Полигон смерти - Андрей Жариков

В тот день рассказал солдатам про фронт и, по их просьбе, о НАТО.

Через два дня я пришел в роту и не мог не заметить перемен. Пол чист, простыни и наволочки заменены, койки заправлены и выровнены, поставлена еще одна «буржуйка», в казарме тепло. И командиры повеселели. Случаев самовольных выездов из гарнизона больше не было. Что-то наивное, мальчишеское было в тех солдатах, и если я встречал потом кого-то из них, то чаще всего слышал неуставное: «Здравствуйте!»

Свободного времени на «Ша» у меня оставалось много. С утра, обойдя свои немногочисленное объекты и приняв рапорты командиров подразделений и дежурных, я давал кое-какие указания, если в этом была необходимость, после чего садился за письменный стол. Читал военную литературу, которой было мало

для подготовки к очередному кандидатскому экзамену, увлекался романами и повестями. Забегая вперед, скажу, что закончить написание диссертации в дальнейшем так и не смог. Да и желание как-то постепенно пропало. Думал, что с ученой степенью меня заставят перейти на преподавательскую работу, чего совсем не хотелось.

Как-то приехал на «Ша» военный ветеринар А. А. Мальков и заночевал в моем финском домике. Вспоминал, как здесь в 1949 году сосредоточили сорок верблюдов, много баранов и крупных поросят. Но начальство почему-то не разрешило выставлять их на Опытное поле. Животных держали на привязи, но, испугавшись атомного взрыва, они сорвались и разбежались по полю.

Жаловался Алексей Александрович, что его работа не только опасная, но и физически тяжелая. Спустит в глубокое подопытное метро баранов и собак, а после взрыва, когда у входа более десяти рентген, выносит на руках животных по лестнице и помещает в грузовик…

Однажды, выехав на Опытное поле, я встретил волка. Зверь выскочил из обвалившегося хранилища, чуть не сбив меня с ног. Плешивый, худой, но удирал быстро. Наверное, волк здорово подзаразился, шныряя по хранилищам, где могли быть какие-то остатки продовольствия и куда ветер загонял радиоактивную пыль со всего поля. Бури в районе полигона случались такие, что автомашины валились на бок, а молодые деревья хлестали макушками землю.

И конечно же, радиоактивная пыль с опытных площадок и со следа радиоактивного облака разносилась далеко. Отдельные радиоактивные «бляшки», представлявшие опасность еще много лет, могли залететь в окно жилого дома, в пекарню и столовую, детский сад далеко за пределами полигона. Твердые частицы, содержащие радиоактивные вещества, которые образуются в результате ядерных взрывов, не могут бесследно исчезнуть. Они рассеяны на большом пространстве и, хотя не дают высокий уровень зараженности, но, принесенные ветром с клубами пыли, могут представлять опасность. Каждое облако ядерного взрыва таит в себе радиоактивные частицы различных размеров. Их химический состав, как известно, в основном определяется элементами, содержащимися в грунте в районе взрыва. В условиях сильной заслоенности почвы он мог способствовать повышению радиации в пыли, кочевавшей по Казахстану.

С удалением от района взрыва облако становится более безопасным, но оно может перемещаться над землей несколько месяцев, заражая огромные пространства. При взрыве большой мощности облако достигает стратосферы и способно в течение нескольких лет переноситься воздушными течениями вокруг земного шара. Специалисты службы радиационной безопасности уверенно утверждают, что не было ни одного случая выпадения смертельно опасных осадков из радиоактивного облака с нашего полигона. Но при наземных испытаниях вполне возможно накапливание (сгущение) таких облаков над каким-то районом.

Зимой угроза разноса радиоактивной пыли, естественно, значительно меньше. Как установили наши химики, снег и дождь хорошо дезактивируют землю. Но вода разносит радиоактивные частицы, и они способны принести страдания живому. Очень прискорбно, что и ученые, и общественные деятели, и военные стали всерьез и настойчиво проявлять беспокойство об этом относительно недавно. Не поздновато ли?

Чтобы развеять тоску, в баню сходить, я раз в неделю приезжал на ночь в городок. Иной раз мы с Сердобовым вели задушевные разговоры до утра. Оба сожалели, что отправили семьи. Чего душой кривить — мы не считали полигон своим домом. Дело прошлое, и да простит меня покойный генерал Чистяков, но не любил я свою работу на полигоне. На то была причина: чрезвычайная засекреченность сковывала инициативу, угнетала во всем. Опасность, хоть о ней и не думали, подстерегала на каждом шагу. Однажды я замерил радиоактивность своего полушубка. Она оказалась выше, чем у шинели и брюк. Почему? Пытался выяснить в лаборатории. Может, влияет химический состав выделанной овчины? Или в шерсти застревает радиоактивная пыль? Ответа не получил.

В нашей работе и личной жизни было много упрощений и не зависящих от нас ошибок. Теперь даже специалисты согласны, что в прошлом проблема радиационной безопасности решалась недостаточно строго и научно. Успокаивали себя тем, что никто не умер, не заболел от радиоактивного заражения. Допустимые нормы, о которых мы знали, хотя и были утверждены как международные, однако не выглядели точными, убедительными. Почему человеку допустимо получить десять рентген в сутки, а не пять или двадцать, на каком основании такая «норма» принята?

Проще с ударной волной. Мы знаем и без испытаний атомных бомб, при каком давлении гибнет человек, рушатся дома, ломается техника. И с укрытиями понятно: чем они прочнее, тем лучше. Но в эпицентре даже и в метро не спастись.

Ясно и со световым излучением. От вспышки можно укрыться в убежище, дома, в лесу. Лучше, чем темные, защищают белые ткани. Во много раз ослабевает поражающее воздействие светового импульса, если взрыв произведен за облаками или в дождливую погоду.

Но как быть с коварной радиоактивностью? Не загрязнится ли навсегда атомными взрывами вся наша планета? Быть может, кто-то слишком преувеличивает опасность радиоактивного заражения? Говорят, что в Японии до сих пор умирают люди, оказавшиеся в зоне радиации. Но разве не умирают и те, кто никогда не подвергался радиоактивному облучению?

Если бы в свое время эта проблема решалась достаточно научно и проводился массовый контроль за состоянием здоровья жителей полигона и ближайших районов, если бы имелись данные о медицинских обследованиях людей до взрывов, то теперь, очевидно, никаких недоуменных вопросов не существовало бы. А громкие, но бездоказательные публичные возмущения — это только эмоции. Во всем мире люди болеют, безвременно умирают, рождаются неполноценными, и причина, надо думать, не только радиоактивные осадки, но и социальные, экологические условия, алкоголь, курение и так далее.