Последнее письмо из Греции - Эмма Коуэлл

– Придется – если не пойду, деревня останется без рыбы.

Он крепче сжимает объятия, и я чувствую, как бьется его сердце, совпадая с моим пульсом.

Мы не спали почти до утра, он заночевал, но не на диване. Хотя мое правило первого свидания не осуществилось, мы целовались, обнимались, смеялись и болтали, пока глаза сами не стали закрываться.

Впервые после маминой смерти я спала всю ночь без кошмаров и не проснулась с тяжелым сердцем.

Я зеваю.

– Сейчас сварю кофе. Который час?

– Еще рано, шесть часов. Не вставай.

Он целует меня в спину, но, не поддавшись искушению, я сбрасываю одеяло и направляюсь в ванную.

– Я сейчас. Дай мне пару минут.

Несмотря на недосып, я вижу в зеркале, как светятся мои серые глаза. За ночь у них изменился даже оттенок. Не скажу, что для поднятия настроения и уверенности в себе мне нужен мужчина, но, видимо, темы, которые мы обсуждали, и новые взаимоотношения что-то изменили. Выпустили на свободу чувство, которое впервые за столь долгое время не связано с утратой. Тео возродил мое эго, и от предвкушения того, что будет дальше, кружится голова. Что и хорошо, и плохо.

Я быстро чищу зубы, умываюсь и закалываю волосы, пытаясь усмирить кудри. Я все еще в пижамных шортах и футболке и, проходя мимо, бросаю взгляд на спальню и Тео, застегивающего джинсы: загоревшее худощавое тело и мускулистый живот, которого мои пальцы касались ночью, когда мы лежали и разговаривали. Верный признак загара рыбака – бледные руки, скрытые от непогоды одеждой. Татуировка на груди – единственный знак на красивой коже.

Он поднимает голову и, увидев мой восхищенный взгляд, расплывается в улыбке. Пойманная с поличным, что раздевала его глазами, немного смущаясь, предлагаю ему воспользоваться ванной, пока готовлю завтрак. Открыв дверь на террасу, я вижу совершенно иную версию пейзажа, ставшего таким знакомым. Над морем висит туман, почти скрывающий воду. Небо пасмурное, хотя тепло, и безмолвное спокойствие окутывает деревню мягким одеялом. Но туман рассеется, и Метони появится, вновь изменившееся, будто заново рожденное. Метаморфозы.

Поставив кофейник на стол, я вдыхаю воздух полной грудью и высоко поднимаю руки над головой, разгоняя сон. У меня несколько сообщений от Таши с новыми рыбными каламбурами, и несколько пропущенных звонков с незнакомого номера, но без голосовых сообщений. Открыв письма, вижу ответ от Тони Джовинацци, приглашающего меня к себе завтра утром, как я и надеялась. Чтобы его найти, потребовалось семь дней, но завтра наконец я его увижу. Эта встреча совпадает с запланированной поездкой Кристофа.

Я волнуюсь, планы сбываются. Хотя я знаю, что не стоит слишком полагаться на эту зацепку, Тони все же может помочь.

Мою талию медленно обвивают руки, а легкие поцелуи покрывают шею. Я поворачиваюсь и целую Тео как следует, а затем с улыбкой отрываюсь от его губ.

– Kaliméra. Хочешь тост? – предлагаю я.

Он притягивает меня в теплые объятия:

– Я много чего хочу, но пусть пока это будет тост.

Я чувствую на шее теплое дыхание: он вдыхает запах моего тела. Он словно высвободил нежность, его чувствительность заключена в мужскую оболочку, но она есть всегда. Только теперь с несколькими умышленными трещинами, впускающими меня.

Я наливаю кофе, и Тео добавляет ложку меда, а я намазываю маслом тост.

– Какие планы на день? – спрашивает он.

– Может, загляну к Кристине, хочу посмотреть ее студию, и надо поговорить с Кристофом, сообщить, что завтра мне нужно остановиться у Каламаты по дороге к амфитеатру. Я встречаюсь с коллекционером картин, Тони. А потом… не знаю.

– А не хочешь днем покататься на лодке? Если не хочешь, это ничего, мы ведь завтра едем кататься.

– Можно подумать, ты без меня будешь скучать!

Он смеется над моим предположением и потягивает кофе. Опять одна из его пауз.

– Может, и буду. Мне нравится проводить с тобой время. Жизнь коротка, не стоит тратить ее зря, живя прошлым. Лучше воспользоваться своим же советом. Что мы можем сегодня сделать для счастья? Побудь со мной. И я буду счастлив.

– Ну, может, и побуду, – в тон ему отвечаю я.

– Хочешь, спрошу yiayia, не поделится ли она тайным рецептом апельсинового торта. Может, и тебя научит.

– Да лучше и быть не может. Я очень хочу его испечь, когда вернусь домой.

Мысли о возвращении домой без маминой картины и разлуке с Тео вызывают неожиданный прилив боли. Почувствовав ее, он притягивает меня к себе, положив руку мне на шею.

– Не думай о возвращении домой. Сейчас твой дом здесь.

Он нежно меня целует, и я чувствую сладость меда. Смахивает крошки хлеба с моих губ. Что бы это значило? Я стараюсь не переоценить его порыв, превращая в то, чего на самом деле нет. Я рада, что судьба нас свела, хоть на время. Кто бы ни отвечал за то, что произойдет дальше, положусь на удачу, и будь что будет.

* * *

– Ты, наверное, шутишь! Неужели ты не нарушила правило первого свидания?

Таша сидит на веранде перед экраном с кружкой зеленого чая, завернувшись в одеяло.

– Понимаю, в это трудно поверить, но мы просто беседовали – ну не только, не буду вдаваться в подробности, но все это было… так мило. А под утро нас сморило, и мы заснули – только и всего!

– Очарована… – протягивает Таша. – Сразу видно. Я поражена твоей сдержанностью, дорогая. Горжусь тобой.

– Сменим тему: как ты себя чувствуешь?

Я знаю, что осталась пара недель до извлечения яйцеклетки у Таши, намеченного на следующий день после того, как я прилечу, а это означает, что время поездки подходит к концу. Шансы найти картину уменьшаются.

– Все идет по плану, никаких признаков гиперстимуляции, так что все нормально.

Словно охваченная непомерной усталостью, она замолкает.

– Должно получиться, Соф. Я так нервничаю, что, конечно, не очень хорошо, но я возлагаю на это все надежды. Наша последняя попытка. Вряд ли я смогу пройти через это снова. Мы оба устали и решили, что хватит. А не получится, так тому и быть.

Я не знаю, что сказать и как утешить Ташу. Она так отчаянно хочет стать матерью, что я издалека чувствую ее страдания. Нет никаких медицинских причин, по которым они не могут зачать ребенка. Необъяснимое бесплодие, или, сокращенно, НБ. Отвратительная терминология, за которой может скрываться зараза, а не ужасная несправедливость.

– Получится, получится, только верь. Мне очень жаль, что я здесь, а не рядом с тобой.

Я чувствую угрызения совести из-за отъезда, когда ей так нужна дружеская поддержка.