Потерянный ребенок - Эмили Гунис

что знаю, что от малейшего движения снова зайдусь в кашле. Мне хочется сесть, но я не могу дотянуться до красной кнопки вызова, и у меня снова начинается одышка. Меня охватывает паника; я пытаюсь успокоиться, но приступа кашля уже не избежать. С огромным трудом я все же поворачиваюсь на бок, и мне удается нажать на кнопку. К моей кровати подходит незнакомая медсестра, и когда она усаживает меня, меня рвет зеленой мокротой.

– Простите, – говорю я, сделав наконец несколько неглубоких вдохов.

– Не извиняйтесь, все в порядке, – говорит она, протягивая мне чашку с водой. Я делаю глоток. У меня пусто в животе, и я представляю, как вода стекает по стенкам моего пустого желудка. Эта медсестра темноволосая, и когда она улыбается, это у нее выходит словно на автопилоте. Она более энергичная, чем предыдущая. Взбив мне подушку, она дергает за одеяло так резко, что я подпрыгиваю.

– Кто это там? С камерами?

– Журналисты. Из больницы пропали женщина с ребенком. Это показывали в новостях. Я сейчас принесу вам чистый халат, а потом я вас помою.

Ее слова шокируют меня. Я снова вспоминаю мужчину из обеденных новостей, Харви Робертса. Мысли бешено мечутся у меня в голове. Возможно, он был здесь. Возможно, он и сейчас здесь.

Возвращается медсестра и начинает меня мыть. Во время процедуры я почти постоянно кашляю, а в конце понимаю, что теперь мне все время трудно дышать. Такое ощущение, что теперь я вынуждена жить на другой планете – я далеко от дома, но где этот «дом», я и понятия не имею. Никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько уставшей. Глаза закрываются сами собой, и я ничего не могу поделать. Мне только удается задремать, как у изножья моей кровати появляется высокий стройный мужчина в клетчатой рубашке со стетоскопом на шее.

– Добрый вечер. Я доктор Эванс, старший врач. Как вы себя чувствуете?

– Устала, – отвечаю я неуверенным шепотом, боясь нового приступа кашля.

Темноволосая медсестра подает голос:

– У нее был неспокойный вечер, потому что она так много кашляла. Сатурация была ниже нормы, поэтому мы дали ей немного кислорода, но мне кажется, что ей может понадобиться назальная канюля, потому что во сне она постоянно срывает маску.

– Хорошая идея, – произносит доктор Эванс, изучая мою карту. – Какие у вас ощущения в груди?

– Больно, – говорю я.

– У вас температура 39,3, похоже, инфекция в грудной клетке усугубляется. Давайте сделаем еще один рентген. В идеале нам нужно сорок восемь часов, чтобы понять, работают ли антибиотики, но, если ситуация не улучшится за ночь, я найду им замену. Мы будем внимательно следить за вами и контролировать уровень кислорода. Я бы рекомендовал вам по возможности поесть и постараться немного поспать.

Я пытаюсь последовать его совету, но стоит мне только задремать, как я снова оказываюсь у моря, и над нашими головами нависает волна. Отчего-то она никак не обрушится на нас, и я замираю, держа на руках свою малышку, – только смотрю на водную глыбу высотой с небоскреб и отчетливо понимаю, что ничего не могу поделать. Я не могу бежать. Не могу от нее спрятаться. Выхода нет. Она захлестнет и смоет нас в море, и все, что я могу сделать, – это ждать.

Небо за окном становится оранжевым, толпа журналистов редеет, и бесконечных посещений и обходов в моей палате становится все меньше. Я слышу, как день подходит к концу: посетители перестают проходить по коридору, болтовня медсестер затихает, скворцы начинают свой вечерний полет за окном. Каждый раз, когда кто-то появляется у моей двери, я молюсь, чтобы это была Рози. Я не знаю, увижу ли я ее снова: возможно, она задерживается на работе, может, она вообще не придет сегодня. Я не хочу спрашивать о Рози эту новую медсестру, потому что боюсь, что буду выглядеть неловко, если узнаю, что сегодня она не придет.

Передо мной ставят тарелку с едой, но я говорю медсестре, что не хочу есть, и отворачиваюсь, чтобы посмотреть, как скворцы кружатся, превращаясь в один большой вихрь. Это успокаивает мой взволнованный разум, и мои веки начинают тяжелеть. Однако едва я засыпаю, мне снова слышится детский плач, и я распахиваю глаза. У меня снова начинается приступ кашля, но на этот раз я совсем не могу остановиться, не могу даже перевести дыхание, и впервые за все время мне становится по-настоящему страшно. Пытаюсь дотянуться до тревожной кнопки, но она слишком далеко. У меня кружится голова, и я задыхаюсь.

Все плывет перед глазами, но вот дверь снова открывается. Я слышу чьи-то шаги, и кто-то помогает мне приподняться и надевает на меня кислородную маску. Мне растирают спину, кислород начинает поступать в мой организм, и постепенно мое дыхание восстанавливается.

– Все хорошо.

Я знаю этот голос, но не открываю глаза: мне страшно, что это не она. Наверное, я возложила на Рози слишком большие надежды. Даже не знаю, чего жду от нее. Что она может изменить? Но вот она помогает мне снова лечь на подушки, и когда я вижу перед собой прекрасное лицо этой женщины, которая всегда проявляла ко мне такую доброту, я понимаю, что у меня и моего ребенка еще есть шанс.

– Я слышала, вы не ели. Вы не сможете поправиться, если не будете есть. – Рози приветливо улыбается мне, и ее голубые глаза блестят, напоминая мне сияние аквамаринового камня. Я уверена, как никогда, что она – мой ангел, и испытываю огромное облегчение просто от того, что она рядом, словно я была потерявшимся ребенком, а она нашла меня.

Улыбаюсь и беру ее за руку. Она садится рядом со мной.

– Я хочу спросить у доктора, могу ли я посидеть с вами сегодня вечером, – говорит она. – Мне кажется, вам не стоит оставаться одной. Так будет гораздо лучше, чем если вас придется отправить в отделение интенсивной терапии и подключить к аппарату искусственной вентиляции легких… Врачи не хотят этого делать, если только в этом не будет крайней необходимости.

От ее последних слов меня охватывает паника. Я крепко сжимаю ее руку и пытаюсь говорить через маску, но к горлу подкатывает новый приступ кашля. Рози осторожно снимает маску с моего лица.

– Не хочу. Не хочу аппаратов. Пообещай, что не позволишь им, – с трудом произношу я.

– Мне бы очень хотелось обсудить это с вашей дочерью. Поэтому я хочу провести с вами немного времени, быть может, я смогу помочь вам найти ее.

У меня выступают слезы на глазах, и я не могу