Убитая монета - Вадим Владимирович Ширяев

тоже платит максимальную цену, но только в случае минимального риска — то есть не больше, если не меньше, пяти процентов от уплаченных за монету денег, — господин Широков постарался сделать вид, что не замечает недоверчивой ухмылки человека по прозвищу Живчик.

— Большая коллекция на честном аукционе приведет к тому, что жулики в нумизматике просто вымрут. На аукцион мы их не пустим. Перепродать ничего дороже они не смогут. И просто уйдут на другие рынки — в ордена, в банкноты, в «антику» и так далее. А мы просто захватим рынок российских монет в мире. Лет за пять все привыкнут, что любые интересные российские монеты продаются только на нашем аукционе. И коллекционеры будут слетаться к нам, в Вену, общаться друг с другом. Это будет такая привычка, условный рефлекс…

— Сказочки рассказываете, господин Широков! — Совершенно бесцеремонно перебил его Живчик. — Жулики умрут только вместе с самой нумизматикой. В смысле, их нельзя убить — тронешь жуликов, так и нумизматика кончится. Но вот в чем вы действительно правы, так это в том, что вашему идеальному аукциону какой-нибудь грязный скандал, ну, совершенно не нужен.

— Что вы имеете в виду?

— Сами знаете, скандалы случаются и до, и во время, и после аукционов, — теперь в голосе Живчика явно звучала угроза. — Выход на рынок большой коллекции российского дореволюционного серебра уже сам по себе может изменить общепринятое каталожное представление о редкости. Вот вылезут, скажем, «рейхелевские» полтины, или два полуполтинника 1703 года «чекан в кольце» в одной коллекции, и редкость из R4 формально перейдет в R3[9], правильно? Никто, конечно, в каталоге ничего писать и исправлять не будет, не выгодно. Но для себя каждый интересующийся может это отметить. И кому-то это может совсем не понравиться. Кто-то даже сделает все возможное, чтобы аукцион не состоялся…

А ведь так не ведут себя на переговорах те, кто по-настоящему заинтересован в достижении каких-то соглашений, — сообразил внезапно адвокат, посмотрев на Живчика. И действительно, господин Широков уже поднимался со своего места, давая всем понять, что встреча окончена…

Пробный империал 10 рублей Николая второго 1896 г. аверс и реверс

«Поэтому в 1828 году Россия первой в мире стала чеканить платиновые трехрублевики…». Стр. 155

Глава 6

Позолоченный «Константин»

«Он или дурак, или негодяй — это значит, с ним нельзя иметь дело».

Франческо Петрарка, поэт и нумизмат

С точки зрения Андрея Адольфовича, австрийцы говорили по-немецки с таким же произношением, как троечник Костя Шутов из пятого класса советской общеобразовательной школы.

Поэтому пресс-конференцию перед открытием аукциона было решено провести с использованием синхронного перевода на английский, немецкий и русский языки. Это, конечно, потребовало дополнительных расходов, но зато теперь у каждого журналиста имелись наушники с тремя каналами на выбор. Обеспечены переводом были и простые слушатели, которые присутствовали в зале.

Владимир Александрович, занявший место в четвертом ряду, обратил внимание на то, что сидящая на сцене, рядом с господином Широковым девушка — менеджер аукциона по связям с общественностью, оказалась тут едва ли не единственной представительницей прекрасного пола. Если не считать, конечно, сухой и скучной дамы средних лет, сотрудницы каких-то органов австрийской власти.

— Говорят, что специалист — не тот, кто знает, а тот, кто знает, как узнать, — Андрей Адольфович выслушивал вопросы на английском и на немецком, но старался отвечать на них только по-русски. — Хотя считается, что в нумизматике специалист — это, как раз, только тот, кто четко знает, почем купить и продать любую монету. Причем в любой валюте. Так получилось, что я в российской нумизматике — специалист по аукционным монетам, то есть не по рядовому, а по редкому и уникальному материалу, который имеет смысл продавать на аукционах. Через мои руки прошли российские монеты общей стоимостью примерно 50 миллионов евро, в том числе самые дорогие — редчайшие и уникальные, включая легендарный пробный рубль императора Иоанна Антоновича. Разумеется, есть в нумизматике для меня и любимые, и избитые темы, мимо которых никак не пройти. Вот, например, от «молодых Петров», — так называют монеты 1701–1705 годов, с детско-юношескими портретами императора, — веет русской архаикой. Есть в них что-то эпичное, родное — красивое, наконец! Ни на что не похожее. Это потом уже появились европеизированные изображения, стандарт… Но вообще-то, интересующая меня часть российской нумизматики оказалась короткой — грубо говоря, две сотни лет. Поскольку меня с самого начала интересовали только настоящие редкости, от пятерок Екатерины Второй и дороже, то таких монет в золоте и платине оказалось всего несколько сотен. Освоив их, я потом распространил тот же систематический подход и на российское серебро, где опять же меня интересовали только предметы от десятков тысяч долларов, а в основном — от 50 000. И тут уже работа была четко на утилитарную цель: чем монета дороже, тем больше ей внимания, львиная доля — серебру. И опять в торговом обороте, как оказалось, всего какие-нибудь сотни настоящих раритетов. Мертвый груз в музеях меня раньше мало интересовал. При советской власти он вообще мало кого интересовал, это уже потом… — Широков на мгновение задумался:

— Я всегда сравнивал удовольствие и затраты. Зато, когда настало время профессионально заниматься нумизматикой, для себя уже перестал собирать какие бы то ни было монеты, а собственную коллекцию продал за копейки. И стал как бы чистым художником — лично мне никакие из проходящих через меня редчайших или уникальных монет уже были не нужны. Я прекрасно понимаю нумизматов, но смотрю на них, так сказать, со стороны. Вставая на их место, я понимаю все кипение страстей, но сам этому давно не подвержен…

— Еще вопросы? — обвела глазами журналистов ведущая пресс-конференции.

— Господин Широков, объясните, пожалуйста, что же такое, все-таки, нумизматика?

— У нумизматики много определений. Одно из них — вспомогательная историческая дисциплина, и оно мне совсем не нравится. Основное же определение — это собирательство монет или, на более серьезном, систематическом уровне, их коллекционирование. Среди миллионов «простых» нумизматов-коллекционеров и собирателей я отдельно выделил бы узкую прослойку профессионалов — сотрудников аукционов, дилеров, ученых и музейных работников. Во всем мире их не более пары тысяч — например, здесь, в Вене таких экспертов всего несколько десятков. И это несмотря на то, что история профессиональной нумизматики насчитывает не сто, и даже не тысячу лет. Как известно, первые монеты появились примерно за семь веков до Рождества Христова, коллекционерами монет были короли и императоры,