Колдовская любовь - Николай Леонов

Тут он осекся и покрылся смертельной бледностью. Гуров огляделся вокруг и, заметив на столе бутылки с минеральной водой, налил полный стакан и заставил Василькова выпить. Только после этого к Василькову вернулась способность говорить, и он продолжил дрожащим голосом:

– Это я свел Версталина с Блоком. Тот еще не занял теплое место в Кремле, но уже готовился к этому. Но он нуждался в постоянной психологической подпитке – нервы у него никуда… А политика – это такая нагрузка! Любой выдохнется. Блок умел вдохнуть в человека новые силы, как никто другой. Но в последнее время он стал сдавать… Представьте себе, маг и целитель, который вынужден обращаться к врачам!.. Эта стерва сразу поняла, что ее звезда может закатиться. Без Блока ей не на что было рассчитывать. Вернее, нет… У нее, разумеется, есть способности. Кроме того, она всегда умела заводить мужчин. Но время не щадило и ее. Сколько ей еще оставалось держаться на поверхности? Год, пять лет?.. В принципе, она все задумала правильно…

– Нельзя ли поконкретнее, Михаил Корнеевич? – попросил Гуров. – Давайте оставим психологию на потом, а сейчас вы нам просто расскажите, что вам известно о преступлении. Дело это настолько запутанно, что следствие до сих пор бродит в потемках. Вы вот боитесь Версталина… Я согласен, у вас имеются на это причины. Но, чтобы вам как-то помочь, мы должны иметь точную информацию, понимаете? Поэтому постарайтесь сосредоточиться и сообщите нам самое главное. Частности и предположения можете опустить.

– Для меня здесь нет частностей, – упрямо сказал Васильков. – Вся афера этой стервы была построена на полутонах и грязных намеках. Не зная всего, на что она способна, вы ничего не поймете.

– И все же давайте попробуем, – сказал Гуров. – Только самое главное.

– Ну, если вы хотите голую схему, – угрюмо произнес Васильков, – то все будет выглядеть примерно так… Идея-фикс у этой женщины была такова – она намеревалась попасть в Кремль на роль штатной кремлевской целительницы. Это обеспечило бы ей безоблачное будущее, как она полагала. Сначала Жукова пыталась склонить к этой афере самого Блока, но он на это реагировал вяло. По-моему, его вполне устраивало существующее положение. Она даже мне намекала – надеялась, что я повлияю на Генриха. Ничего не вышло. Блок просто отшил ее – в очень резкой форме. Запретил говорить на эту тему. И тогда она решилась на крайний шаг. Она сумела убедить Версталина, что его гуру, Генрих Блок, параллельно с врачеванием собрал массу материалов на клиента, порочащих его честь и достоинство.

– Странно! – перебил его Гуров. – Странно, что Жукова смогла убедить в этом Версталина. Неужели были какие-то основания?

– Думаю, были, – пробормотал Васильков. – Генрих действительно пользовался иной раз некорректными методами. Он в совершенстве владел искусством гипноза… И, кроме всего прочего, в его целительском арсенале имелся такой спорный момент, как лечение сексом… Здесь, конечно, основная роль отводилась Наталье. И, знаете, он иной раз вел запись всяких разговоров, плюс фотосъемка, видео… Наверное, это неправильно, но из песни слова не выкинешь.

– Значит, компромат действительно существует? – жестко спросил Гуров. – И он касается именно Версталина, так?

Васильков пожал плечами.

– Выходит, так, – виновато сказал он. – Но Генрих не собирался пускать его в ход, поверьте! Все это делалось только в превентивных целях. В жизни столько всяких подводных камней, знаете ли… Всю эту кутерьму затеяла Наталья, гадина!

– Не понимаю, – вмешался Терехин. – Кутерьму затеяла Жукова, а застрелили Блока. Что-то не вяжется.

– О, вы ее не знаете! – с чувством воскликнул Васильков. – Она всех запутала, она всех заморочила, она поссорила нас с Генрихом, заставила подозревать друг друга… Какой я был слепец! Теперь-то я понимаю, что она вела двойную игру – Версталина она сначала пугала Блоком, а когда с ним расправились, взялась за шантаж сама. Не знаю, какую игру ведет она сейчас, но уверен, что она приложила руку и к смерти Блока и к смерти Смагина, и меня она собиралась убрать… И все это будет продолжаться, пока она не договорится с Версталиным или не сломает себе шею. На нее мне плевать, но она и меня затянет в этот водоворот, а я не хочу умирать!..

– Не понимаю, вас-то ей зачем убивать? – спросил Гуров. – Лишние хлопоты. Скорее уж это могло понадобиться Версталину, который вполне обоснованно мог посчитать вас сообщником Жуковой.

– Версталину само собой, – простонал Васильков. – Но Жуковой это важнее…

– Но почему?!

Васильков уронил голову и закрыл лицо руками. Из глаз его снова потекли слезы. Запинаясь и всхлипывая, он проговорил:

– Простите, нервы… Дело в том… Дело в том, что, пока я жив, все ее планы в любую минуту могут сорваться… Ведь на самом деле у Жуковой нет никаких материалов – ни записей, ни фотографий – вообще ничего! Незадолго до своей гибели Генрих все передал мне. Он словно что-то предчувствовал… Жукова узнала об этом слишком поздно, когда маховик шантажа уже был запущен. Понимаете? Она блефует и больше всего на свете боится, что об этом узнает Версталин. У Жуковой абсолютно ничего нет!

Глава 20

– Теперь я начинаю понимать, почему Жукова ударилась в бега и почему все что-то лихорадочно ищут, но никак не могут найти, – заключил Гуров, оборачиваясь к Терехину. – Жукова пугает Версталина тем, чего у нее на самом деле нет, но, как известно, неизвестность страшит еще больше. Опасную игру она затеяла. Но теперь вряд ли кто-то из них отступит – все зашло чересчур далеко.

Терехин молчал, задумчиво рассматривая пистолет в своих руках. Васильков тоскливо размазывал слезы по толстым щекам. В воздухе повисла долгая безрадостная пауза.

– И где же сейчас находятся те материалы, что передал вам Блок? – спросил наконец Терехин, избегая смотреть в сторону раскисшего Василькова.

– Я расскажу об этом, только когда получу гарантии собственной безопасности! – храбро пискнул тот.

Терехин криво усмехнулся и с мрачной иронией посмотрел на Гурова.

– Кто бы нам самим дал такие гарантии! – сказал он. – Раньше надо было думать, уважаемый Михаил Корнеевич! Хотелось погреть руки, да кишка оказалась тонка!.. Теперь расхлебывайте по полной программе.

– Не пугайте человека, Терехин! – примирительно заметил Гуров. – Прошлое забыто и похоронено. Если Михаил Корнеевич согласится сотрудничать с нами, мы сумеем выкрутиться из создавшейся ситуации. Хотя это будет не просто… Скажите, Васильков, а какое ко всему этому имеет отношение Бромберг?

– Я точно не знаю, – пробормотал Васильков. – Бромберг в последнее время был тесно связан с Версталиным. Я предполагаю, что Версталин помогал ему в совершении какой-то крупной сделки на самом высоком уровне. Возможно, Бромберг уже перечислил куда-то деньги. Крах Версталина обернулся бы катастрофой и для Бромберга. Скорее всего, Версталин намекнул о своих проблемах. Бромберг как настоящий друг решил помочь.

– Хорошо иметь настоящих друзей, – сказал Гуров. – Они тебе и компромат припрячут, и голову кому надо оторвут… Но, однако же, странно – и у Бромберга и у Версталина такие крутые ребята в распоряжении, а какую-то вздорную бабенку никак найти не могут. С чего бы это? Вы-то случайно не знаете, где она прячется, Михаил Корнеевич?

– Понятия не имею, – горестно вздохнул Васильков. – Наталья умела очаровывать мужчин. У нее были довольно обширные связи в самых разных кругах. Она может быть сейчас где угодно.

– Она нам нужна меньше всего! – решительно сказал Терехин. – Единственное, что сейчас важно, – это документы Блока. И не только компромат. Где, например, его рабочие записи?

Васильков развел руками.

– Это меня не касается, – виновато сказал он. – Если они пропали, значит, их взяла Наталья. А компромат я все равно вам не отдам. Это единственная моя гарантия. Без него я – труп.

– Мне кажется, вы себя переоцениваете, Михаил Корнеевич, – сочувственно заметил Гуров. – По правде говоря, не вижу вас в роли партизана на допросе. Я уже имел счастье встречаться с людьми Версталина и должен сказать, что это люди с характером. Вам их не перебороть.

– Здесь они меня не найдут, – не слишком уверенно заявил Васильков.

– Мы же нашли, – возразил Терехин. – Согласен, мне повезло. Один из ваших многочисленных знакомых просто обмолвился в разговоре о вашем дальнем родстве с доктором Рахмановым. А я, как человек дотошный, привык проверять каждую мелочь. Я узнал об этой клинике, а уж предположение о вашем присутствии здесь напрашивалось само собой… Но ведь что сообразил один, могут сообразить и многие. Может быть, как раз сейчас сюда едут?

Этот вопрос добил Василькова. Он впал в какое-то странное оцепенение и снова стал похож на человека, напичканного медпрепаратами. Гуров подумал, что такое предположение может находиться совсем недалеко от истины – вполне вероятно, что Васильков сознательно глушит свой страх транквилизаторами.