Восставший - Константин Андреевич Подборнов

Один раз ей даже дали денег, чтобы меня осмотрел другой врач, но мама отказалась и выгнала его.

— Хорошо. С твоей мамой все понятно. А папа у тебя есть?

— Нету.

— Сочувствую тебе. Когда-нибудь ты все поймешь и тебе станет чуть грустнее, чем сейчас.

— А как тебя зовут?

— Меня зовут Антон.

— А меня Влад.

— Приятно с тобой познакомиться, Влад.

— Мне тоже.

Обменявшись любезностями, для Антона чисто формальными, для Влада идущими от души, оба ждали приезда скорой. Антон чувствовал себя непринужденно рядом с человеком, и, хотя голод не давал ему покоя, он был рад наконец-то именно что поговорить с человеком… и не принести ему смерть. Влад мучился от боли из-за слегка неумело наложенной повязки, так что ему было не до разговоров. Всех устраивало повисшее молчание. В особенности Антона, который вместо пустых разговоров с воодушевлением наблюдал как солнце медленно клонится к горизонту, окрашивая стены, на которые падал просвет окон в оранжево алый цвет. Наблюдая за закатом из тени Антон забыл обо всем на свете. И о том, что его сегодня ждут важные дела у Алисы, и о том, что, Валя возможно подумал, что он сгорел, корчась в ужасающей агонии. Такое бывает с людьми, долго не видевшими солнца. Антон не видел его две с половиной недели и начал забывать, каково это — жить при свете дня. Теперь он не воспринимал солнечный свет как должное, как некую неотъемлемую, и потому не важную часть своей жизни, а наслаждался каждым моментом, каждой пылинкой, отблескивающей в его свете. К сожалению, вместе радостью от вновь увиденного дневного света, в его душе поселился страх. Страх того, что этот закат, равно как и все последующие в его жизни, может стать его личным палачом с изощренными садистскими наклонностями.

Вдалеке послышалась сирена и Антон, ведомый опасностью быть разоблаченным решил оставить Влада одного.

— Ты меня никогда не видел. И еще — увижу тебя еще хоть раз — съем. Понял? — отрезал Антон и спустился в подвал не дожидаясь ответа.

Внутри его ожидал до чертиков взволнованный Валя. Он хотя и старался сделать вид, что его совершенно ничего не заботит в этой жизни, все же не мог усмирить свою покачивающуюся на стуле ногу и бешеные глаза, выискивающие хотя бы малейшие движения около двери. Антон заметил взволнованные телодвижения Вали и по его душе разлилось тепло.

— Так ты и не позавтракал я смотрю. — начал Валя максимально холодно и сухо.

— Нет. Не смог.

— Ну и надо было тогда начинать? "На улице дождь". "Все равно!". Тьфу. — раздраженно пожаловался Валя и отвернулся в монитор.

— Там были дети! Что ты мне прикажешь сделать? — закричал Антон.

Валя старался равнодушно смотреть в монитор компьютера, но после того как он узнал, что сегодня в этом самом доме могла оборваться жизнь семерых детей, все его равнодушие испарилось. Как будто током его ударило осознание того, что убийство человека отнюдь не равноценно убийству хомячка, или какого еще мелкого грызуна. Убить человека — значит убить того, кем ты являлся еще пару лет назад, а это считай, что убить себя самого. Значит взять на себя вину за то, что планы и мечты этого человека никогда не станут явью. Значит сорвать плотину и пустить нескончаемые слезы матерей в мир. Убийство ребенка было самым страшным преступлением в глазах Вали, хоть он и не подозревал об этом до тех пор, пока сам умер. К счастью для него с тех пор он старался никогда не задумываться о ценности тех жизней, которые он отнял у бессчетного числа людей, но этот случай заставил этот вопрос лавиной нахлынуть на его разум.

Валя повернулся к Антону стараясь смотреть ему в глаза, но у него этого не выходило — глаза не поднимались выше уровня пола. Горький колючий ком стоял в горле у Вали, когда он пытался сказать хоть что-нибудь, чтобы не утонуть в пучине ненависти и отвращения к себе и к роду своему. Несколько раз он пытался заговорить, но лишь приоткрывал рот и снова замолкал. Пока наконец, когда Антон уже собирался уходить к Алисе, не смог из себя выдавить:

— Ты все правильно сделал Антон. Ты молодец.

— Спасибо.

— Но все же ты нарушил правила. Тебя видели! Ты ведь понимаешь, чем это грозит? Смертью!

— Валя, это же дети! Кто им поверит? Подумаешь, насмотрелись ужастиков. Не выдавай меня, прошу.

— За что ты так со мной, а? У меня ведь будет проблем не меньше чем у тебя, если об этом узнают. Честно скажу — ты мне не нравишься. Если бы я мог спать, то я не мог бы уснуть. Из-за тебя! Ну ладно уж. Только из-за безграничной моей любви к детям ты остаешься жив. В этот раз.

— Вроде бы подросток, а ноешь как старикан. Но спасибо тебе. Я твой навеки должник.

— Говори да не заговаривайся. Кстати, где твоя кофта?

— Кофта? Черт! Она осталась там, наверху. Точнее, ее там уже нет. У одного из детей была сломана нога, кофта была вместо жгута.

— Ох, так ты еще и детям помогаешь. Что еще ты делаешь в свободное время? Бабушек подкармливаешь, или щенят через дорогу переводишь?

— Ты не думал продавать билеты на свои выступления? Был бы аншлаг. Если ты закончил, я, пожалуй, пойду. — хлопнув дверью Антон вышел наружу.

В городе N из-за географических особенности местности закат наступал чуть раньше, чем в остальных городах на этой же широте. Риск попасть под прямые солнечные лучи пропал уже к восьми вечера, так что в девять часов тридцать минут по полудню Антон стоял уже на пороге клуба. Дорога отняла у него немногим меньше полутора часа только потому, что людными местами добраться незамеченным, тем более без кофты с капюшоном, было невозможно. Разветвленная сеть тоннелей о которой говорил Валя, тоже не сыграла свою роль в этот раз — пытаться найти в ней дорогу без