Полигон смерти - Андрей Жариков

Вот что по этому поводу говорил директор Научно-исследовательского института медицинской радиологии член-корреспондент АМН СССР А. Ф. Цыб, возглавлявший авторитетнейшую комиссию ученых из ведущих научных учреждений страны, в том числе и Казахстана.

«Архивные документы свидетельствуют, что специалисты старались учесть все факторы, которые позволили бы произвести взрывы с наименьшими последствиями. Но надо помнить, что их усилия были ограничены уровнем знаний, которыми они располагали на тот период времени. Вся подготовка к взрывам и они сами проходили в обстановке строжайшей секретности. Местные власти практически ничего не знали. Во время испытаний, кроме взрыва в 1949 году, жители окрестных деревень, поселков эвакуировались на различные сроки. Потом снова возвращались в родные места. Правда, как выяснилось, многие приходили по ночам что-то взять, дом посмотреть. Это увеличивало шансы на облучение. По нашим данным, за четырнадцатилетний период наземных и воздушных испытаний было облучено около 10 тысяч человек».

Справедливо отметила комиссия, что мы, участники испытаний, были ограничены тогдашним уровнем знаний. Но главное, на мой взгляд, отсутствие свободы действий. Кто бы мне позволил лететь за облаком взрыва и по пути интересоваться самочувствием людей? В том-то и вся трагедия, что в ту пору организаторы испытаний были озабочены в первую очередь боевыми свойствами ядерного оружия и своевременно не проявляли в полном объеме гуманного беспокойства о людях…

В конце марта позвонили из штаба и сообщили о предстоящем вывозе металла со свалки. Я должен был проследить, чтобы все прошло хорошо. Но хорошего оказалось мало. Прибыли самосвалы, погрузочный кран, а металлолом таких габаритов, что разместить его в кузова машин невозможно. Брали что помельче. Какое богатство: высшего качества танковая и орудийная сталь, дюраль, бронза, детали из сложных сплавов! Все это пойдет на переплавку на каком-нибудь заводе, и ценнейший металл будет истрачен на изготовление заурядных изгородей и ворот.

Но дело даже не в расточительстве, а в радиационной опасности. Разбитая техника вывозилась из эпицентра взрыва и ближайших площадок, вся она заражалась не только в момент «своего» взрыва, но и последующих взрывов. А ее без проверки, без дезактивации тащили в Жанасемей…

Работали солдаты без противогазов, единственное, что я запретил, так это курение. Во-первых, курить на зараженной местности вообще нельзя, а во-вторых, попадались емкости с остатками горючего, баллоны с газом и другие предметы, которые могли легко воспламениться.

Вывозили металлолом несколько дней, а свалка почти не уменьшалась. Потом завьюжило, ударили степные морозы. Колючий ветер обжигал лицо, и работать в поле стало невыносимо. Я позвонил начальству. Мой доклад не понравился.

— Перестраховка! Всю технику, собранную в пункт эвакуации, тщательно дезактивировали. Это не ваша забота…

И хотя забота была «не моя», на следующий день И. Н. Гуреев позвонил сам и сказал, что для контрольной проверки радиоактивности лома на свалке выезжает специалист майор Соколов.

Весна 1956 года принесла большие хлопоты. Срочно готовились площадки к испытанию какой-то новой бомбы. Что за «изделие», какие результаты можно ожидать — как и всегда, нам не сообщалось.

В программе все расписано: что и в каком количестве выставлять. Утвержденная в высших инстанциях программа — основание для выделения материальных средств. Благо, что строить ничего не надо — уже некогда. На полигон стали прибывать специалисты.

Продовольствие, горючее, вещевое имущество и снаряжение предусматривалось разместить в земляных котлованах и на поверхности. Готовились три площадки, одинаковые по содержанию объектов. Одна близко к эпицентру, другие через пятьсот и тысячу метров.

Весь день после первомайских праздников я был занят получением подопытного имущества на складах. Мне помогали два солдата — Петр Зятиков и Иван Логинов. Я поручил им везти на машинах имущество на «Ша» и ждать меня там.

Едва успел переодеться, как ко мне прибежал Зятиков и доложил, что их с Логиновым не пропускают через КПП. Что еще за новость? Я позвонил в штаб. Трубку взял полковник Князев:

— Поедешь завтра. Сегодня ждем «невесту». Она уже на подходе. Всюду особая охрана. Окажешься случайно на пути, заподозрят неладное и, не дай Бог, пристрелят. У них такое право имеется.

«Невесту» везли ночью, и мне не удалось увидеть, как ее транспортируют.

Завозили на Опытное поле, как и в прошлом году, всевозможные агрегаты, машины, хозяйственно-бытовую технику, вещевое имущество и почти все, чем питается человек. Получили и оборудование для солдатских столовых, белье, ткани различной расцветки и даже часы. Интересно, не влияет ли на ход часов радиоактивность? Кстати, часы не боятся атомного взрыва, идут себе в кармане обгоревшего, сильно зараженного и отброшенного на несколько метров взрывной волной обмундированного манекена.

Хозяйственники полигона опять просили меня забрать у них все, что захламляло складские помещения. Для них оно лишнее, а мы пополняли бракованным имуществом свои площадки и получали дополнительные данные для научных исследований.

Начальник продовольственной службы полигона попросил списать несколько походных термосов, в которых на фронте доставляли на передний край горячую пищу. По секрету сказал:

«Улетая в Москву, гости просят живой стерлядки. А ее удобно перевозить в термосах. Берут и, к сожалению, не возвращают…»

Пришлось уважить просьбу. Да и то ведь сказать — побитые самолеты списываем одним росчерком пера.

«Невеста» благополучно прибыла на свое ложе, и на поле началась горячка подготовка площадок, размещение приборов, аппаратуры.

Летом на полигоне очень жарко. В тени за тридцать градусов. В выходные дни офицеры с семьями отдыхали на берегу Иртыша. Любимым местом были небольшая тополиная роща и поросшая кустарником низина за нашими огородами, ближе к забору из колючей проволоки. Дальше ходить не разрешалось, да и берег реки вверх по течению был голый.

Отдых омрачали комары и мошкара. На песчаном пляже не поваляешься в свое удовольствие. За несколько минут все тело покроется от укусов гнуса беловатыми волдырями, вызывающими сначала боль, а потом неугомонный зуд.

Солдаты делали себе маски из пеньки, пропитанной дегтем, а офицерам выдавали по маленькому флакончику диметилфтолата. Это единственная жидкость, которая надежно отпугивала кусачую мошку.

На берегу я встретил нашего подрывника подполковника М.К.Шевчука.

— Приглашаю тебя завтра на интересное зрелище, — сказал он. — Взорвем сразу кучу тонн тротила, приезжай к десяти часам.