Игры и люди - Роже Кайуа

настоящее шаманское действо, где есть и галлюцинаторная музыка, и ритуальное облачение (синий плащ, черная ягнячья шапка, белые кошачьи шкуры, посох, подушка из куриных перьев), и странствия в иной мир, и хор услужливых помощников, и трансы, экстаз и прорицание. С масочными обществами прямо связаны и воины-берсерки, превращающиеся в диких зверей[50].

Напротив, в Древней Греции, хотя отправная точка была той же самой, благодаря относительному обилию документов очень хорошо видно, сколь быстро и отчетливо шла эволюция, сколь широко и стремительно был достигнут успех, который из-за этого даже назвали чудом. Следует, однако, помнить, что это слово верно лишь при учете одного факта: полученные результаты – церемонии и храмы, любовь к порядку, гармонии, мере, идея логики и науки – выступают на фоне легенд, где действуют магические братства танцоров и кузнецов, циклопов и куретов, кабиров, дактилей или корибантов, буйные толпы страшных масок, полубогов-полузверей, в которых, как и в кентаврах, уже давно распознали эквивалент африканских инициатических обществ. Спартанские юноши изображали волков, точно так же как люди-пантеры и люди-тигры в Экваториальной Африке[51].

Во время криптии – связанной или нет с охотой на илотов[52], – они несомненно вели обособленную жизнь, устраивая засады и ловушки. Им нельзя было дать себя увидеть или застигнуть врасплох. Речь идет отнюдь не о военной подготовке – такая тренировка совершенно не согласуется с боевыми приемами гоплитов. Здесь юноша живет по-волчьи и нападает по-волчьи – в одиночку, внезапно набрасываясь диким зверем. Он безнаказанно крадет и убивает, если только жертвам не удастся его поймать. Такое испытание включает в себя опасности и преимущества инициации. Неофит завоевывает возможность и право вести себя по-волчьи; его пожирает волк, и он сам воскресает волком; он рискует быть растерзанным волками и проходит испытание, чтобы самому терзать людей.

В братстве ликантропов на Ликейской горе в Аркадии, чьим покровителем был Зевс, волком становился тот, кто поест мяса ребенка, смешанного с другими видами мяса, или же посвящаемый переплывал пруд и на девять лет становился волком в том месте, где выйдет на берег. Аркадский Ликург, чье имя значит «изображающий волка», преследовал юного Диониса. Он угрожал ему каким-то таинственным приспособлением. Он испускал страшное рычание и бил, по словам Страбона, в «подземный барабан, издающий тяжко пугающий гром». Нетрудно узнать в этом устрашающий грохот африканской трещотки – универсального орудия масок.

Нет недостатка в доводах, позволяющих связать аркадского Ликурга с Ликургом спартанским; между VI и IV веками до н. э. сверхъестественное видение, вызывавшее панику, превращается в великого законодателя, колдун, заправлявший инициацией, становится педагогом. Точно так же люди-волки из Лакедемона перестают быть дикими зверями, одержимыми богом и ведущими в свои отроческие годы нечеловеческую, зверскую жизнь. Теперь они образуют своего рода политическую полицию, на которую возлагается обязанность устраивать карательные экспедиции и держать в страхе и подчинении покоренные народы.

То, что раньше было экстатическим припадком, теперь хладнокровно используется в целях подавления и устрашения. Метаморфозы и транс остаются лишь в воспоминаниях. Конечно, криптия по-прежнему вершится в тайне, но теперь она служит одним из регулярных механизмов воинской республики, чьи жесткие установления искусно сочетают в себе демократию и деспотизм. Меньшинство завоевателей, для себя самих уже принявшее совсем иные законы, продолжает пользоваться старыми рецептами по отношению к порабощенной массе.

Эта эволюция поразительна и полна смысла. Она иллюстрирует собой лишь один частный случай. В то же самое время почти по всей Греции отправлялись оргиастические культы, использующие танец, ритм, опьянение, дабы вызывать у адептов экстаз, нечувствительность и божественную одержимость. Но все эти культы головокружения и симуляции были побеждены. Они больше никоим образом не образовывали главные ценности общества. В них лишь продолжалась древняя традиция. О сошествиях в ад и путешествиях на небеса, осуществляемых духом, в то время как бесчувственное тело странника лежит на постели, осталось лишь воспоминание. Так, душа Аристея Проконнезского была «схвачена» богом Аполлоном и летала вслед за ним в облике ворона. Гермотим из Клазомена мог на целые годы покидать свое тело, отправляясь добывать знание о будущем. Благодаря посту и экстазу Эпименид Критский получил в божественной пещере на Идской горе запас своих магических способностей. Пророк и целитель Абарис летал по небу верхом на золотой стреле. Но и в самых стойких, самых развитых из этих рассказов уже проявлялась новая ориентация, обратная первоначальному смыслу. Орфей больше не выводит из подземного мира умершую супругу, за которой он туда спустился. Возникает понимание того, что смерть не знает пощады и что никакая магия не может ее одолеть. У Платона экстатическое путешествие Эра Памфильского – это уже не шаманская одиссея, изобилующая драматическими перипетиями, но аллегория, к которой прибегает философ для изложения законов Космоса и Судьбы.

* * *

Исчезновение маски – с одной стороны, как средства метаморфозы, приводящей в экстаз, а с другой стороны, как орудия политической власти, – представляет собой медленный, неровный, трудный процесс. Маска была высшим знаком превосходства. В масочных обществах главный вопрос в том, носишь ли ты маску и пугаешь других или не носишь ее и пугаешься сам. При более сложной общественной организации речь идет уже о том, что человек должен бояться одних и может пугать других, в зависимости от степени посвящения. Перейти на более высокую ступень – значит познать тайну новой, более тайной маски. Это значит узнать, что устрашающее сверхъестественное явление – вовсе не сверхъестественное, а просто переодетый человек, подобно тому как ты сам надеваешь маску, чтобы устрашать профанов или посвященных низшего уровня.

Безусловно, существует проблема упадка масок. Как и почему людям пришлось отказаться от них? Этим вопросом как-то мало задавались этнографы. Между тем он исключительно важен. Попробую выдвинуть следующую гипотезу. Она никоим образом не исключает – напротив, требует – множественных, разных, несопоставимых между собой путей, соответствующих каждой конкретной культуре и ситуации. Но она предлагает некую общую для них движущую силу. Система маски и инициации функционирует лишь в том случае, когда есть точное и постоянное соответствие между раскрытием секрета маски и правом самому использовать его для достижения богоподобного транса и устрашения новичков. Знание и применение также тесно связаны между собой. Только тот, кто знает истинную природу маски и ряженого, может сам рядиться в какое- либо страшное обличье. Ведь нельзя испытывать на себе его влияние, или по крайней мере испытывать его в той же степени, с тем же чувством священной паники, если знаешь, что перед тобой просто ряженый. Между тем не знать этого практически невозможно – по крайней мере,