодаря паролю.

Агентом оказалась женщина. Он смерил ее холодным взглядом. Женщины могут быть первоклассными агентами и великолепными друзьями, но эта ему не понравилась. Если женщина заражается фанатизмом, горе тому, кто имеет с ней дело. Отрешившись от всего, чем жила прежде, она становится настоящей бездушной машиной. Мужчины-фанатики тоже утрачивают все живые чувства, кроме ненависти, но они не отказываются от того, что составляет нормальную жизнь. Так уж они устроены: по началу со страстью отдаются какому-то делу, а затем теряют к нему всякий интерес. Сперва увлекаются одним, потом другим, и так всю жизнь.

Коротко и с явным неудовольствием он изложил свои соображения.

— Мария Савари, вероятно, совершила взлом в гавани. Вы это знаете. Как это могло случиться, пока непонятно, надо быстро выяснить.

Женщина кивнула.

— И передайте в свой Центр, чтобы меня больше не заваливали указаниями. Вызволить моего сына из тюрьмы Госбезопасности настолько же в моих интересах, насколько и в ваших. Еще скажите, что здесь я больше ни с кем встречаться не буду.

— Где же тогда?

— Я хочу поговорить с Роландом Савари. Пусть он сам решает, как выйти на меня. Если не произойдет ничего непредвиденного, в ближайшие дни я не изменю своим привычкам. Поэтому он всегда будет знать, где меня можно найти. А человека, который по утрам отирается у моего дома, лучше убрать и не заменять никем другим. Больше никаких контактов. Только Роланд Савари.

— Чего вы опасаетесь?

— Ничего, — раздраженно ответил Геллерт, — или всего сразу. Это одно и то же.