Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза - Павел Кочемаров

Византийский этнос быстро распространился и стал суперэтносом, заняв территорию Малой Азии и Балкан. В данную систему вошли все проживавшие здесь народы: греки, фракийцы, иллирийцы, армяне, сирийцы, исавры и др. Позднее в неё вошли болгары и сербы. Иноэтническое население, селившееся в пределах империи, попадало под воздействие сильного этнического поля и быстро ассимилировалось. Именно в этом причина того, что славяне, во множестве переселившиеся в пределы империи, не создали своей государственности, а с течением времени многие растворились среди греков. Один из авторов уже цитированной «Истории Средних веков» пишет: «Тенденции к формированию собственной государственности не нашли, однако, у славян развития на византийской почве. Уровень их общественного строя ещё не был достаточен для образования прочного союза и организации власти племенной верхушки над собственным и завоёванным населением». Дело здесь, конечно, не в «уровне общественного строя», – этот уровень был не ниже, чем в других славянских землях. Везде, где славяне оказывались за пределами граничащих с ними суперсистем Европы и Византии, они оказались способны к дальнейшему развитию и образованию собственных государств. И только на южных и западных окраинах славянского мира этот процесс прекратился.

Глава 7

Что такое феодализм?

Мы начали свой экскурс в историю Византии с констатации того факта, что средневековая Византия была страной не феодальной. Давно уже следовало бы отказаться от ошибочного отождествления Средних веков с феодализмом. Возникло оно в эпоху европейского Просвещения и представляет собой плод идеологических устремлений того времени, а не продукт научного анализа.

Термин «Средние века» был впервые введён итальянскими гуманистами, а в XVII веке он уже прочно вошёл в научный оборот в рамках схемы деления всемирной истории на Античность, Средние века и Новое время. За начало Средних веков было более или менее единодушно признано крушение Западной Римской империи. Конец определяли различно: от открытия Нового Света и Реформации (рубеж XV–XVI веков) до Английской и Французской буржуазных революций (середина XVII – конец XVIII века). Дело не в конкретных датах, – важно, что само по себе своеобразие и непохожесть этого периода на соседние – Античность и Новое время – вполне очевидны.

С феодализмом данный период истории полностью совпадает (если под феодализмом подразумевать и процесс его становления) только на части территории Европы, а именно в пределах бывших римских провинций Галлии, Италии, части Испании. Здесь феодальные отношения начали развиваться ещё в эпоху поздней Римской империи. В Германию феодализм пришёл гораздо позже, а для Северной и Восточной Европы о феодализме можно говорить не ранее второй половины периода Средних веков (до того там господствовал родоплеменной уклад). Примерно в то же время феодализм развивался и в Византии.

Как Средние века не совпадали с феодализмом, так и феодализм существовал не только в Средних веках. Это возвращает нас к проблеме феодализма. Необходимо выяснить, как феодализм соотносится с этногенезом.

Основными признаками феодализма, которые выдвигают на первый план различные теории, являются политическая раздробленность, условный характер собственности, соединение земельной собственности с политической властью, вассалитет, иерархическая структура общества и власти, корпоративность. При этом одни историки отстаивают уникальность феномена феодализма, считают, что феодализм существовал только в Западной Европе. Другие утверждают его универсальный характер, находят феодализм в различных регионах мира и в различные исторические эпохи.

Думается, что мнение последних более весомо. В самом деле, на Востоке присутствовали практически все перечисленные феодальные признаки. Повсюду на Востоке политическая власть была соединена с земельной собственностью, так как большей частью земель владело непосредственно государство. Часть этих земель оно раздавало в условное держание чиновникам и воинам; остальной землёй пользовались крестьяне, внося за это определённые платежи и повинности. Эпохи политической раздробленности были и на Востоке; а кое-где, как, например, в Индии, тенденция к ней даже преобладала. Иерархическая структура, личные связи, вассалитет – всё это присутствовало в отдельные периоды в Китае и Японии. Корпоративность же на Востоке была развита как нигде, – в кастовой системе Индии она достигла предела своего развития.

В самой же Европе, с другой стороны, в различных странах феодальные признаки выработались с разной степенью отчётливости. Эталоном феодализма считается Франция X–XI веков – с полным падением центральной власти, чрезвычайной раздробленностью, многоступенчатой иерархией («Вассал моего вассала – не мой вассал»). Однако в других европейских странах эти признаки не были так ярко выражены. В Скандинавии, особенно в Норвегии, некоторые феодальные институты вообще не сложились.

Несмотря на это, многие европейцы, да и не только европейцы, продолжают считать феодализм исключительно европейским историческим явлением. На чём же основывают они своё мнение? Л. Васильев, к примеру, в своей «Истории Востока», постулируя извечность антитезы «Запад есть Запад, Восток есть Восток» и отчаявшись найти какое-либо фундаментальное отличие западного феодализма от восточного, заявляет следующее: «Разница… очень большая, принципиальная. Феодализм как социально-политический феномен, как система институтов, тесно связан именно с политической раздробленностью – как в Европе, так и вне её. Преодоление раздробленности означает дефеодализацию»[45]. – Ну, тут только руками развести. В Англии после норманнского завоевания была довольно сильная централизация, как и в других владениях норманнов (Нормандское герцогство, Сицилийское королевство), но это вовсе не привело к ликвидации феодализма. А вот Древняя Греция была чрезвычайно политически раздроблена, но притом нимало не феодальна. Так что если существует связь между политической раздробленностью и феодализмом, то связь эта непрямая, опосредованная, и характер её Васильев совершенно не раскрыл.

А такая связь, по-видимому, действительно имеет место быть. Ведь если феодализм феномен и не исключительно европейский, то всё же не приходится спорить, что именно в Европе он сложился в наиболее законченной и выразительной форме. И в то же время именно в Европе феодальная раздробленность была и сильнее и продолжительнее, чем в других регионах мира.

Но если политическая раздробленность проистекает из характерных свойств самого феодализма, то причина высокой степени её развития и продолжительности в Европе заключается, возможно, в другом – в географическом положении. Государственная децентрализация всегда приводит к внешнеполитическому ослаблению общества, к увеличению его уязвимости для внешних ударов. На Востоке поэтому, когда государство слабело, оно тут же становилось объектом агрессии со стороны соседей. Поэтому раздробленность и была там, как правило, непродолжительна: либо страну захватывало соседнее государство, и она становилась частью иной централизованной структуры; либо ей давали централизацию вторгшиеся и захватившие власть варвары, которые быстро ассимилировались среди покорённых (история Китая даёт немало таких примеров).

Европа, в отличие от Востока, имела в этом смысле гораздо более выгодное положение. С трёх сторон она окружена морем и лишь с востока доступна для нападения. Относительная изоляция Европейского полуострова немало способствовала спокойному и глубокому развитию феодальных отношений. Европе повезло, что в это время по соседству с ней не объявился какой-нибудь Чингисхан или Тамерлан, а то её история могла сложиться иначе. Единственной серьёзной опасностью для Европы в раннефеодальный период были арабы. Но от арабов её надёжно прикрыла Византия. Впоследствии на уязвимой границе Европы образовался буферный пояс восточноевропейских государств, прикрывавший её со стороны Азии. А ко времени появления турецкой угрозы Европа уже далеко продвинулась по пути централизации и могла без большого напряжения отразить её самостоятельно. Остаётся добавить, что на Востоке самой феодальной страной оказалась защищённая от врагов морем островная Япония.

Тот же Васильев, развивая свою антитезу, противопоставляет феномену власти-собственности на Востоке некую «феодальную частную собственность» в Европе, никак, однако, не разъясняя, что же это такое. На Западе высказываются по данному вопросу более определённо. «Отношения господства и подчинения, утверждавшиеся в Западной Европе приблизительно между 900 и 1250 годами, отличались необычайным слиянием верховной власти и собственности, общественной и частной сфер жизни. Подобное слияние наблюдалось и в древних вотчинных монархиях Ближнего Востока»[46], – пишет Ричард Пайпс. Он также приводит отрывок из кембриджской «Истории английского права»: «По мере того как идеал феодализма окончательно входит в жизнь, всё, что мы называем публичным правом, растворяется в частном праве: юрисдикция это собственность, должность это собственность, сама королевская власть это собственность; одно и то же слово dominium употребляется для обозначения то собственности, то господства». Как видим, именно по вопросу феодальной собственности невозможно провести границу между Европой и Востоком, – и тут и там полное соединение власти и собственности.