Восставший - Константин Андреевич Подборнов

лишь желании я бы мог проделать это с каждым. Я отвратителен. Надеюсь, что ад есть. Надо было…

Монолог Антона прервала вибрация, доносившаяся из правого кармана штанов. Он достал запятнанный кровью телефон и увидел цифру ''1'' на иконке входящих сообщений. Оно было от Алисы: "Зайди ко мне завтра. Я придумала как тебе вернуть свой долг''

Глава 3 Темное дитя "Альг'гаил"

Прямо перед наступлением рассвета Антон, уставший телом и духом, ввалился внутрь подвала дома номер 21 на улице Завалишина и с грохотом рухнул на самую дальнюю кровать в надежде уснуть. Сон, к сожалению, был ему недоступен. Валя сидел в противоположном углу комнаты и проводил какие-то операции с компьютером. В знак сочувствия к моральным страданиям Антона он даже на пару делений убавил звук, но большей вежливости от него нельзя было ожидать. Валентин Сидоров слишком привык к жизни в одиночестве.

Антон переворачивался с боку на бок пытаясь найти удобное положение, но его мысли были подобны крошкам в постели, потому что вызывали те же телесные ощущения. Он не мог ни расслабиться, ни уснуть. В конце концов тревога взяла верх, и он встал с кровати принявшись ходить взад-вперед, тяжело вздыхая у каждого края комнаты.

Валя был невольным свидетелем этой психосоматики, и, будучи приученным к жизни в одиночестве, он до крайней степени раздражался, видя мелькающего перед глазами Антона. Наивно предположив, что его переживания быстро стухнут, Валя терпел и ждал, когда сможет в полной мере отдаться своим делам. Прошло сначала десять минут, а потом пятнадцать, затем еще и еще. На тридцатой минуте Валя дошел до точки кипения.

— Да хватит убиваться из-за этого человека! Ты все равно с ним никогда бы больше не заговорил. — Начал он

— А я и не убиваюсь. У меня вообще ничего по этому поводу.

— А в чем проблема то тогда?

— В том то и проблема, что ничего, хотя должно было быть что-то.

— Ты намекаешь что не смог убить того человека?

— Да нет же! Он мертв. Все. Кончено. Только я ничего не чувствую. Мне совершено его не жаль.

— А разве это проблема?

— Да, это проблема. Я убил своего друга, и ничего внутри меня не колыхнулось! В кого я превращаюсь?

Валя встал со своего стула и подошел с ним к кровати, на которой до этого лежал Антон, поставил его задней частью вперед к нему, а сам сел, обхватив ногами спинку и поставив локти на верхнюю ее часть, как это делают в иллюстрациях в книге по психоанализу, которая лежала во втором ящике компьютерного стола. Знания из этой полуживой книги много лет ждали своего звездного часа, и вот он пришел.

— Ложись. Сейчас будет воспитательная беседа. Эх. Опять не то слово — сеанс психотерапии. Вот, то слово. — Начал Валя, понимая, что только так ему удастся прекратить это мельтешение.

Антон послушался, так как не знал иного способа унять свою тревогу. Сам бы он никогда в этом не признался, но ему нравилось, когда с ним беседовали о его проблемах. Так он обычно отвлекался от тревожных мыслей и сбрасывал ответственность за свое плохое настроение с себя на своего собеседника. Скрипя металлическим каркасом и старыми пружинами тело Антона приземлилось на кровать, подняв облако пыли.

— Почему ты решил, что ты ничего не чувствуешь?

— Потому что, когда я его убил у меня не было ни чувства вины, ни жалости к нему, да вообще ничего я к нему не испытывал.

— Но ведь сейчас ты что-то чувствуешь.

— Да. Тревогу. Но только ее.

— Так это и есть оно — чувство вины.

— Да конечно. Тревога это взялась потому, что чувства вины нет. Это меня тревожит.

— Нет, брат. Тревоги на самом деле нет. Это не эмоция. Это твои подавленные чувства. Ты не испытал жалости и вины сразу, но компенсировал это после. То есть, твои невыраженные чувства скомкались, перемешались, и превратились в неясную тревогу.

— Звучит неубедительно, как по мне. Не все, что в книгах написано, истина.

Валя сделал глубокий вдох и провел обеими руками по волосам для успокоения и чуть набравшись моральных сил продолжил.

— Пойдем от противного. Если это было не чувство вины, то где ты пропадал до рассвета? Что, если не оно, заставило тебя уйти в себя и проходить до рассвета в одиночестве?

— На это у меня нет ответа.

— Вот видишь! Если ты не можешь мне возразить, значит я прав. И ты никакой не бессердечный монстр. Ты неженка, каких еще поискать надо.

— Правда?

— Ну конечно правда. Чудик.

Антону стало легче от осознания осознания своей вины за похищенную жизнь. Пусть он не перестал быть убийцей от этого, но он остался человеком, а это для Антона, похоже, было важнее всего.

Тревога стала медленно отступать и мысли Антона возвращались к более насущным делам.

— Кстати, если этот дом в аварийном состоянии, то почему его не сносят? — начал он.

— Я тоже об этом думал. Стасик объяснял, что у города нет денег на снос, и появятся они очень нескоро. Дом к этому времени успеет сам рухнуть, поэтому о нем даже не вспоминают. Я, честно не знаю, как он об этом узнал — что именно этот дом никто не собирается трогать, но он конечно голова, чего уж не отнять, если мы говорим об организации убежищ из воздуха.

— А ты был когда-нибудь в других убежищах? Если да, то как они выглядят?

— Ох. Они прекрасны в своей отвратительности.

Валя благоговенно встал со своего стула, лег на соседнюю кровать, и скрестив руки на груди начал свой рассказ.

— На металлопрокатном заводе я был лишь раз, но мне хватило, чтобы запомнить его навсегда.