Круглый год с литературой. Квартал четвёртый - Геннадий Красухин

Вершиной всего творчества Сергея Толстого считают религиозно-философскую поэму «Над обрывом» (венок сонетов), написанную в 1957 году на темы Апокалипсиса.

Увы, всё это напечатано через 15 лет после его смерти. Он умер 13 октября 1977 года (родился 25 сентября 1908 года).

С 1998 по 2008 год вышло уникальное Собрание сочинений Сергея Николаевича Толстого в пяти томах (пятый том – в двух книгах). Его составила и откомментировала Наталья Ивановна Толстая (урождённая Дмитриева), филолог, жена Николая, сына Сергея Николаевича.

Конечно, в советское время Сергею Николаевичу смешно было бы претендовать на публикацию. Он и не претендовал, не обольщался, писал о своей современности, что «была построена, скорее, некая антицивилизация, чем просто национальное общественное единство, в своём роде цивилизация, не похожая ни на что другое в мире, несовершенная, как и другие; очень во многом не удовлетворяющая тех людей, кто в ней живёт, но также обладающая такими разнообразными аспектами, в которых эти люди находят гордость и удовлетворение, и даже чем-то таким, что они лелеют. Её основные черты во многих отношениях достигли такой прочности, какую могут придать человеческим институтам лишь время и длительное одобрение. В то же время нельзя сказать, что создание и поддерживание ими системы власти достигло полной стабильности, как в своих контактах с некоммунистическим миром, так и в отношениях с великим народом, над которым они [руководители, члены правительства] осуществляли власть. Связи с внешним миром по-прежнему ненадёжны и непрочны из-за невротического отношения этого правительства к себе как к какому-то первейшему правительству среди правительств, из-за его склонности к секретности и мистификации как своему методу, к преувеличением и фальсификации в политических высказываниях, из-за его мании преследования, из-за патологической одержимости – болезни «шпионажа», из-за его чрезмерной робости и подозрительности (гораздо более уместных для Великого Княжества Московского, нежели для современной великой державы) в том, что касается личных контактов между советскими гражданами и иностранцами, из-за той необычной роли, которую это правительство признаёт за тайным политическим аппаратом в проведении своей внешней политики».

Это из той же автобиографической повести «Осуждённый жить», из предисловия к ней. Сергей Толстой не просто констатирует сущее, он прогнозирует, опирая на него:

«Со своим собственным народом оно так же не установит стабильных отношений, как и его предшественники, до тех пор, пока не сможет признать, что диктатуру отнюдь нельзя назвать приемлемым методом управления великим народом в современную эпоху, что ни один человек, ни одна партия, ни одно правительство не обладают монополией ни на истину, ни на добродетель, что эстетической и интеллектуальной жизнью такого талантливого народа, как русский, не может с успехом управлять некое политическое духовенство или некая литературная жандармерия…»

Читайте его книги, пока склонное к запретам нынешнее «политическое духовенство» не доберётся до замечательного писателя «четвёртого Толстого», не посрамившего, в отличие от «третьего», своих великих родственников, своих однофамильцев.

14 ОКТЯБРЯ

«Диапазон таланта у Вас широкий», – писал Горький в 1926 году Сергею Тимофеевичу Григорьеву.

Сергея Тимофеевича (родился 14 октября 1875) Горький знал по «Самарской газете», где он, Горький, работал в 1889 году, когда Григорьев напечатал в ней свой первый рассказ «Нюта». К 1926 году Сергей Тимофеевич был уже известным писателем. Его приключенческие повести «С мешком за смертью» (1924) и «Тайна Ани Гай» (1925), историческая «Мальчий бунт» (1925), фантастические «Московские факиры» (1925), «Тройка Ор-дим-стах» (1925), «Гибель Британии» (1926) вышли отдельными книгами. Жанровый диапазон у Григорьева был действительно широк. Уже в 1927-м издаётся первое собрание сочинений писателя в 4 томах.

Кстати, странное название его повести «Мальчий бунт» объясняется тем, что писатель образовал определение-неологизм от слова «малец». Повесть эта об участии детей – «мальцов» в забастовке ткачей в Орехово-Зуеве.

Я читал книги Григорьева. Они, как правило, адресованы детям. Восторга они у меня не вызвали. Ощущение было, что писатель старается поспеть за так называемым социальным заказом.

Перед войной, когда с подачи сталинского агитпропа заговорили о патриотизме, о былой славе русской оружия, Григорьев пишет повести «Александр Суворов» и «Малахов курган».

Во время войны он написал повесть «Кругосветка» о путешествии в 1895 году по Волге Горького с самарскими детьми.

После войны – уже повесть о войне «Архаровцы», где, помимо прочего, действует Аркадий Гайдар с тимуровцами – воюют с фашистами.

Впрочем, объективности ради, скажу, что сказовый стиль Григорьева, с которым он обращается к детям, не выглядит искусственным. Как известно, дорого яичко к Христову дню. Может быть, у меня было бы и более отрадное впечатление от книг Григорьева, если б я прочитал их ребёнком. Но я их прочёл гораздо позже.

Умер 20 марта 1953 года.

Меня всегда восхищали эпиграфы Пушкина к главам «Капитанской дочке», его самоуправство с чужим текстом. Взял из Фонвизина: «Старинные люди, отец мой» и исправил: «Старинные люди, мой батюшка». Для чего? А чтобы он указывал на Василису Егоровну, жену коменданта Белогорской крепости. «Мой батюшка» – это её постоянное присловье.

А что он выносит в эпиграф 1 главы?

«– Был бы гвардии он завтра ж капитан.– Того не надобно; пусть в армии послужит.– Изрядно сказано! Пускай его потужит……Да кто его отец?Княжнин»

Отдалённые от пушкинского времени, мы можем не знать о той популярности, какой тогда всё ещё пользовалась комедия Якова Борисовича Княжнина «Хвастун», созданная в 1786 году, из которой, слегка переиначивая текст, берёт Пушкин эту цитату. Именно слегка, но и весьма существенно. Тот, кто не знаком с княжнинской комедией, ни за что не догадается, что выписанный Пушкиным диалог ведут люди, не только не испытывающие друг к другу приязни, но нравственно противостоящие друг другу: враль беседует с порядочным человеком. А знакомые с текстом Княжнина (допустим, первые читатели «Капитанской дочки») не имели, разумеется, оснований упрекать Пушкина за подобную редактуру. Ведь подлинный текст «Хвастуна» и сейчас живёт своей жизнью, а гринёвская глава (повествование ведётся от имени Гринёва) «Сержант гвардии», потому так названная, что речь в ней идёт о том, как сложилась воинская судьба Петруши, с пребывания в материнском чреве записанного сержантом в знаменитый столичный гвардейский Семёновский полк, – так вот эта глава получила одновременно и нравственный и фактический путеводитель по себе. Столичным гвардейцем Петруша Гринёв и в самом деле не станет, и действительно «потужит» – потянет очень нелёгкую армейскую лямку, причём потянет, как и было возвещено эпиграфом из-за отца.

Пушкин не раз будет обращаться в своём романе за эпиграфами к Княжнину, ещё и потому, наверное, что в его время это был один из самых популярных драматургов допушкинского века. Его пьесы составляли основу репертуара русских театров.

«Переимчивый Княжнин» – Пушкин назвал так драматурга не только потому, что тот заимствовал сюжеты иных своих драм у европейских драматургов, но потому ещё, что именно Княжнин перевёл поэму Вольтера «Генрияда», трагедии Корнеля «Сид», «Цинна», «Смерть Помпеева», «Родогуна», «Гораций», комедию «Лжец» (опубликована после смерти Княжнина), комедии Гольдони «Хитрая вдова», «Тщеславные женщины» – знакомил русского читателя и зрителя с произведениями, которыми зачитывалась Европа. Надо отметить, что перевод иных вещей белым стихом был сделан Княжниным в русской литературе впервые.

А с первой трагедией «Дидона» Яков Борисович (родился 14 октября 1740 года) выступил в 1769 году. Трагедия имела успех, её поставили в придворном театре Екатерины. В одну из постановок Княжнин познакомился с Сумароковым, сблизился с его семьёй и женился на его старшей дочери Екатерине Александровне, которая оказалась первой русской поэтессой, напечатавшей свои стихи.

Следующие пьесы Княжнина, написанные одна за другой, – трагедия «Владимир и Ярополк» и комические оперы «Несчастие от кареты» и «Скупой» были поставлены на сцене Вольного Российского театра или, как по другому его называют в честь руководителя, театра Карла Книпера.

Но в 1773 году его творческий взлёт мог остановиться, если б не благоволившая к Княжнину императрица. Он совершил очень крупную растрату (его биографы указывают, что по легкомыслию), за что был отдан под суд военной коллегии, присудившей его к смертной казни, заменённой разжалованием в солдаты. Екатерина простила его и вернула ему чин капитана.