Чёрный хребет. Книга 4 - Алексей Дроздовский

на скелет, мужчина с бородой. Такая же женщина и старик с закрытыми глазами. Все в тряпье, бледные, осунувшиеся.

– Эй, – говорю мужчине. – Ты меня слышишь?

У него такие огромные синяки под глазами, что занимают половину лица. Тёмные, фиолетовые. Зрачки двигаются медленно, останавливаются на мне, но не фокусируются, а глядят сквозь мою голову куда-то вдаль.

– Эй! – кричу. – Приди в себя!

С видимым усилием его глаза сводятся на моём лице, а затем он вяло, как в замедленной съёмке произносит:

– Отстань. Чего пристал?

– Что с тобой?

– Хватит уже... не нужно вопросов... голова гудит от твоей болтовни.

– Я ищу старосту, – говорю. – Где мне его найти?

Машет рукой в неопределённую сторону, явно собираясь от меня избавиться. Мой голос, кажется, причиняет ему дискомфорт. Он так спокойно сидел в тишине, а я пришёл и потревожил его одиночество. Все жители подобны этому: сидят на своих местах и не могут сконцентрироваться на нас, словно мы какие-то призраки, что сегодня здесь, а завтра развеются как дым на ветру.

Иду в указанную мужчиной сторону в поисках дома, который мог бы походить на дом старосты.

К сожалению, ничего подобного поблизости нет – все здания одинаковой степени убогости. Приходится подойти к мальчишке лет двенадцати, который сидит на старом кресле без одной ножки.

– Где дом старосты? – спрашиваю.

– Там, – говорит.

Он так долго моргает, что кажется, будто он не откроет глаза после очередного закрытия.

Иду к дому на самой окраине. Старый, облезший, с дверью, висящей на одной петле. Когда-то его окружал забор, но теперь он сгнил и превратился в труху. Качается и скрипит от малейшего ветра. Ставни отвалились, повсюду плесень.

Пока войско стоит у дома, я вхожу внутрь, аккуратно ступаю по доскам, готовым провалиться под моим весом. В нескольких местах стоят деревянные вёдра, собирая воду с протекающей крыши. Они наполнились до краёв, но никто их выносить не собирается. Внутри темно, едва можно разглядеть убранство и разбросанные повсюду предметы интерьера.

В зале, у дальнего окна, стоит огромное кресло-качалка, на нём – седой старик с бородой до пупа.

– Прошу прощения, что потревожил, – говорю. – Знаю, что нельзя входить в дом без стука, но так уж сложились обстоятельства.

Глаза человека открыты, он смотрит на горизонт, и лишь вздымающаяся грудь выдаёт в этом теле жизнь. Он точно такой же бледный, как остальные, но судя по болезненному оттенку кожи, он уже очень давно не выходил на улицу.

Аккуратно подхожу и заглядываю в лицо старосты.

Запавшие глаза, пятна по всему лицу. Глубоко старый, глубоко больной человек. Вся его кожа бугристая, прыщавая, покрытая пятнами. Кое-где проглядывают струпья.

– Вы меня слышите? – спрашиваю. – Я из Дарграга.

Безвольные глаза старика проходят по комнате мимо меня и возвращаются к горизонту.

Мы собрали четыре деревни, чтобы захватить Карут и объявить его своим вассалом, а оказалось, что с этим может справиться даже один безоружный человек. Правда выгоды от этого он не получит никакой – всё равно, что завоевать муравейник. Местные жители вроде шевелятся, реагируют на слова, но ничего от них добиться невозможно.

– Что здесь происходит? – спрашиваю. – Почему вы все такие тормознутые?

Трясу старика за плечи, стараюсь вернуть в чувство.

– Не надо, – шепчет. – Не надо...

– Деревня не должна так выглядеть. Это не жизнь, а существование!

– Пожалуйста...

По лицу старосты катятся слёзы, несчастное лицо, скрючившееся в беззвучном плаче. Он выглядит невероятно уставшим, хотя наверняка не оторвался от кресла за весь день. А может и за неделю.

Добиться от него ничего не получится. Это лишь внешне человек, внутри он превратился в желе и может только с запозданием реагировать на внешнее воздействие, выдавая бессмысленные фразы, которые подсознание может произносить без участия центральной нервной системы.

– Что там? – спрашивает Хуберт.

Стампал в ожидании ждёт ответа.

– Такой же, как остальные, – говорю. – Не знаю, что за явление происходит с местными. Болезнь, паразит или грибок, что превращает мозг в кисель. Нам нужно убираться отсюда, пока эта штука не перекинулась и на нас. Ничего мы здесь не добьёмся.

Остальные согласно кивают.

Двигаемся на восток, обратно к хребту. Наш поход не провален – он изначально был бессмысленным, но я хотя бы узнал, что именно из себя представляет Карут.

– Я такой херни никогда не видел! – заявляет Симон. – Утром я думал, что это они похищают наших жителей, кто забредёт достаточно далеко на восток, а они даже собственного имени вспомнить не смогут!

– Ага, – говорю. – Судя по их домам, тут сменяются поколения, а они всё такие же вялые и безжизненные. Удивительно, как у мужчин находятся силы и желание, чтобы возлежать с женщинами.

– Это точно что-то ненормальное!

Останавливаемся в лесу на ночлег, поскольку уже поздно и совсем скоро окончательно стемнеет. После прошедшего дождя разводить костры удаётся с большим трудом, но спать без них – попросту невозможно из-за мокрой одежды. Жители четырёх деревень снимают с себя броню, развешивают на кривых ветках перекошенных и вывернутых деревьев. Остаются в одних поддоспешниках.

Эта ночь, на удивление, проходит неожиданно хорошо.

Впервые за долгие недели у меня получается сомкнуть глаза и я тут же погружаюсь в приятные сновидения, восстанавливаю силы, набираюсь бодрости. Какое же это удовольствие просто спать!

Однако наутро, когда окружающая местность светлеет, оказывается, что я – единственный бодрствующий из всех. Шестьсот человек спят и никто из них не хочет просыпаться.

Глава 25

Спят все вокруг.

Не раздаётся ни храпа, ни сонного бормотания. Шестьсот человек лежат на подстилках без движения. Обычно деревенские жители просыпаются с зарёй, но сейчас никто из них даже глаз не открыл. Более того, дозорные тоже спят. Вокруг не осталось ни одного человека в сознании.

– Кушать подано! – заявляет Хума.

Во всей округе только я, да летучая мышь – единственные мыслящие существа. Неприятное чувство тревоги просыпается в районе живота.

– Вардис, – говорю.

Пытаюсь растолкать брата, но он лежит на боку и мирно посапывает.

– Буг!

Та же реакция.

Оглядываюсь по сторонам и не вижу ни одного человека, кто хотя бы ворочался во сне. Все лежат неподвижно, точно мёртвые. Выглядит словно поле боя после очень жёсткого сражения, только крови нигде нет.

– Лира, – трясу девушку, лежащую неподалёку.