Синий Шихан (Роман 1) - Павел Федоров

- Ну как, гостек-то понравился? - улучив минутку, спросил у дочери Доменов.

- Он, папа, такой забавный!.. - Марфа поняла, что отец спросил о Степанове неспроста. Историю со Шпаком она не забыла: просидела тогда две недели взаперти да еще родитель пригрозил отправить ее в уральский скит к тетке. Петра Эммануиловича она сегодня, казалось, не замечала, да и тот, побаиваясь Доменова, старался на девушку не смотреть.

Вообще Марфе приисковый, чиновничий и торговый мир давно надоел. Появление грубоватого казака повлияло на нее, как прохладная степная свежесть. Ее взволновала молодая сила его горячей руки, с которой еще не сошли жесткие мозоли. Видела она и то, как он смотрел на нее, и не стыдилась его взгляда.

- Надолго приехал Дмитрий Александрыч? - обмахиваясь веером, спросила она у отца.

- А ты желаешь, чтобы он погостил? Ничего не имею против... Парень молодой, как жеребчик... Выездить можно, хорошо пойдет в упряжке... Иди к нему, развлеки...

Между тем Шпак, склонившись к Митьке, говорил:

- Прелесть какая девушка... Вот вам и невеста. Самая богатая во всем округе...

- Я за богатством не гонюсь, - лениво отвечал Митька. - А вы давно ее знаете?

- Да, порядочно... жил у них на прииске.

Плавно, вразвалочку, подошла Марфа. Шпак встал, уступив ей место, сказал несколько пустых фраз и отошел к мужчинам.

- Бывает же такое... - поглядывая сбоку на девушку, проговорил Митька и покачал головой.

- О чем вы, Дмитрий Александрыч? - помахивая веером, спросила Марфа.

Они сидели у открытого, выходящего в сад окна. Было уже далеко за полночь. За кустами акации, над крышей какой-то пристройки, перемигивались звезды. Небо, как показалось Митьке, было похоже на Марфины глаза. В них тоже светились неяркие, ласковые звездочки.

- Случай такой, Марфа Авдеевна, - продолжал притихший Митька. Золото я ведь как раз нашел у Марфина родника. Святая такая была. Когда наследник наши места посещал... тоись нынешний инператор... вот и назвали в честь той святой Марфы... Родничок-то там у нас бойкий, вода в нем, как в чугунке, кипит, ну и промывала земельку, может быть, мильён лет... Сколько она там песчинок желтеньких намыла! Много! Вот и вас, вишь, Марфой зовут, бывает же...

- Неужели правда, что так родник называется? - спросила Марфа, тронутая словами Митьки.

- Да ей-богу же! Мы там с братом пахали... Земля около этого родника вся наша. Заставил он меня колоду чистить... Не люблю вспоминать и рассказывать, а вам ничего, могу рассказать... Стал я труху из-под конского месива выгребать, гляжу, что-то блестит... Думал, стеклышко какое, а потом разглядел и догадался - золото... Вот ить какая история! Счастливая, наверно, была эта самая святая...

- Это вы счастливый, Дмитрий Александрыч, - тихо, с грустью в голосе проговорила Марфа.

- Сам ишо не знаю... Вроде как и счастливый... А вот сегодня продал на сто тысяч золота, а сам чего-то боюсь...

- Чего же вам бояться? Вы же в святом роднике умывались...

- Сколько раз. Там водичка чистая, как лед, холодная... А сейчас можно умыться? - тряхнув головой, вдруг спросил Митька. - Голова такая тяжелая... Куда ни приедешь, везде пить надо...

- Вам нехорошо? - тревожно и участливо спросила Марфа.

- Голову бы смочить и лицо сполоснуть...

- Идите за мной, - решительно проговорила девушка и поднялась.

Прошли две большие полутемные комнаты и очутились в третьей, едва освещенной привернутой лампой. За полураздвинутой шелковой занавеской виднелась кровать. Несколько стульев вокруг маленького, уставленного флаконами столика игриво выпятили точеные ножки. Все здесь было пропитано нежными запахами. У Митьки еще пуще закружилась голова.

- Кто же здесь живет? - спросил он, пораженный необыкновенной обстановкой.

- Это моя комната. Подождите здесь.

Марфа оставила Митьку посреди спальной, щелкнув замком, скрылась за следующей дверью, задернутой голубой гардиной. Митька слышал, как она чиркала спичкой, что-то передвигала. Через минуту вернулась с чистым полотенцем в руках и провела гостя в ванную. Пока он мылся и освежал лицо, она дожидалась, сидя за столиком. Прищурив улыбающиеся глаза, о чем-то задумалась и даже не слышала, как он вошел с мокрыми руками и с капельками воды на рыжих бровях.

Марфа поднялась и подала ему полотенце. Он долго тер влажное лицо, шею. А она стояла около него, тоже белая и чистая, словно молодая березка после дождя, смотрела куда-то в сторону. Митька видел ее плечи, колечки завитых волос на шее, волнующее его колыхание груди. Митька качнулся, точно стоявший позади него бес подтолкнул его к ней. Кинув полотенце себе на плечо, словно недоуздок, сорванный с головы взбунтовавшегося коня, схватил ее своими ручищами за талию, рывком притянул к себе и начал целовать. Марфа, не ожидавшая этого, сначала замерла от страха, но опомнившись, сильно толкнула его в грудь и несколько раз хлестнула по щеке. Он попытался было поймать ее за руку. Началась возня. В это время скрипнула дверь. Марфа отскочила и спряталась за ширмой. Митька обернулся. На пороге с длинной папиросой в зубах стоял Авдей Иннокентьевич Доменов. Заметив, что дочь увела гостя, он пошел почти вслед за ними и все время стоял за дверями.

- А ты, оказывается, как кот, уже знаешь, где сметанка, а где сливочки... Тэ-экс!..

Митька опустил голову и руки.

- А ты, Марфенька, уж его и повела! Ай-яй-яй! Ну ладно... За то, что хорошо по усам дала, хвалю. А тебе, гостек, следовало бы кости помять, да уж бог с тобой... Не стану... Добрый я сегодня... А теперь пошел вон, болван! Вон, пока не рассердился!..

- Да мы... - залепетал Митька.

- Ступай!

Доменов поднял толстую, тяжелую руку и показал на дверь. Косясь на него, Митька бочком выскользнул из девичьей комнаты.

На другой день при помощи Петра Эммануиловича, которого Митька взял с собой, закупив множество подарков, ни минуты не медля, он выехал в Шиханскую. План его был такой: загладить вину перед Липочкой, быстро обвенчаться, нанять квартиру и приступить к строительству дома в городе. Но еще по дороге все его планы были нарушены.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Не успел Гордей Турков опомниться от злосчастной эпидемии открытия золотых приисков, внезапного степановского богатства, едва убрала жена его, Феодосия Дмитриевна, в глубокие сундуки Ивашкины подарки, как произошло еще одно немаловажное событие.

В станицу Шиханскую нежданно-негаданно на паре резвых чистокровных коней, запряженных в легкий закрытый экипаж, прикатила молодая Печенегова. Постукивая высокими каблучками, небрежно посмотрев на усатых писарей, прошла прямо в комнату атамана и предъявила документы на владение печенеговской усадьбой.

Гордей Севастьянович вынужден был пригласить гостью к себе домой. От ее зеленоватых с поволокой глаз, вольных, не женских речей, от особенного вкуса привезенных госпожой Печенеговой вин и настоек Гордей Севастьянович растерялся. В присутствии Печенеговой ежеминутно краснел, щелкал каблуками, покусывая кончики своих усов, ходил за барынькой по пятам и делал для нее все, что она требовала: нанял плотников для ремонта большого печенеговского дома, восстановил конюшню, устраивал пикники и даже взял на себя поручение скупать для будущего конного завода овес и сено.

Перед отъездом в Оренбург Печенегова всех членов семьи Туркова оделила подарками и этим расположила к себе всю семью. Не забыла она также нанести визит братьям Степановым, смутила своими вольностями Аришку, показала ей новые городские моды, подарила какие-то сарафаны и не раз заставила покраснеть Ивана и Митьку.

- Черт, а не баба! - решил после ее ухода Иван и, посмотрев на курносую жену, прищурил глаза и закрутил рыжие усики. На пикнике эта дамочка пила с ним на брудершафт и так развольничалась, что едва не довела бог знает до какого соблазна. Старший Степанов вздыхал и облизывал обветренные губы. "Ить народится же на свет божий такая анафема", - с испуганным восхищением думал Иван, ловя себя на мысли, что все время льнет к Зинаиде Петровне и с презрением поглядывает на свою жену...

С тех пор как уехала Печенегова, прошло больше месяца.

Перед вечером, выехав из города, изрядно подгулявшие Митька и Шпак гнали резвых рысаков почти без отдыха. Под утро, не доехав до Шиханской верст пятнадцать, Микешка, пустив лошадей шагом, решительно заявил:

- Как хотите, Митрий Лександрыч, а так ехать - коней загубить можно.

- Это еще что? - сердито крикнул Митька.

- А то, что коням надо отдых дать. Нельзя же гнать без останову... В городе с утра гоняли и всю ночь...

- С кем разговариваешь, а?

За последние дни Митька так изменился, что его невозможно было узнать. При каждом случае словно нарочно старался унизить Микешку, подчеркнуть свою беспредельную власть хозяина. От Доменова он вернулся особенно злой, словно его там подменили. То ему не так, то не этак.

Микешка начинал противоречить и огрызаться. В его сознании хозяин все еще оставался рыжим, взбалмошным Митькой, который только благодаря случаю вытащил свой билетик счастья...