Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка» - Валерий Сенин

Мама погрозила мне пальцем:

– А ты, как всегда, не угадал, о чем я хотела спросить, это я угадываю твои желания и твои вопросы, а у тебя этого не вышло ни разу, но так и должно быть, потому что мужчины более грубые создания, чем женщины. Разгадать женщину не дано даже мужчинам-писателям и мужчинам-психологам, они нагло врут и фантазируют, размышляя о женщинах, разгадать женщину не может даже она сама, потому что непредсказуема, как петербургская погода... На самом же деле я хотела сказать, что твоему отцу Спирину тоже было мало секса, и поэтому он жил вначале с одной, потом с двумя, потом с тремя, и в итоге его нормой оказалось пять женщин, он был очень сильным мужчиной во всех планах.

– А почему был, он что, уже умер, что ли? – спросил я.

Мама пожала плечами и ответила:

– Да нет, не умер, но сейчас о его похождениях я не знаю, а сорок лет назад он был выдающимся мужиком; рядом с вечно плачущим Константином Арбатовым, которого я все равно любила до самой его смерти, он казался Ильей Муромцем, а Спирина я никогда не любила, он взял меня силой и не отпускал от себя, пока я не забеременела. А потом отпустил к Костику, а тот, страстно меня любивший, узнав, что я беременна не от него, запил по-черному и умер, дурачок, а у нас могла бы получится прекрасная семья, ему нужно было только полюбить тебя, как я, и все бы упростилось в наших отношениях, но он оказался слабым, как и большинство мужиков.

Мама родилась в 1942 году в Ленинграде во время войны, город уже был окружен немцами, и выжить было чрезвычайно трудно даже взрослым, но мама выжила, потому что ее отец (мой дед) Иван Трофимович Зверев служил судьей в военном трибунале, у него было капитанское звание и хороший паек по сравнению с обычными ленинградцами, который и позволил его жене – моей бабушке Ирине – и маме выжить в то страшное время. Дед, кстати, подписал более двух тысяч смертных приговоров и в основном – советским бойцам, уличенным в трусости. С его подачи более двух тысяч человек расстреляли, а деда за этот подвиг наградили орденом Красной Звезды, которым он очень гордился. Впрочем, во время войн людей всегда награждали именно за массовые убийства: чем больше убил, тем выше награда. И когда я вижу ветерана войны, увешанного орденами и медалями, я пугаюсь и обхожу его осторожно стороной. Своего деда я тоже боялся, но избежать встречи с ним не всегда получалось, потому что он приезжал в нашу с мамой однокомнатную квартиру каждое воскресенье и учил маму правильной жизни. Бабушка Ирина к нам не приезжала, она обиделась на маму за смерть Константина, которого очень любила, а меня считала и называла ошибкой природы. Дед тоже так считал, поэтому меня, как правило, не замечал. Дед и бабушка умерли в восемьдесят втором году в один день, выпили девятого мая за победу бутылку коньяка и умерли. Доктора сказали, что они скончались от передозировки алкоголя. Мне было девять лет, и их похороны были первыми в моей жизни. Мама очень сильно переживала и плакала, когда их гробы закапывали в одной могиле, а я не плакал, все происходящее казалось мне чем-то нереальным и фантастическим, я еще верил в собственное бессмертие, в девятилетнем возрасте в это многие верят. В том же году мы переехали в их двухкомнатную квартиру, где мама живет и сейчас, славная добрая мама, угадывающая мои мысли и желания. Вместе с мамой в этой квартире я прожил до двадцати шести лет, пока не встретился с Александрой и не переехал к ней. И никогда мы не были богатыми, как и все наши родственники, друзья и знакомые, все мы жили от получки до получки на маленькие деньги, какие платило заботливое государство за довольно тяжелый труд; от голода мы, конечно, не умирали, но и не шиковали. А о богатых людях мы только слышали или видели их по телевизору.

Конечно же, очень даже неплохо иметь много денег – не работать и путешествовать по миру в поисках приключений и новых ощущений вместе с детьми и любимыми женщинами. И мамина идея о собственном доме во Франции или в Италии тоже хороша. И через двенадцать дней все это может оказаться реальным, если мама не ошиблась в расчетах, а мама никогда не ошибалась, даже когда рожала на свет меня, не обращая внимания на советы деда и бабушки, которые всегда считали меня уродливой ошибкой природы. Но уродами, в моральном смысле, конечно, были они – красивые внешне моральные уроды.

Дай бог нам удачи через двенадцать дней!

Мама дотронулась до моей руки и сказала:

– Дай бог нам удачи через двенадцать дней, сын. А сейчас, Игорек, тебе пора уходить, у меня начинается роман с моим учеником Ильей, – мама вдруг покраснела (никогда раньше такого не видел) и договорила: – Ему двадцать восемь, а тебя я представила как моего младшего брата. Илья уверен, что я старше тебя на пять лет, понял?

Я улыбнулся и ответил:

– Понял, мам, ты и Полина на удивление хорошо сохранились, вы случайно не ведьмы?

Мама лукаво улыбнулась мне в ответ:

– Ты почти угадал, сын, наш кофе – удивительный напиток, в состав которого входят редкие травы, и именно он дарует нам с Полинкой энергию молодости, а теперь уходи, твое время закончилось.

Мама сказала это таким властным тоном, что я мгновенно вскочил с табурета, прошел в прихожую, надел ботинки и услышал громкий мамин шепот:

– Знаешь, сын, Илья очень похож на Костика, мою первую и самую сильную любовь, а Полинка меня просто удивляет: ну что она нашла в сорокалетнем крокодиле Гене, прошу не обижайся, ведь при ее внешности могла бы выбрать себе двадцатилетнего красавца, любой бы согласился.

Я вышел на лестничную площадку и подумал, что мама как всегда права. Действительно, что Полина нашла во мне?

Двенадцать дней с Полиной пролетели, как один миг. Мы любили друг друга на пределе возможностей, словно нам обоим было по двадцать лет. Господи, мы были неразделимыми частями одного целого и улетали в удивительный мир, где останавливается время и исчезают мысли. Мы планировали прогулки по городу, походы в Эрмитаж, Павловск, Русский музей, театры, но никуда не ходили, кроме продуктового магазина, который располагался в соседнем доме, потому что любили друг друга и не могли насытиться. За двенадцать дней я успел кончить около сотни раз и не чувствовал себя опустошенным, Полина тоже выглядела свежей, довольной и помолодевшей, я не дал бы ей уже больше тридцати пяти. Господи, я никогда не чувствовал себя таким сильным и красивым, и все это благодаря Полине, которая и словами, и своим поведением доказывала великую истину о том, что нет на свете некрасивых людей, есть некрасивые мнения о них – и все. И, несомненно, Полина права, потому что она меня любит так же сильно, как я ее, а когда любишь человека, он кажется красивым, уродов любят только извращенцы, а о Полине этого не скажешь. Господи, спасибо тебе за то, что ты подарил мне две недели истинного счастья. С другими женщинами у меня не было таких ощущений, другие давали мне понять, что я ничтожество, до которого они снизошли; а я принимал это снисхождение за любовь, потому что не знал истины. Полина же увидела во мне равного себе, для этого нужно смотреть на человека внутренним духовным взором, чего не умели или не хотели мои Александры. Мама тоже относилась ко мне с излишней строгостью, но для мамы это простительно, потому что она – мама, а вот к Александрам я возвращаться пока не хочу. После двух недель с Полиной, рядом с которой я был богом-кузнецом Гермесом, я не могу снова упасть до уровня крокодила Гены или Демьяна Бедного. Я прекрасно понимаю, что Александры видели меня именно таким, но это уже их заботы, потому что впервые в жизни я принял самостоятельное решение, а оно сводится к тому, что я хочу остаться с Полиной навсегда. А Полине этого я еще не говорил.

...Я перевернулся на живот, поцеловал лежавшую рядом обнаженную Полину в грудь и сказал:

– Милая моя девочка, я вдруг отчетливо понял, что люблю тебя так сильно, как никого никогда не любил, и поэтому я очень-очень хочу продолжения наших отношений.

Полина перестала улыбаться, внимательно на меня смотрела с минуту и предложила:

– Давай-ка, Игорек, одеваться, скоро приедет твоя мама, и вы пойдете вниз, банк уже закрылся три часа назад.

Полина спорхнула с кровати и начала быстро одеваться, продолжая говорить:

– К сожалению, всему приходит конец, Игорек, спасибо тебе за две райских недели, у меня таких никогда не было, все мои бывшие мужчины были серыми лошадками рядом с тобой, но время праздников прошло, и вечером снова наступят будни, вы с мамой, дай бог, удачно сделаете свое намеченное дело, а ко мне после этого вернется муж, о нем я тебе не хотела рассказывать, чтобы не портить наш праздник.

Известие о муже слегка меня ошеломило. Я встал с кровати, начал одеваться и промямлил:

– А я и не знал даже, что у тебя есть муж, но ведь он не может быть помехой нашим отношениям, если ты действительно меня любишь. У меня тоже есть жена Александра и любовница Александра, но они нашим отношениям не помешают, потому что я выбрал тебя.