Игры и люди - Роже Кайуа

сути, никакого другого способа вырваться. Для этого нужна необычайная удача – чудо. И вот alea как раз и занимается тем, что все время сулит такое чудо. Отсюда неизменное процветание азартных игр. Оно выгодно и государству. Устраивая вопреки протестам моралистов официальные лотереи, оно рассчитывает на значительный доход от этого источника средств, которые – случается же! – люди отдают ему с воодушевлением. Если же оно отказывается от такого средства и уступает выгоду его эксплуатации частной инициативе, оно хотя бы облагает высокими налогами различные операции, имеющие признаки пари и заклада.

Играть – значит отказываться от труда, терпения, бережливости ради удачного броска костей, который в один миг дает столько, сколько не даст целая жизнь в изнурительных трудах и лишениях, если только в нее не вмешается удача и если не прибегать к спекуляции, которая отчасти связана именно с удачей. Чтобы быть привлекательными, лотерейные выигрыши, по крайней мере главные из них, должны быть крупными. И наоборот, сами билеты должны стоить как можно дешевле, и даже следует делать их делимыми, чтобы они были доступны множеству нетерпеливых любителей игры. Отсюда следует, что большие выигрыши достаются немногим. Но это неважно – сумма, которой вознаграждают самого удачливого, кажется оттого еще более желанной.

Возьмем первый попавшийся, вероятно не самый убедительный пример: в тотализаторе на Гран-при Парижа величина наибольшего выигрыша составляет сто миллионов франков, то есть сумму, которая должна казаться просто баснословной подавляющему большинству покупателей билетов, зарабатывающих тяжелым трудом несколько десятков тысяч франков в месяц. Действительно, если принять годовой заработок среднего рабочего за четыреста тысяч франков, то эта сумма оказывается эквивалентом примерно двухсот пятидесяти лет работы. При этом большинству трудящихся не под силу купить билет тотализатора, стоящий восемнадцать тысяч пятьсот франков, чуть более половины месячного заработка. Им приходится довольствоваться покупкой «десятых долей», которые стоят две тысячи и обольщают их перспективой выиграть десять миллионов – мгновенно и вдруг получить столько, сколько заработаешь за четверть века. Влекущая сила такого внезапного обогащения неизбежно пьянит игрока, ибо оно на деле означает радикальную перемену в социальном положении, практически недостижимую нормальными путями, – чистую милость судьбы[59].

Рукотворная магия оказывается действенной: согласно последним статистическим данным, в 1955 году французы потратили сто пятнадцать миллиардов только на азартные игры, контролируемые государством. Из этого числа общий доход Национальной лотереи составляет сорок шесть миллиардов, то есть по тысяче франков на каждого француза. За тот же год было выплачено выигрышей на двадцать пять миллиардов. Крупные выигрыши, размер которых по отношению к общей сумме выплат постоянно растет, явно рассчитываются так, чтобы вызывать надежду на обогащение, и клиентам открыто предлагают рассматривать выигравших как примеры для подражания.

Доказательством этому может служить хотя бы полуофициальная реклама, которой так или иначе заставляют заниматься внезапно обогатившихся таким образом людей, хотя по желанию им и могут гарантировать анонимность. Тем не менее обычай таков, что газеты подробно сообщают обществу об их быте и намерениях на будущее. Можно сказать, что задача таких публикаций – подстрекать толпу попытать удачи в следующий раз.

Азартные игры не во всех странах организуются как грандиозные жеребьевки, осуществляемые в общенациональном масштабе. Там, где они не имеют официального характера и лишены государственной поддержки, их размах быстро уменьшается. Абсолютная сумма выигрышей падает вместе с числом играющих. Нет больше почти бесконечной диспропорции между суммой вложенных и ожидаемых денег. Но из этого более скромного масштаба ставок отнюдь не следует, что в конечном итоге общая сумма ставок менее значительна.

Напротив – ибо в таком случае тираж уже не оформляется как торжественная, относительно редкая процедура. Объем ставок с лихвой возмещается частотой розыгрышей. В часы работы казино на нескольких десятках столов крупье в установленном дирекцией ритме непрестанно бросают шарик в рулетку и объявляют результаты. В мировых игорных столицах – например, Довиле, Монте-Карло, Макао или Лас-Вегасе – суммы, находящиеся в непрерывном обороте, могут и не достигать тех фантастических цифр, которые мы склонны воображать, однако закон больших чисел гарантирует практически неизменный доход от этих быстрых и беспрерывных операций. Этого довольно, чтобы город или государство получали от них броское и скандальное процветание, легко заметное по блеску праздников, агрессивной роскоши, вольности нравов, всевозможным соблазнам, которые функционируют так же как реклама и открыто предназначаются для завлечения клиентов.

Правда, такого рода столицы привлекают главным образом приезжих игроков, которые развеиваются здесь за несколько дней, в возбуждающей обстановке доступных удовольствий, но вскоре возвращаются к более суровой трудовой жизни. При всех необходимых оговорках, такие города, дающие прибежище и рай для игорной страсти, похожи на огромные публичные дома или на гигантские опиумные курильни. Общество проявляет к ним терпимость, контролируя их и получая от них прибыль. Через них проезжает, не поселяясь в них, кочевой народ любопытных, праздных и одержимых. Ежегодно семь миллионов туристов оставляют шестьдесят миллионов долларов в Лас-Вегасе, что составляет около 40 % бюджета штата Невада. Однако для них проведенное там время – лишь перерыв в обычном течении жизни. Общий стиль цивилизации не изменяется от этого сколько-нибудь существенно.

В существовании больших городов, чьим почти исключительным назначением и занятием являются азартные игры, очевидно проявляется сила инстинкта, который находит себе выражение в погоне за удачей. Однако опаснее всего этот инстинкт проявляет себя не в таких городах – исключениях из правила. В других местах букмекерские конторы позволяют каждому играть на скачках, даже не приходя на ипподром. Социологами замечена тенденция заводских рабочих создавать своеобразные клубы, где они разыгрывают относительно крупные суммы (пожалуй, даже непомерно большие по сравнению с их зарплатой), делая ставки на результаты футбольных матчей[60]. В этом тоже – черта цивилизации[61].

Государственные лотереи, казино, ипподромы, разнообразные ставки у букмекеров остаются в рамках чистой alea, строго соблюдая законы математической справедливости.

Действительно, за вычетом общих расходов и отчислений, осуществляемых администрацией, выигрыш в таких играх, сколь бы огромным он ни казался, всегда строго пропорционален ставкам и степени риска каждого игрока. Более примечательным нововведением наших дней является то, что я бы назвал замаскированными лотереями: это те, которые не требуют никакого вложения средств и внешне выдают себя за вознаграждение таланта, эрудиции, находчивости или каких-то иных заслуг, по природе не поддающихся объективной оценке и законной поддержке. Существуют крупные литературные премии, которые приносят писателю настоящее состояние и славу, по крайней мере на несколько лет. По образцу таких премий учреждены тысячи других, которые мало что дают реально, зато поддерживают и как бы разменивают собой престиж более крупных премий. Девушку, победившую одну за другой грозных