Приют - Алиса Бодлер

мистер Дуглас? – с некоторой долей ехидства уточнила у меня миссис Оуэн. – Если это не услуги первой необходимости, конечно.

Я задумался. Будучи рядовым менеджером, я предпочитал не вникать в вопросы «о высоком». Был линейным сотрудником, и этого мне хватало вполне. Заметив, что я впервые за разговор потерялся в собственных мыслях, Джереми ответил матери сам:

– Маркетинг.

– Точно, сынок, – согласилась женщина. – Реклама у них была специфической и строилась наподобие анатомических театров. Такой эффект нельзя было пересказать и перенести на бумагу. Его нужно было демонстрировать, мистер Дуглас. Показывать в реальном времени.

До меня, наконец, дошло.

– Вы говорите о том, что люди использовались как объекты демонстрации такого явления?..

– Именно так, – тон миссис Оуэн сменился на ледяной. Те же ноты я слышал в тот момент, когда женщина посвящала меня в историю Бодрийяров. – Поэтому, когда этот скользкий тип Давернас обратился ко мне с идеей возрождения проекта, я пришла в ужас!

– Подождите, – я нахмурился. – Он прямым текстом предложил вам использовать вашего сына в качестве подопытного?

– Он преподнес это иначе! – почти воскликнула миссис Оуэн. – И эта… историческая сводка звучала совершенно по-другому. Я рассказала вам, как услышала, мистер Дуглас. Критическое мышление. Оно есть у каждого взрослого человека! И позволяет нам читать между строк.

– Только лишь оно, миссис Оуэн? Вы знаете очень много!

– Мой век слишком долог, мистер Дуглас. Я умею работать с информацией.

– Ясно… – окончательно растерялся я.

Джереми это заметил.

– Мама, они ведь выбирали не просто первых попавшихся для своего эксперимента? Они брали тех, кто уже что-то помнил о себе?

– Джерри, только не начинай.

Я знал, что мама Оуэна не верила в теорию перерождений, даже имея в своем распоряжении множество практических доказательств. Казалось, что приведи мы ей живого Германа, как две капли воды похожего на Джереми, она бы все равно отпиралась до последнего. Ссориться на эту тему не было смысла.

– Миссис Оуэн, Джереми имеет в виду… то, что главный врач выбрал именно его. Не кого-то другого. То есть был некоторый принцип, по которому отбирали людей для эксперимента?

– Да откуда же мне знать, мистер Дуглас! – теперь женщина повысила на меня голос. – Я рассказала все, что знаю. Этот жук хотел денег – не мудрено – и умел красиво петь песни про пользу «для науки». Но меня в таких вопросах провести невозможно. Мы с мужем умеем зарабатывать и в вопросах обмана и подлости чувствуем очень тонко.

Дальнейший разговор по своей сути не имел смысла. Но я не хотел, чтобы этот звонок заканчивался бесцельно.

– Миссис Оуэн, ваш сын…

Я глубоко вздохнул. Это было не моим делом. В сущности, я не мог понимать о семейных отношениях ровным счетом ничего. Но все же надеялся, что тот опыт постоянного одиночества, что преследовал меня с рождения, давал мне некоторую призму верного восприятия: я знал, что семья была главной ценностью каждого живого существа на этой проклятой обстоятельствами земле.

– …он хочет сказать вам спасибо, но не может в силу того, что вы воспитали его достаточно принципиальным человеком. Он, конечно, имеет на это право. Поэтому скажу я. Спасибо вам за то, что спасли его тогда. За то, что не дали плохим людям возможности повлиять на его жизнь. И даже если Джереми все еще обижен на то, что вы определили его в лечебницу, я, лично я, уверен. Вы хотели как лучше. Потому что вы – его мать.

На той стороне трубки послышался глубокий вздох.

Я увидел, как Джереми сжал губы в тонкую полоску и отзеркалил реакцию матери. Выпустив из себя невидимую эмоцию, он тихо добавил:

– Спасибо.

– Джерри, – почти шепотом обратилась женщина.

– Да, мам?

– Я люблю тебя, сынок. Помоги мистеру Дугласу всем, чем сможешь. У тебя всегда буду я. А у него – никого нет.

Оуэн впился пальцами в обивку руля.

– Я знаю, мама. Хорошего дня.

– До свидания.

Я положил чужой телефон на уголок сидения.

Не поворачиваясь ко мне, Джереми повторил слова миссис Оуэн:

– У тебя – всегда буду я.

* * *

Боузи очнулся от потока ледяной воды, обрушившейся на тело. Он обнаружил себя в положении сидя, на дне чугунной ванной. К левому плечу прижималась плачущая Тина. Справа же, стойко и безэмоционально выдерживая натиск карательного душа, прятала лицо в коленях Иви. Дети были полностью одеты, и прилипающая к мокрому телу серая форма делала ощущения от происходящего еще ярче и отвратительнее.

Сестра Александра стояла прямо напротив. Она щедро поливала троицу из душевой насадки и повторяла:

– Наказание Божье вразумляет и исправляет грешников…

Было ясно, что именно так и выглядели наказания от сестры Александры, о которых и говорили другие дети.

Казалось, что неизбежная кара от Камерона смягчала настроение послушницы, и именно поэтому последние полгода обходились без обливания водой.

Но детская воля к жизни была сильнее, и все пошло не по плану.

– Пожалуйста, прекратите! – что было сил выла Тина.

Мальчик поспешил закрыть лицо руками и повторить позу Иви. Оказывать сопротивление в текущем положении было бессмысленно.

Конечности немели от ледяной воды, а в висках начинала пульсировать тупая боль. За шумом воды интонации сестры Александры скрадывались.

И избавление детского слуха от ее ложных молитв было высшей наградой за страдания.

Наказание было завершено в тот момент, когда Тина, наконец, замолчала. Казалось, что отсутствие эмоций у девочки было показателем общего уровня сломленности для послушницы.

– Выходим!

Когда дети с большим трудом, но все же выбрались из ванной, Александра бросила воспитанникам одно полотенце на троих.

– Предательство и ложь есть непростительные смертные грехи, дети. – в противовес собственным страшным словам женщина улыбалась. Эти две несочетающихся крайности превращали ее привычный образ в нечто устрашающее.

– Но, мы… ничего… – стуча зубами, еще раз попыталась выразить протест Тина.

Боузи, поймавший полотенце, поспешил передать его девочке.

– Боюсь, это коллективная ответственность, – все так же жутко скалясь, продолжала Александра. – У тебя будет возможность обсудить это с сестрой и братом, Тина. За ужином, в спальне.

Не дожидаясь, пока дети обсохнут, послушница повела их в комнату через длинный коридор второго этажа. Шесть босых и мокрых маленьких ног ступали по полу с характерным звуком. Но ни следы, ни стекающая с малышей вода женщину не беспокоили.

– Вы слышали слова благодетеля этим утром, – бросила сестра Александра из-за спины. – Более за общим столом он вас видеть не желает. А потому трапезничать будете в комнате.

План Иви и Боузи, очевидно, был разоблачен еще днем, и теперь эти двое попадали в ряды неугодных. Терять, как рассудил мальчишка про себя, было