Злое железо - Алексей Молокин

– Ну, будем! – Гинча поднял стопку. – За то, чтобы у нее пилотка склеилась и не расклеилась!

Я подивился такому странному тосту, хотя смысл его, кажется, уловил.

– А с чего это братва так взъелась на бедную одинокую женщину? – выпадая из образа братана-богуна спросил я. – Она ведь, наверное, не старая еще, так что имеет право на личную жизнь. Это что, не по понятиям?

– Знаешь, Костян, – проникновенно сказал Гинча, наворачивая на вилку розовый ломтик лосося. – Она вообще-то не бедная. И мне в принципе до Кмага ее личная жизнь, только вот что я тебе скажу. После того, как эта шалава с кем-нибудь поимеется, у нас в городе, да и не только у нас, возникают большие проблемы. Большие-пребольшие, прямо-таки как член Афедона Бесштанника, который, как известно, тоже был немаленький, в смысле член, это тебе любая богунка из его монастыря скажет. Вот смотри, какие дела. В тот раз, когда Кабан спьяну не удержался и отодрал ее как следует, того же Кабана и завалили непонятно каким способом, но уж никак не по понятиям.

– А ты откуда знаешь, что он ее перед этим того… Он вроде был конкретный братан и распространяться не стал бы, да еще про свою собственную жену, – рискованно спросил я.

– Охрана… Прислуга, не в пустоте живем, всегда есть, кого расспросить, а если уметь спрашивать, то ответ получишь наверняка, хотя и не обязательно тот, который хотел. А потом, помнишь, в вашей столице одного депутата ржавой железякой чуть было не пришибло? Депутата не жалко, депутаты нынче – пучок пятачок, да и не убило его, обгадился только. И все же неправильно как-то это. Бердыш-то этот, который трибуну разнес, как ни крути, из нашего городского музея, я же его, этот бердыш, помню. Я в детстве, когда еще боги были другие, в музей ходил и все завидовал – вот бы мне такой! Каждую зазубрину запомнил, каждый скол. Чего ты хочешь, пацан есть пацан. Так что вот такие дела.

Потом эта зараза какого-то столичного богуна, ну, вроде тебя, извини, конечно, подцепила. Рассказывают, прямо в храме и оприходовала, так что тут мы ничего поделать не могли, в храме только богуны командуют. Богун тот хоть и был весь на понтах, но вскорости взял, да и помер, правда, своей смертью.

А через неделю по телику на весь мир показали, как какая-то железяка за американским президентом гонялась. Корреспонденты подсуетились, все сняли. Гонялась-гонялась и догнала-таки, прямо в корму так и воткнулась. Вот ржачки-то было! Некоторые придурки еще и обрадовались. А на деле что? Война ведь могла бы начаться, понимаешь? Если бы америкосы что-нибудь унюхали… Ну и еще там всякое разное… по мелочи.

Короче говоря, братва верит, что она чужим будущим питается и через это силу набирает, а как накопит, так и – бац! Недаром в столичном университете обучалась. По специальности «магическая история», магистка, стало быть. Кабан там ее и подцепил.

– А что, Кабан тоже в этом… в университете учился? – заинтересовался я. – Как-то это на него не похоже.

– Кабан раньше командиром эскадрильи служил, полковник Кабанов его тогда звали, летчика-снайпера получил за «последний парад», а потом, когда все это началось… ну, там, магическая политика, магическая история, подался в братаны. А куда ему было деваться? Чтобы стать богуном, нужно было быть политмагом, а он магию на дух не переносил, словно чувствовал, что через нее ему крандец придет. А в столицу он тогда приехал погулять, оттянуться, в то время он уже смотрящим был у нас здесь, в Зарайске. А где в столице лучшие девки? Да всем известно, что лучшие девки в общежитии магисток! Никакие «девочки по вызову» с ними рядом не пляшут, масть не та, не козырная. Ну и завалил он со столичными друганами в эту знаменитую общагу угоститься. И отдохнули там по полной программе по системе «спустил и забыл». Только Кабан почему-то взял, да и женился, и ладно бы на какой-нибудь обычной столичной шлюшке. Нет, на этой самой Гизеле, о которой уже тогда всякое болтали, например, что она бывала аж в другой России. Скажи, Костян, разве бывает другая Россия? А еще говорили, что она праправнучка самого Аава Кистеперого, ну, в это-то я еще могу поверить, неспроста ведь богуны ее в тот раз из храма не поперли…

Я мог бы сказать, что бывает и другая Россия, да еще как, но промолчал, чтобы не травмировать чувствительную душу моего нового приятеля. Кроме того, мне и в самом деле пора было собираться к моему дедугану. Беспокоился я, как бы с ним ничего не случилось. Или он, чего доброго, сам чего-нибудь не натворил.

Ясно было, что Вынько-Засунько действовал не по своей воле, а стало быть, ни на какую божественную сущность претендовать не мог. Что же, и то хорошо.

– Слушай, Гинча, спасибо за все, братан, но я, пожалуй, пойду. Вон и спальник принесли, – вслух сказал я.

– Счас довезем… – начал было мой собутыльник, но я вежливо, но решительно отказался.

– Знаешь, брат, – проникновенно сказал я, – старик и так всех боится – и вас, и ментовки, и конторы, и богунов… После того случая с собакой, помнишь? Так что я уж пешочком, так для дела полезнее.

– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Гинча. – Только ты вот что… Хотя чего тебя отговаривать, все равно ведь к этой магистке пойдешь… Разве тебя удержишь! Вам в конторе, может, какую защиту выдают или гимнастике особой обучают? Есть у тебя защита?

– Успокойся, – я допил стопку, чтобы не оставлять на донышке зла. – Есть.

– Ну, удачи, – донеслось мне вслед, я выбрался в прохладную, наполненную звездными запахами апрельскую ночь и бодро зашагал в сторону хибары старика Вынько-Засунько.

– Явился не запылился, – сварливо приветствовал меня старик. – А товарищей своих где потерял?

– В городе оставил, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

– Половик-то хоть принес? – все тем же скрипучим голосом осведомился пенсионер. – А то новый почти половик-то, у меня ведь тоже не ковровая фабрика, должен понимать.

– Принес, – кротко сказал я, испытывая сильное желание закатать вредного старикашку в его почти новый половик и поставить в угол. Для украшения интерьера. Молчаливого украшения.

– А почему не постирали? – продолжал ворчать хозяин. – Говорил же, постирайте и выгладите, как следует, только с тем условием и давал, вот и верь вам после этого, нищебродам…

Он, наверное, мог развивать тему нестиранного половика до бесконечности, но я не позволил ему как следует раскочегариться.

– Я вот тут кое-какой еды принес, – сообщил я виноватым голосом, – и выпить немного. Но если не требуется, так я все обратно унесу, а сам пойду половик стирать. И гладить.

– Куда ты на ночь глядя пойдешь, дурья голова, и кто у тебя еду да выпивку обратно возьмет? И где ты ночью половик стирать собрался? В колодце? Ладно уж, брось половик в сенях, а еду и спиртное тащи в комнату… Постоялец.