Японский парфюмер - Инна Бачинская

Галка посмотрела на цены и снова ахнула:

— Катюха, ты посмотри, какие у них цены! Совсем озверели!

— Неважно, Галюсь! Мы с тобой на пороге важных открытий. И сейчас не только кофе закажем, а и… что тут еще? — Я заглянула в меню. — Бутерброды с копченой семгой, фирменный салат «Клеопатра» и по бокалу… красненького!

— Катюха, может только кофе и пирожные, а? Это ж никаких денег не хватит!

— Значит, от «Клеопатры» ты отказываешься? И от красной икры? Как хочешь!

— Да нет… — Галка разрывается между желанием попробовать «Клеопатру» и привычкой многодетной матери экономить каждую копейку. — Ладно, уговорила! — сдается она наконец. — Давай «Клеопатру» и… чего тут у них еще?

Нас в этот день радовало все. Все было прекрасным и удивительным. И солнце, и легкий морозец, и это кафе-китч с избытком позолоты, а главное, то, что мы были вместе, были беззаботны, отложили в сторону долги и обязанности и сейчас ударимся в загул. Праздник!

— Хорошо-то как! — вскричала Галка, когда официантка прикатила столик с нашим заказом. — Сейчас шиканем!

Щеки ее горели с мороза, глаза сияли от предвкушения вкусной еды, волосы растрепались.

«Красавица! — подумала я. — Стойкий оловянный солдатик. Как же мало нужно, чтобы сделать ее счастливой!»

— Вкуснотища, с ума сойти! — простонала Галка, откусывая от бутерброда с красной икрой. — Только маленький очень!

— Хочешь еще?

Она взглянула виновато:

— А тебе это как… в смысле денег?

— Выдержу.

— Тогда хочу!

Мы просидели в кафе больше часа. Я заряжалась Галкиной энергией, и мне уже казалось, что актрису найти не проблема, а когда мы ее найдем, все станет на свои места, как кусочки рассыпавшейся мозаики. Что за картину явит собой сложенная мозаика, я пока не представляла, да и не задумывалась над этим. Там посмотрим. Главное, ввязаться, как говорят умные люди. В данный момент мы ищем актрису… то есть не сейчас, а начнем после завтрака. Мысль о том, что мы можем не найти Диану, которая не давала мне спать, растаяла, как кусок льда в лучах Галкиной самоуверенности.

— А теперь за работу! — скомандовала Галка после второй чашки кофе.

И мы вышли в солнечный морозный день. Хохоча и перебивая друг друга, мы вспоминали детство и болтали о разной ерунде.

— А помнишь, вот здесь, на этом самом месте, пьяный мужик упал, тоже зима была, и не мог встать! Помнишь? Стоял на четвереньках и, только руки от земли оторвет, как тут же падает обратно! Помнишь? И так — раз десять!

Галка тыкала пальцем в место на тротуаре, где много лет назад барахтался на льду несчастный пьяница, пытаясь подняться… Мы хохотали тогда как ненормальные. Прохожие оглядывались и тоже улыбались.

— А помнишь, как мамаша Владика, Клара Евсеевна, сказала, что туалет — это лицо хозяйки дома, а Колька Безуглый сострил, что унитаз — это тоже лицо хозяйки дома!

Так, непринужденно беседуя и предаваясь воспоминаниям из беззаботного детства, мы добрались до ближайшего объекта своих поисков — Театра юного зрителя. ТЮЗ размещался в старинном двухэтажном особняке с позеленевшими от времени кариатидами. Слепо взирая мимо нас, с мучительными гримасами на серых гипсовых лицах, они удерживали на плечах облупленный балкон с намертво закрытой трехстворчатой дверью. Написанное от руки объявление сообщало, что театр закрыт на ремонт до марта следующего года, а спектакли даются в Доме химика, на улице Нахимовцев, 15. Не ближний свет! Мы переглянулись.

— Что там дальше по списку? — спросила Галка. — Театр-студия? Давай туда, а к юннатам вернемся потом.

Театр-студия молодого актера был открыт и наполнен детьми младшего школьного возраста, собравшимися на новогоднее шоу.

— Катюха, ты хоть помнишь, что скоро Новый год? Время бежит — оглянуться не успеваешь. Мне еще своих на утренник вести, — вздохнула Галка.

Билетерша, интеллигентного вида пожилая дама, попросила нас подождать, «пока не пройдут детишки». Минут двадцать мы с интересом наблюдали за подрастающим поколением, которое визжало, дралось и швырялось рюкзачками. Галка только головой качала. Поток молодняка наконец иссяк, и мы снова подошли к билетерше. Я стала объяснять, что мы ищем актрису, молодую женщину лет тридцати, темноволосую и кареглазую, но имени ее не знаем, а поэтому, если можно, хотели бы посмотреть фотографии актеров в фойе. Объяснение, вполне достойное во время обсуждения с Галкой и предварительной репетиции, сейчас выглядело неубедительно.

— У нас действительно есть фотографии, но экспозиция не обновлялась лет десять. Так что если вашей актрисе около тридцати, то вряд ли ее фото там есть, — не удивилась пожилая дама. — Но вы, конечно, можете взглянуть. На спектакль без билетов оставаться нельзя, — добавила она на всякий случай, окинув нас внимательным взглядом. Заверив ее, что нам только на пару минут, мы проскользнули внутрь.

Миновав громадную елку, мерцающую лапшевидным дождиком («Смотри, как они рано! До Нового года почти три недели!» — заметила Галка), мы пошли по длинному коридору, рассматривая большие фотографии актеров на стенах. Выразительные лица, сверкающие взоры, избыточный грим, богатые театральные наряды.

— Может, ее давно уже здесь нет! — сказала Галка и вдруг остановилась: — Вот она!

— Откуда ты знаешь? — изумилась я.

— Нутром чувствую! Ты только посмотри на нее! Интриганка, стерва… видишь, как прищурилась? И улыбка хищная. Такой подлянку кинуть — одно удовольствие. Или даже убить.

Некоторое время мы рассматривали накрашенное лицо «интриганки».

— Мачеха из «Золушки»! Ей по роли полагается быть стервой. А в жизни, может, милейшая женщина и мать семейства. Это не она, Галюсь. Этой сороковник, не меньше, а сейчас уже все пятьдесят. Да и не похожа. Нашей Дианы здесь нет.

Поблагодарив любезную билетершу, мы вышли из театра. Мы чувствовали себя обескураженными, так как в глубине души надеялись на немедленную удачу, заветное «вдруг».

— Знаешь, Галюсь, — сказала я, — я думаю, нужно отдать Диану следователю. Я не представляю, как ее искать. Даже если мы обойдем все театры, это не значит, что мы ее найдем. Даже если мы придем в ее театр, это не значит, что мы ее встретим. Мы не можем полагаться на удачу… А у него возможностей больше, он может личные дела затребовать, просмотреть фотографии…

— Так что, Русскую драму отставляем?

— Даже не знаю…

— Но это же совсем рядом! — не смирилась Галка. — Пошли! Хоть воздухом свежим подышим, а то я совсем на улице не бываю. Вдруг повезет? Хотя бы еще один! Ну?

И мы пошли. Театр Русской драмы — массивное здание розового гранита в индустриальном стиле, пошло украшенное пышными гирляндами из роз и винограда, снопами пшеницы и молотами, приветствует нас громадными щитами с фотографиями из нового спектакля.

— «Священные чудовища», — читает Галка. — Жан Кокто. Ты видела? Это о чем?

— Не видела, только читала рецензию. О нем много пишут, и хвалят, и ругают.

Мы рассматриваем фотографии.

— Смотри, — говорит Галка, — Новикова! Совсем не меняется!

Я смотрю на культовую актрису — по-девичьи хрупкая фигурка, ямочки на щеках, нежный рот… С ума сойти! Сколько же ей сейчас лет? Первый раз я увидела ее в английской пьесе в роли молоденькой девчушки. Я была тогда на первом курсе. Уже тогда ей было за сорок… Я запомнила ее очаровательный жест: она коротеньким очаровательным «п-ф-ф» сдувала челку, и челка взлетала фонтанчиком. Мы ходили всей группой — четырнадцать девочек и один мальчик, Зорик, Зореслав Вахранеев, знаток восточных диет. Мама его руководила самым крутым городским ателье, и Зорик с удовольствием и знанием дела обсуждал фасоны платьев, модели из «Бурды» и косметику. «Зорик сказал!» — было приговором в последней инстанции. «Зорик сказал, что итальянская мода давно вышла на передовые позиции, а французская уступает ей во всем!»; «Зорик сказал, что брюки, даже белые, все равно стройнят!»; «Зорик принес новую диету из американского журнала!» Зорик то, Зорик се!

Зорик с достоинством руководил нашим маленьким девичьим коллективом все пять лет учебы в институте. Потом, к разочарованию своих подопечных, женился на девочке с параллельного курса. Сейчас они за границей и вряд ли вернутся.

И вот — снова неувядаемая Новикова! Сколько же лет ей сейчас? Любимый женский вопрос. Какая разница!

— Катюша, давай пойдем! — У Галки загорелись глаза. — А говорили, она эмигрировала. Пошли, а?

— А билеты? — засомневалась я. — Премьера все-таки!

— Идем, спросим.

Везение было на нашей стороне. Билеты ждали нас в кассе.

— Повезло, — сказала кассирша — Их вернули буквально минуту назад, прекрасные места.

— Неудивительно! — пробормотала Галка, услышав цену. — Я бы их тоже вернула за такие деньги.