Песнь слона - Барри Лонгиер

– А ты разве обнаружил еще одного? Мейндж кивнул и потер глаза:

– Похоже, что да. Бонна и Джимбо из Тарзака. Ты их знаешь?

– Нет.

– Она костюмерша, а он кассир. У них есть сын по имени Мунго. Ему двенадцать, но весит он почти три сотни фунтов. – Мейндж покачал головой. – И при этом на нем ни жиринки. Настоящая гора мускулов. А здесь пусто. – Мейндж постучал себя по голове. – Он не в состоянии вспомнить, что было с ним минуту назад. Родители привозили его ко мне, чтобы я выписал ему очки. Со зрением у него тоже неважно. – Мейндж порылся в кармане изношенной до дыр куртки. – Кстати, об очках. Это для Пита. – И Мейндж протянул ей завернутый в тряпицу сверток. – Скажи ему, что если эти не подойдут, пусть он их мне вернет. Бокскар Боу в Куумике изготовил наконец комплект диагностических линз, и даже таблицы к ним. Так что если эти не подойдут, Пальчики в следующий раз выпишет рецепт на более точные.

– Я скажу ему. – Вилл взяла сверток и положила его в карман туники. Затем она вынула небольшую торбочку, вытряхнула из нее себе на ладонь несколько медных горошин, сосчитала и пересыпала в руку Мейнджу.

Мейндж посмотрел на горошины, усмехнулся и ссыпал их себе в карман куртки.

– А как Джонджей? – кивком указал он в сторону крааля. – Какие еще таланты, кроме телепатии?

Вилл сложила руки на груди и покачала головой:

– Он видит будущее. Он читает чужие мысли. Умеет мысленно передвигать предметы. – Вилл вздохнула.

– В чем дело?

– Мейндж, пойми, он не знает, что делать со своими талантами. Вообще что ему делать. Когда ему не нужно нести куда-нибудь Мэй, он сидит в таверне и пьет с приятелями. Его ничто не интересует. – Вилл беспомощно всплеснула руками. – Он умеет обращаться со слонами, но и это ему безразлично. Будущего нет, говорит он. – Крошка Вилл бросила взгляд в сторону крааля. – Он только потому залез сейчас на слона, что Мэй попросила его об этом.

Мейндж поднялся со стула:

– Его поколение появилось на свет здесь, на Момусе, Вилл. Они ничего не знают о нашем с тобой мире. – Мейндж кашлянул и покачал головой. – Хотел бы я знать, что будет здесь лет эдак через сто. Правда, это будет уже не моя проблема. – И он посмотрел на Крошку Вилл. Она показала в сторону дома:

– Может, поужинаешь с нами? Пит скоро вернется. Мейндж покачал головой:

– Последнее время у меня никакого аппетита. И вообще, мне пора домой. Вощеный лекарства в рот не возьмет, если я его не прижучу. Хорошо, что Черепашка Агдок взял на себя часть его дел, а то его вообще не уложить бы в постель. – Мейндж вышел из тени крыльца, помахал рукой и медленно побрел прочь.

– До свидания, – крикнула ему вдогонку Вилл и пошла в дом. — Джонджей!

– Да, мама?

– Внеси Мэй в дом. Ей хватит сидеть на солнце, и вообще, пора ужинать.

Вилл улыбнулась, почувствовав, как Джонджей пытается раскопать в ее голове, что же будет на ужин.

– Я еще не придумала. Хватит шалить, и помоги Мэй.

– Хорошо, мама.

Крошка Вилл подошла к окну. Она проследила, как Джонджей, соскользнув со спины Рег, похлопал слониху по щеке, а затем шагнул к сестре. Мэй посмотрела на него, быстро нанесла на бумагу несколько последних штрихов, затем убрала кусочек угля в карман и протянула руки навстречу брату. Джонджей обернул вокруг ее ног одеяло, взял сестру на руки и поднял с земли.

Вилл перевела взгляд с детей на Рег и пятерых других слонов. Старушки вы мои, вам не то что дороги строить, до Тарзака дойти не под силу. Но без них, одряхлевших, дрессировщик – ничто, пустое место.

Вилл перевела взгляд на висевший в краале стек красного дерева с золотым наконечником и другой рядом с ним, из дерева ангелов. Возможно, Джонджей и прав, когда говорит, что дрессировщики уже превратились в ничто. Крошка Вилл не стала гнать эту мысль прочь, она просто отложила ее в укромный уголок. В конце концов, она уже свыклась с ней.

Глава 21

Это случилось двадцать девятого мая тридцать второго года Великой Катастрофы. Ярко светило солнце, и Джонджей сидел на изгороди крааля. Мэй как раз заканчивала рисовать, и Джонджей от нечего делать пытался при помощи мыслей завязывать узелки на стеблях травы.

Неожиданно, в сорока милях к юго-востоку от них, Арнхаймов разлом резко распрямился, и в одно мгновение добрая треть домов в Тарзаке превратилась в груды руин. Ударная волна глухо прогромыхала через Тиерас и Поре, докатившись до Мийры. Грохота уже почти не было слышно, лишь под ногами ощущалась вибрация почвы.

Почувствовав, как изгородь крааля покачнулась, Джонджей бросил взгляд в сторону городской площади. Те несколько человек, которые в тот момент находились там, замерли на месте, глядя на небо. Рокот раздался уже сильнее.

– Джонджей! – Юноша обернулся на крик сестры.

– Мэй! – Но не успел он произнести имя, как трое перепуганных слонов бросились на нее в слепой ярости. – Мэй! Мэй!

Когда он подбежал, Мэй была без сознания. Джонджей перевел взгляд на беснующихся слонов у края пропасти – мысленному взору юноши предстала кровавая картина. Сердце его пылало мщением.

В тот вечер Джонджей стоял посреди городской арены. Жители Мийры занимали свои места на трибунах, но Джонджей словно не видел их. Он видел только свою мать, Крошку Вилл. Она стояла в нескольких шагах, повернувшись к нему левым боком – сложив руки на груди и склонив голову. Под левым локтем зажат стек красного дерева с золотым наконечником. Шайнер Пит медленно вышел на арену и занял место между женой и сыном. Он оглядел Джонджея пристальным взглядом. Не в силах выдержать этот взгляд, он отвернулся к трибунам. Там собрались представители всех сословий – дрессировщики, кассиры, глашатаи, наездники, торговцы. Свои места на трибуне заняли Черепашка Агдок и трое его учеников-жрецов. Великий Вощеный отказался занять свое место рядом с ними, поскольку должен был говорить с арены.

Джонджей закрыл глаза:

– Мама, я знаю, что поступил правильно!

Он отправил ей свою мысль, но та вернулась к нему непрочитанной. Джонджей с силой прикусил губу, пока не ощутил привкус крови.

Движение людей на трибунах прекратилось, и Джонджей открыл глаза. Какое-то время он моргал, пытаясь смахнуть с ресниц застилавшие зрение слезы. Обернувшись, он увидел, что жрец Вощеный держит свою книгу. Обычно веселое лицо Великого Вощеного скрывал надвинутый низко на лоб капюшон. В какой-то момент тень, отбрасываемая капюшоном, создала иллюзию, будто у Вощеного вообще нет головы – эдакий безликий и бесстрастный призрак, готовый внести в анналы любое принятое горожанами решение.

– Кто первый? – Низкий голос Вощеного нарушил тишину арены.

– Я, – донесся голос Крошки Вилл. С трибуны встал человек в полосатой тунике дрессировщика:

– Ты его мать.

Крошка Вилл отняла от груди скрещенные руки и стеком указала в сторону говорившего:

– Ящерица Бейт, я также Хозяйка слонов. И от имени дрессировщиков говорить буду я.

Ящерица Бейт обвел взглядом трибуны, ища поддержки, но народ ответил молчанием, и он сел.

Вощеный кивнул в сторону Крошки Вилл:

– Говори. Тебе слово.

Крошка Вилл опустила руку с зажатым в ней стеком. Затем она обернулась, обводя взглядом трибуны, пока наконец не встретилась взглядом с Джонджеем. Стеком она указала в сторону сына:

– Джонджей погубил пятерых слонов – Гонзо, Твинки, Пег, Молли и Леди. Если бы я не вмешалась и не утихомирила Рег, он погубил бы и ее. Он отогнал их к краю пропасти и заставил броситься вниз. – Вилл перевела взгляд с сына на трибуны. – Это произошло на моих глазах.

Шайнер Пит подошел к жене и взял ее за руку. Но Вилл отстранилась от мужа и повернулась к нему спиной. Пит посмотрел на трибуны.

– Вы все знаете, что слоны убили мою дочь, Мэй, сестру Джонджея. Вы также знаете, что Мэй была калекой и не могла спастись бегством. Но вы не знаете одного – что значила для Джонджея Мэй.

– Чушь! – С трибуны поднялась женщина в полосатой тунике. – Это слоны убивают дрессировщиков. Дрессировщики не убивают слонов. А ты, Шайнер, лучше чисти-ка свою упряжь. Вон с арены!

– Я имею право... Он мой сын. – Шайнер Пит смерил женщину гневным взглядом. – Эти слоны были все как один дряхлые, и вы это прекрасно знаете. Дряхлые и злобные. – Пит обвел взглядом жителей Мийры. – Да будь я там в тот момент, я бы сам прикончил их.

Услышав такую дерзость, люди с возмущенными криками повскакали с трибун. Пит попросил их успокоиться, но ропот недовольства не утихал, и Питу ничего не оставалось, как опустить руки и молча стоять на месте.

Вощеный посмотрел на Джонджея:

– Скажи хоть что-нибудь.

Джонджей посмотрел на Вощеного: лицо жреца было изрезано старческими морщинами. Джонджей опустил глаза вниз, на опилки арены, затем взглянул на мать. Она стояла к нему спиной. Мысленно он обратился к ней.

– Мама, но ведь я твой сын. Она ответила не сразу: