Плохой ребенок - Генри Сирил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джастин ревновал, хотя веских причин для этого не было: родители не выделяли из братьев любимчика, они одинаково строго наказывали их за провинности и одинаково же хвалили за хорошие поступки. Дети часто ревнуют друг друга к родителям. Но у Джастина эта ревность множилась на десять, ибо соревноваться за любовь мамы и папы ему приходилось с чужим ребенком, не нужным настоящим родителям, которого почему-то мама и папа называют «сыном», называют «своим», «родным солнышком». Родным!
На сосну взобрался Саймон
Собирать коврижки,
Но достались простофиле
Ссадины да шишки.
И вот им по восемь лет. Джастин подмечает то, чего не видел раньше. Колени сильнее сбиты у Эрика. Всегда. Их дольше и тщательнее промывают и обрабатывают антисептиком. Двойка по математике, которую Джастин получил в прошлый четверг, страшнее, чем двойка по математике, схваченная Эриком вчера. Какой бы спор ни случился у него с Эриком, заканчивается он одним и тем же: «Джастин, прекрати немедленно, хватит вам спорить, вы же братья». Он боролся за родительскую любовь не просто с посторонним, совершенно чужим ребенком, он боролся с чужим ребенком, который родителям дороже его. И роднее!
Эрик же, наоборот, очень любил Джастина и никак не мог понять, почему они поругались из-за какой-то совершенно несправедливой, на его взгляд, ерунды. Например, однажды, когда мама отправила их в магазин купить йогурт и тостовый хлеб, Джастин, ни с того ни с сего, сказал Эрику, чтобы тот отдал деньги ему, потому что он вовсе не уверен, что Эрик сумеет правильно посчитать их на кассе. «Почему?» – спросил удивленный Эрик. «Потому, – ответил брат, – что тупость передается по наследству, а кто его настоящие мама и папа, неизвестно, вполне возможно, что круглые дураки, и вообще, скорее всего, так и есть, потому что только круглые дураки выкидывают своих детей». А подумав, добавил, что, может быть, он и ошибается, может быть, как раз таки все наоборот, родители его – люди умные, ведь только умные люди обязательно избавятся от такого придурка, как Эрик.
«Ты совсем, что ли?!» – заплакав, закричал Эрик и бросился на брата с кулаками.
Вернувшись домой, грязные и с синяками, они полвечера простояли в углу. И полвечера Эрик не мог унять дрожь, нижняя губа его предательски подрагивала, а в горле першило от слез. А Джастин, глядя в стену перед собой, довольно улыбался.
Джастин открыл для себя новое удовольствие – дразнить брата его происхождением. От примитивных выпадов, глупых и беспочвенных, он перешел к более изощренным действиям. Эрик мог привыкнуть, мог закалиться, мог научиться парировать. Последнее было бы совсем не сложно, продолжай Джастин свои глупые нападки, высосанные из пальца. Они уже были не сопливые дошкольники. Для того чтобы ранить как следует, мало было просто так, без оснований, на ровном месте ляпнуть какую-нибудь ерунду, вроде той, что Джастин выпалил по дороге в магазин за йогуртом. Теперь он мог по целым неделям не ссориться с Эриком, мог угощать его своим мороженым, играть с ним, весело смеясь, на заднем дворе дома, мог даже заступиться за него перед родителями. «Мама, Эрик ни при чем! Это я предложил поиграть в бейсбол!»
А потом бил. Внезапно. С наивным лицом. С доброжелательным лицом. С лицом любящего брата.
«Спасибо, Джастин». – «Да ладно, не стоит, ты чего, они же не нарочно так себя ведут, ты на маму не обижайся. Конечно, она всегда будет выгораживать меня, тут уж ничего не поделаешь».
Да, они не были сопливыми первоклашками. Но они все еще оставались детьми. И ничего обиднее Джастин пока придумать не мог. А Эрик не мог распознать в его словах подлость и коварство.
Саймон, Саймон-простофиля
Вышел на прогулку…
Ненависть к брату накрывала Джастина волнами. Порой он не испытывал к Эрику ничего, кроме искренней братской любви. Например, в одно рождественское утро, когда к ним в гости приехал папин приятель мистер Салливан и подарил им набор-конструктор, Джастин и Эрик весело провели за его сборкой весь оставшийся день. Глаза их горели, они громко смеялись, подобрав нужную деталь к башне-крану.
Еще Джастину нравилось смотреть, как Эрик умело собирает причудливые электроприборы из разного мусора, выброшенного на свалку. Он мог сделать батарейку из обыкновенного яблока, пары проводов и какой-то металлической пластины. И уж совсем не думал ничего дурного о брате, не мучила его ни ревность, ни злоба, когда Эрик сумел за пару часов снять блокировку некоторых интернет-сайтов на планшете, который подарили им на двоих по случаю перехода в третий класс.
А потом внезапно Джастин начинал ненавидеть брата. И ненавидел он его ровно за те же качества, за какие еще вчера любил. За его таланты, которыми он сам не обладал даже в десятой части. Ах, если бы Эрик был безруким инвалидом или пускал пузыри себе на подбородок, как это делает старый мистер Ричардсон, живущий по соседству. Но Эрик не пускал слюни себе на подбородок. И руки у него были на месте. И этими руками он мог создавать немыслимые вещи. От него отказались! Это его вышвырнули на помойку! А ущербным и неполноценным чувствует себя он, Джастин! Это обидно. До зубной боли обидно.
На сосну взобрался Саймон
Собирать коврижки,
Но достались простофиле
Ссадины да шишки.
– Где ты его взял? – спросил Джастин, с восхищением глядя на красный газовый баллон.
Эрик улыбнулся:
– Я его нашел. Правда-правда. Помнишь пустырь, если свернуть не направо, к нашему дому от старой ярмарки, а налево?
– Конечно.
– Так вот, там я его и нашел. Там их еще много валяется, но все они пустые, я проверил. А этот, – Эрик пнул носком кроссовка баллон, – этот полный. Ну, почти полный. Видимо, его выбросили по ошибке, вместе с другими.
– Я никогда не видел выброшенных газовых баллонов, – признался Джастин.
– Я тоже. Представляешь, как я удивился! Я думаю, это от бродячей ярмарки осталось. Помнишь, весной была?
Джастин кивнул, не сводя восхищенных глаз с баллона.
– Помоги, – сказал Эрик, укладывая баллон на
