Ливень в степи - Чимит Цыдендамбаевич Цыдендамбаев

юрты, в которой жила самая болтливая в улусе старуха, попробовал выспросить ее о Жаргалме, но это было не просто. Она никогда ничего не скажет, пока сама не проведает обо всем у приезжего. Злись не злись, а отвечай на ее вопросы… Гэрэлтэ сразу понял это и торопливо выпалил:

- Живу я в улусе Татуур, за русской деревней Михайловкой. Зовут Гэрэлтэ, сын охотника Халзана. Двадцать три года, комсомолец, не женат, не судился. Езжу верхом на собственном коне, отец выменял его на корову с теленком. А седло чужое, русского мужика Тимофея Потапова. Ну, что еще, бабушка? Пяти лет остался без матери. Вот и все. А теперь скажите, как живет семья Абиды, я их знакомый.

- А вы что родственником Абиде приходитесь? - живо спросила старуха. - Или Мэдэгме родственником будете? Не племянник ли Лхасарана Рандалова? Может, вы дальний родственник Хара Басагана?

- Нет. Не знаю ни Хара Басаган[13], ни Шара Хубуна[14].

- Я думала, вы с Ара Байсы… Может, вы Жаахан-ламе кем-нибудь приходитесь?

- Не знаю я такого ламы! - рассердился Гэрэлтэ. - Как живет Абида с семьей?

- Абида с семьей хорошо живет. Его дочка Жаргалма недавно ушла с ребятишками на гору Мангирта Майла собирать землянику, - сказала, наконец, старуха и приготовилась о чем-то снова спросить Гэрэлтэ, но он поспешно сказал, чтобы заходила, когда будет в его краях, и вскочил на коня.

Проскакав немного по дороге, он повернул коня к горе, на которой Жаргалма собирала землянику. «Как нескладно получилось, - с досадой подумал Гэрэлтэ. - Сколько времени прошло, я не съездил к Жаргалме. Не осмелился… С врагами готов биться, пока в жилах течет кровь, а приехать к Жаргалме не решился».

Вот и покатая седловина между двумя вершинами. Слышно, где-то неподалеку задорно хохочут ребятишки. Гэрэлтэ уже на самом хребте, под раскидистыми березами, насквозь пронизанными солнечными стрелами. Будто березы сплошь укутаны широкой зеленой далем-бой, солнечные стрелы пробили в ней золотистые, светлые дырочки, в них трепещут живые солнечные лучи. Привязал коня, разложил дымокур и пошел в тенистый березовый лесочек. Навстречу ему попалась маленькая девчурка. Она тащила такой большущий березовый туес, что сама смогла бы забраться в него. Увидела незнакомого, испугалась, не знала, что делать. Стоит, прижимает к животу берестяной туес.

- Ты не знаешь, девочка, где Жаргалма Абидыба-бая? - спросил Гэрэлтэ.

Девочка поставила на землю туес, прихлопнула на щеке комара, малюсенькой ручонкой показала куда-то вниз.

- Очира сестра, тетя Жаргалма? Вон там, ягоды собирает.

- А как тебя зовут?

- Адису.

- Сколько лет живешь на свете?

- Семь.

- А папа твой что делает?

- Папа - кузнец. Он коням подковы делает. Еще плуги делает. И топоры… И много, много гвоздей.

- А, понимаю… Хороший у тебя отец, - похвалил Гэрэлтэ.

Девчоночка немного осмелела: «Этот дядя ничего плохого не сделает. Спросил имя, сколько лет, сказал, что отец хороший…» Увидела под листком две ягодки, положила в своей туес, будто бросила камешек в бездонный колодец.

- Какой большой туес у тебя, - сочувственно сказал Гэрэлтэ. - За три дня полный не насобираешь…

- Хотите, я вас отведу к Очира сестре, тете Жаргалме? - вдруг спросила девочка.

- Собирай ягоды, я сам найду ее.

- Не заблудитесь, - с беспокойством проговорила Адису. - Далеко не заходите, а то заблудитесь.

Гэрэлтэ было забавно: о нем тревожится маленькая девочка. Он не боялся заблудиться на просторах жизни, а она предупреждает, чтобы не заходил далеко в лес. Гэрэлтэ подхватил ее вместе с туеском на руки, поднял высоко. «Легонькая какая, - подумал он. - А ведь станет настоящим человеком. С таких лет о других беспокоится… Она сумеет бороться за счастливую жизнь для всех».

- Вон растет зеленая шишка, - показал Гэрэлтэ. - Сорви. Вон она, на сосне.

- Туесок упадет…

Гэрэлтэ опустил ее, поставил туесок на землю и снова высоко поднял девочку. Она едва оторвала от ветки пахучую, тяжелую шишку.

- Сорви вторую, а то одной у тебя скучно станет. Пусть шишки вдвоем будут.

«Счастливый кузнец… - думает Гэрэлтэ про отца девочки. - Такая дочка… Как она об отце сказала? «Делает плуги и много-много гвоздей». Мне бы такую доченьку, поднимать ее над головой, к пахучим сосновым ветвям!» Он наказал Адису, чтобы собирала ягоды, посмотрел на своего коня, отдыхающего в прохладной тени, в густом, горьком дыму дымокура, и пошел искать Жаргалму.

Он скоро увидел ее, узнал ее голос - Жаргалма тихонько напевала. Она сидела на траве, кругом было красно от ягод. Гэрэлтэ притих, она не видела его… «Будто спешила куда-то, - волнуясь, думал Гэрэлтэ, - нечаянно разорвала нитку коралловых четок и вот собирает крупные бусинки…» Он взял сухую шишку, легонько бросил в Жаргалму. Она взглянула вверх, на высокую сосну, которая росла рядом. И снова стала собирать ягоды. Гэрэлтэ бросил вторую шишку. Жаргалма встала, повернулась к нему, увидела, растерянно улыбнулась.

Амар сайн. Жаргалма. Здравствуй.

- Сайн… Вы как здесь оказались?

- Да вот, пришел ягоды собирать.

Жаргалма смутилась, покраснела.

- Мне поговорить с тобой надо, Жаргалма. Поставь туесок, потом помогу насобирать, полный будет…

Они пошли туда, где стоял конь. Гэрэлтэ поправил дымокур, подбросил сухих шишек, придавил ногою, чтобы они не разгорались пламенем, а только тлели. Жаргалма и Гэрэлтэ уселись на траве… Птицы поют, щебечут на всех кустах и деревьях, стараются друг перед другом, порхают среди зелени. Жаргалма набрала на большой зубчатый лист крупных чистых красных ягод, протянула Гэрэлтэ.

- Кушайте, - угощает Жаргалма.

- Нет, нет! - почему-то испуганно ответил Гэрэлтэ. Посидели молча. Вокруг летают непоседливые птицы, слышна их суета, звенят неугомонные колокольчики, которые привязаны, наверно, на грудке у всех лесных птиц. Наконец, Гэрэлтэ нерешительно заговорил:

- Выходит, ты к мужу не поехала… Я же написал на веретене, где живу. - Он достал из кармана огрызок чернильного карандаша. - Вот этим карандашом написал. Могла с попутчиком передать, как живешь. Или записку… Даже если к мужу собралась, сообщила бы… Я ждал. Потом поехал к тебе, только вернулся с полдороги, не осмелился… А теперь снова прискакал. Вот как выходит. Ну, ладно… Ты одна не станешь весь век жить. Поедем ко мне? Я не позволю, чтобы о тебе мышонок худое пискнул. Меня все плохие люди боятся. Я давно хотел тебе это сказать. Ты не думай, я не богатый, мы с тобой сами заведем