Шестеро против Скотленд-Ярда (сборник) - Агата Кристи

– А ну-ка, посмотрим, чем торгуют в этой замшелой дыре. Покажите нам для начала свои запасы, миссис… как-вас-там.

Милая пожилая леди – владелица магазина – робко указала ему на полку с домашними заготовками в банках. Причем мне сразу бросилась в глаза большая емкость с начинкой для пирога из изюма, яблок, миндаля, сахара, цукатов и прочих сладостей.

– Не понимаю, – сказал я, – почему мы готовим пироги со сладкой начинкой только к Рождеству. Как мне говорили, в Америке едят такие деликатесы круглый год. Верно, майор?

Он легко проглотил заброшенную мной наживку.

– Точно так, – ответил он, – а это на вид очень приличная начинка. Пока жил в Штатах, только ею и питался, ей-богу.

Я отлично знал, что он никогда не бывал в Америке, но пропустил его очередную беззастенчивую ложь мимо ушей.

– Да, помню, вам всегда нравились сладкие пирожки, майор, – поддакнул я, соблазняя его самого вколотить еще один гвоздь в крышку собственного гроба. – Миссис Партридж умеет делать их отменно, а стряпню моей жены вы уже имели возможность оценить сами. Ведь эта смесь вашего приготовления, миссис Партридж?

– Все на этой полке я приготовила собственными руками, – ответила почтенная леди. – Даже джем джатни. Но если вы предпочитаете продукцию известных фирм, я всегда могу сделать для вас заказ.

– Лично мне ничего другого не надо, – сказал я.

– Да и мне тоже, – поддержал меня майор. – Пришлите нам банку своей начинки, добрая женщина, а уж моя маленькая кузина сумеет заквасить тесто. Устроим завтра праздник с пирогами, как вам такая идея?

И на следующее утро я наслаждался великолепным зрелищем. Майор Скаллион отправлял один сладкий пирожок за другим в свою ненасытную пасть. Если бы я сумел заставить его так же обжираться в нужный момент, то можно было превзойти даже преподобного доктора Синя, совершившего свое преступление очень давно.

Сладкие пироги я включил в сложный план убийства, отведя им определенное место и время в своей схеме. Закончив укладку дощатых полов в комнатах, я знал, что теперь моя жертва может нежданно ускорить свой конец. О чревоугодии и неумеренности майора во всем знал теперь каждый в округе. О нас много судачили, и если в отношении его все представлялось соседям предельно ясным, то мнения на мой счет разделились. Многие хвалили меня за терпимость и поистине христианское гостеприимство, но другие считали простофилей или даже круглым дураком, потому что я пустил такого монстра под одну крышу со своей молодой и красивой женой.

И в поведении жены тоже стала заметна перемена. Ее симпатии к майору значительно поубавилось; она стала на глазах терять интерес к его бесконечным россказням о выдуманных приключениях. А уже незадолго до его смерти, как мне кажется, она осознала, что он попросту лжец, нечистоплотный человек, любитель пожить на дармовщинку и полное ничтожество. Думаю, жена успела возненавидеть его почти так же сильно, как и я сам. Впрочем, интуиция подсказывала ему, что у жены возникли перемены в отношении к себе. Он был изумлен и глубоко обижен, что жена теперь откровенно предпочитала меня ему. Но, по-прежнему желая получить ее деньги вместе с моими, не теряя надежды выудить их, он вел себя по-свински до конца, совершая глубочайшую ошибку. Он заметил ее изменившееся отношение, но тем не менее пытался то и дело добиваться ее благосклонности. Внешне моя жена делала вид, что ничего не происходит. Притворялась, словно ей непонятны его грубые намеки. Но я часто теперь ловил на себе ее умоляющий взгляд. Почти детское выражение женских глаз содержало немой вопрос: когда же я наконец навсегда избавлю наш дом от этого чудовища?

Однажды я не выдержал и шепнул ей:

– До окончания этого ужаса осталось несколько дней. Ни о чем не беспокойся, он не задержится у нас намного дольше. Майор убивает сам себя. Вероятно, его уже скоро хватит удар. Я сделал все возможное, чтобы помочь этому несчастному, а ты стала воплощением долготерпения. Но мы не можем попросту выгнать его, учитывая, что майору некуда больше податься. Разумеется, если от инсульта его разобьет паралич, нам придется нянчиться с ним, но мне почему-то кажется, что удар станет для него смертельным.

– Значит, по-твоему, ему непременно грозит инсульт? – спросила жена.

– Так считают все, кто его знает. Но нам необходимо сохранять спокойствие, продолжать нормальную жизнь и выполнять все свои обязанности как ни в чем не бывало.

А тем временем вечерами атмосфера в доме становилась поистине невыносимой. Я приносил из кабинета в гостиную какую-нибудь книгу и притворялся, что читаю. Жена занималась вышивкой или вязанием. А майор сидел и пялился на нее, по временам произнося какие-то совершенно безумные фразы. Например, он мог предложить:

– Почему бы моей крошке не прийти посидеть на колене у своего доброго любящего кузена?

Когда жена не выдерживала нервного напряжения и отправлялась спать, у него совсем падало настроение. Майор начинал злиться, накачивался виски и все время спрашивал, какого дьявола я не могу приказать жене быть с ним поласковее.

– Завтра я покажу ей несколько своих шаловливых открыток, чтобы немного встряхнуть, – однажды вечером сказал он. – Те самые, от которых ты приходил в такое детское смущение. Они ее кое-чему научат, я надеюсь.

– Если ты ей их покажешь, – совершенно хладнокровно заметил я, – то бог, который все видит, тут же покарает тебя. Ты получишь смертельный удар свыше.

– Никакого бога нет, ты, старомодный и невинный тупица! – рассмеялся он. – А что до твоей жены, скажу прямо, она меня возбуждает, и я не понимаю, почему какой-то грязный преступник должен мне мешать удовлетворить свои желания. Что случилось? Ты же всегда покорно делал все, чего я от тебя требовал. И на этот раз заполучу ее, вот увидишь. А ты мне поможешь.

Я ничего не сказал, а лишь принес ему другую бутылку виски и предложил далее угощаться. В нее был добавлен никотин, и мне нужно было определить дозу, которая возымеет необходимое действие. Он уже жаловался на боли в сердце, а когда поднимался из кресла, с трудом удерживался на ногах из-за головокружения. Я не уставал повторять, что причиной всему его пьянство и курение, а в ответ слышал лишь проклятия в свой адрес и приказы помочь ему добраться до спальни.

– Здесь дело вовсе не в этом, идиот, – говорил он. – Это все твоя жена, будь она трижды неладна, как и ты сам. Почему ей не хочется полюбить меня? В меня влюбляются все женщины. Это из-за нее мой организм пришел в такое расстройство, черт бы ее побрал! Но я вам еще покажу!

Так сложилось, что он собирался нам показать обещанное уже на следующий вечер, и мне ничего не оставалось, как начать действовать самому очень быстро.

С трудом дотащив монстра наверх, я оставил его храпеть в спальне после очередных неумеренных возлияний и закрыл дверь. Затем спустился, чтобы осуществить свой обычный ежевечерний ритуал, собрав из пепельниц все окурки его сигар в большую коробку, которую специально для этого держал у себя в мастерской. Затем рассыпал по полу корм и пронаблюдал, как первые жуки осторожно показались из щели и принялись за приготовленное для них пиршество. Я давно заметил за ними пристрастие к сиропу, в который некоторые влезали лапами и застревали в нем. В тот вечер я подобрал четыре жука, отнес в лабораторию и отравил. По распоряжению майора моя жена как раз напекла свежих пирожков со смешанной сладкой начинкой. Четыре пирожка я спрятал в кладовке, вскрыл слой теста и поместил внутрь по мертвому насекомому, спрятав среди густой начинки. На случай посмертного вскрытия мне было необходимо, чтобы судебный медик обнаружил по крайней мере одного такого жука в желудке Скаллиона. Избавляться от бутылок с отравленным никотином виски не было необходимости, поскольку майор никогда не ложился спать, не опорожнив их все до дна.

Потом я проверил, на месте ли мой молоток, и лишний раз удостоверился, в каком из ящиков верстака хранились ковровые гвозди с крупными шляпками. Теперь все для убийства было готово, и каждая принадлежность находилась там, где положено. Занавес для финальной сцены тщательно продуманной мной драмы поднялся, как я и упомянул, на следующий вечер.

Утром майор чувствовал себя очень скверно, а единственным лекарством от всех хворей он считал только выпивку, и чем больше ее, тем лучше. Я, естественно, позволил ему «лечиться», сколько будет душе угодно. Он не стал завтракать, пропустил обед и чай, но к шести часам стал жаловаться на голод. Я же нарочно попросил жену задержать время ужина, чтобы нам не пришлось до отхода ко сну слишком долго выдерживать пытку пребывания в его обществе. Когда жена объявила, что мы никак не сможем сесть за стол раньше восьми часов, майор чуть не взорвался от ярости и стремительно вышел из дома.

Я прекрасно знал, куда он направится – в гостиницу. Меня это вполне устраивало. Мне было необходимо, чтобы как можно больше свидетелей могли подтвердить позже, в каком плачевном состоянии он находился. Без четверти восемь хозяин гостиницы и констебль привели его обратно. В лицо ему они ничего не говорили, словно все обстояло благополучно и не о чем особо беспокоиться. Но констебль тихо сообщил нам с женой, что майор вел себя очень агрессивно по отношению к жителям деревни и постояльцам гостиницы, и если он еще раз там появится, хозяин рискует лишиться части постоянных клиентов. Понятно, насколько удручала его такая перспектива.