Звезда Любви - Юлия Леонова

Выходя из ресторации, она стараясь держаться прямо, однако опиралась на руку своего провожатого с гораздо большей силой, чем это допускали приличия.

Видя ее затруднения, Горчаков, не долго думая, просто подхватил ее на руки и в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее их от экипажа, усадил на сидение и сам забрался следом. Дверца кареты захлопнулась, и лошади тронулись с места. Князь сел рядом с девушкой, и Юля ощутила, как сильная рука обхватила ее за талию. Она попыталась отодвинуться, но оказалась только крепче прижата к твердой груди. Хмель мгновенно улетучился.

— Ну, куда же ты? — со смешком прошептал Мишель, целуя ее висок. — Думаешь, я так просто отпущу тебя?

— Не надо, прошу Вас! — отворачиваясь от его ищущих губ, пыталась высвободиться Жюли.

Ей стало страшно: одна, в тесноте экипажа, наедине с сильным и пьяным мужчиной, который считает ее ничуть не лучше обычной кокотки. Как она ни сопротивлялась, твердые губы князя накрыли ее, мягкие и нежные, прерывая дыхание, и от отчаяния Юля укусила князя за полноватую нижнюю губу. Взревев, Михаил что было силы отшвырнул ее от себя на противоположное сидение и наотмашь ударил по лицу тыльной стороной ладони.

Юля съежилась в углу. Слезы боли, отчаяния и бессилия брызнули из глаз.

— Дрянь! — пробормотал Горчаков, вытирая кровь с прокушенной губы. — Я ведь могу половину Петербурга бросить к твоим ногам! Что за глупые игры?! Или тебе Шеховской больше по вкусу пришелся? Или просто решаешь, кто из нас больше выложит за тебя?

— Прошу Вас, дайте мне уйти! Велите остановиться, — прошептала она, прижимая ладошку к горящей щеке.

Экипаж замедлил ход, останавливаясь около ее дома. Юля уже сбиралась выскочить на улицу, но Горчаков остановил ее, ухватив за руку. Приподняв двумя пальцами ее подбородок, Михаил сосредоточенно рассматривал опухшую и на глазах багровеющую щеку. Там, где ее коснулся массивный перстень, осталась глубокая царапина. Раскаяние мелькнуло в темных глазах князя.

— Прости меня, — прошептал он, осторожно касаясь кончиком пальца капельки крови, выступившей из раны.

Не сдержавшись, девушка разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Шляпка с нее слетела еще тогда, когда князь отшвырнул Жюли от себя, и упала где-то на пол под сидение. Тяжело вздохнув, Горчаков, успокаивая, привлек ее к себе и провел ладонью по спине.

— Как же мне завтра на сцену выходить? — судорожно хватая ртом воздух, всхлипнула она.

— Не плачьте! Я оплачу Вам все убытки, что будут из-за меня, — произнес Михаил.

Юля отрицательно покачала головой.

— Не нужно! Просто дайте мне уйти.

Глядя в ее заплаканные глаза с похожими на иголочки слипшимися от слез ресницами, Мишель ощущал себя последним негодяем. Повинуясь нежданному порыву, он обхватил ее маленькие ладошки и, поднеся их к губам, принялся покрывать быстрыми поцелуями.

— Анна, простите меня! Умоляю Вас… — шептал он. — Позвольте мне загладить свою вину!

— Я боюсь Вас, — выдохнула Юля, силясь отнять у него руки и в то же время страшась новой вспышки ярости.

— Не бойтесь! Никогда больше, — слышите, никогда, — я Вас не обижу! Я сам не знаю, что нашло на меня. Позвольте, я хотя бы провожу Вас, время уже позднее.

Выйдя из экипажа, Мишель подал ей руку. Он чувствовал дрожь ее руки в своей ладони, видел, что она старается не опираться на нее. Спустившись с подножки, Юля подняла голову. В свете уличного фонаря ее кожа казалась еще более бледной, отчего синяк на скуле стал виден еще более отчетливо. Михаил видел, как дрожит ее нижняя губа, легко читал в ее глазах страх, желание сбежать от него, не оглядываясь. Проводив ее до парадного, Горчаков удержал ее за руку.

— Анна, я понимаю, что причинил Вам боль не только телесную, но и душевную, и мне, конечно же, нет прощения, но все же позвольте хотя бы позаботиться о Вас.

— Благодарю, Михаил Алексеевич, но мне не нужна Ваша забота, — осторожно вытащила она свою ладонь из его рук и зябко поежилась на холодном октябрьском ветру. — Всего Вам доброго, Ваше сиятельство, и спасибо за урок, что Вы мне преподали. Думаю, я не скоро его забуду.

Развернувшись к нему спиной, Юля решительно зашагала к парадному, не вспоминая ни о шляпке, ни о цветах, оставшихся в экипаже. Горчаков смотрел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за дверью.

Тяжело вздохнув, Михаил развернулся и побрел к экипажу. Он не ожидал от нее сопротивления, ярость затмила рассудок, когда она укусила его. Пусть он теперь раскаивался в том, что сделал, но, увы, ничего нельзя вернуть. И все же, что бы ни говорила эта гордячка, он обязан позаботиться о ней, раз уж по его вине она какое-то время не сможет выйти на сцену.

Глава 7

Дверь парадного закрылась за Юлей и она, кивнув швейцару и стараясь не поворачиваться к нему опухшей щекой, направилась к лестнице, прислушиваясь к звукам на улице. Услышав звук отъезжающего экипажа, она облегченно вздохнула и направилась к себе в мансарду, провожаемая внимательным взглядом прислуги. Каким-то чудом ей хватило сил на то, чтобы непринужденно подняться до второго этажа, а оставшуюся часть пути она преодолела, с трудом переставляя ноги и цепляясь за перила. Задвинув массивный засов на двери, Жюли привалилась к ней спиной и сползла на пол. От сильного удара голова нещадно болела, глубокая царапина саднила, опухшая щека пульсировала горячей болью. Смочив в холодной воде платок, девушка приложила его к лицу. Нечего было и думать о том, чтобы показаться в таком виде в Александринке. Но к Гедеонову пойти все ж придется, — вздохнула она, — вот только как объяснить все это? Никогда еще в ее короткой жизни ее не били по лицу, тем более вот так, наотмашь, со всей силы. Покойный папенька баловал ее сверх всякой меры, и только с его смертью Юленька поняла, что лишилась самого дорого и близкого ей человека. Серж, при жизни отца не обращавший на младшую сестру никакого внимания, враз переменился, как только стал хозяином усадьбы, но даже ненавидящий ее брат ни единого раза не поднял на нее руку. Поступок Мишеля поверг ее в шок, разом лишив всех иллюзий о благородстве людей, носящих высокий титул.

Проснувшись поутру, она первым делом подошла к зеркалу и не смогла удержать слез при виде своего отражения. Видит бог, ей не один день понадобится, чтобы лицо ее приняло прежний вид. В особенности ее пугала чернеющая запекшейся кровью глубокая царапина. Что, если шрам у нее на щеке останется? Как же она тогда сможет выходить на сцену? Вволю посокрушавшись о своем горестном положении, Юля засобиралась с визитом к Гедеонову: нужно было предупредить Александра Михайловича, что она не сможет пока принимать участия в постановках.