Иные пути. Неприкаянный - Олег Антипенко

— Я что должен был спрашивать их намерения? Могут они меня убить или обойдутся проломленным дубиной черепом? — принц ничем не выдал свое волнение, ответил без тени эмоций, все так же скрывая свое лицо, как и при знакомстве.

— Спрашивать?! — прошипел Силин и крикнул. — Аист!

— Да, — отозвались со стороны повозки принца.

Натан приготовился к новому сражению. Вопреки его ожиданиям нападения не последовало.

— Всех раненых на свободный воз около кареты. Остальных вперед каравана.

— Слушаюсь, — донеслось ответом.

— А ты… на тебе захоронение погибших. Думаю, теперь у тебя будет достаточно времени выяснить у них все, что пожелаешь — у нас привал.

После этих слов начальник охраны резко развернулся и пошагал за нанимателем.

Натан, до того старающийся не обращать внимания на погибших, заметил, что по маршруту его движения никого в живых не осталось. Его Ронин и не обучал другому. Только смертельные удары. Но принц лишь искал себе оправдания. По сути, для него не было никакой разницы церковники это отобравшие его привычный уклад или крестьяне, пытавшиеся ограбить.

В цитадели ему не приходилось сталкиваться с последствиями своих действий. Сейчас же ему задали самую страшную работу. Как посмотреть в лицо человеку, уже мертвому, и понять — это ты отнял его жизнь? Пускай этот человек мерзавец или праведник. Для тебя самого факт останется фактом — ты убил, того момента больше не вернуть и не исправить совершённого. Натан подошел к лежащему телу. Это был тот, кого он ранил в ногу. Истек кровью — принц пробил артерию.

Он, наконец, взглянул в лицо и вспомнил его таким, каким оно было перед самим ударом. Не все лицо, а глаза. Вернее отчаяние в них, неизбежность смерти. Мечник вдруг осознал, что помнит глаза каждого им убитого. Служителя Асора в коридоре — решимость, другого церковника в комнате сестры — покаяние, а здесь — страх. Церковники те же солдаты, они были готовы погибнуть, а люди, которых он убил сейчас, боялись ухода. «Возможно, даже боялись не только за себя» — с ненавистью, неизвестно на кого, подумал Натан и, вдруг, так гадко стало на его душе, что он постарался работой занять свое чувство вины. При битве, работая, словно чародейское заклинание, бесчувственно и с заложенной последовательностью действий, он не забивал сознание подобными мыслями, а сейчас ему воздалось сполна. Настало время для переживаний…

Принц старался больше не смотреть на лица мертвецов, но каждый раз его взор останавливался на них и помимо воли запоминал их выражения. Стаскивая со всего придорожья трупы в одно место, мечник насчитал пятнадцать. И четыре из этого числа на его ужасном счету.

Натан вошел в лес и, не жалея энергии клинка, начал валить ели. Самые тонкие, найденные принцем, были двадцать сантиметров в диаметре, но зачарованная сталь даже не срубала, срезала дерево. Они падали, ломая ветви на своем пути, и гулко ухали оземь. Обтесав все ответвления, он разрубил три поваленные ели на отдельные бревна. Подняв один конец колоды, принц, покачиваясь из стороны в сторону, пошел на открытое пространство.

Плечи на каждое малейшее шевеление отзывались тупой болью. Ноги едва держали Натана, он потратил много сил, таская большие грузы, постоянно цепляющиеся за корни. Только теперь он утешал себя мыслью о неком искуплении перед своими жертвами. Не он их заставлял нападать, не он довел их до такого промысла. Несмотря на доводы разума, мечник понимал — вина на нем в их гибели. Да, Натан мог оставить их в живых, и он повинен в том, что даже не задумался об этом.

Мечник не мог сказать, сколько заняли приготовления, час или больше. Однако он смог сделать настоящий погребальный костер. Перед ним, в человеческий рост выслотой, были сложены одно на другое бревна, образуя к верху сужающуюся пирамиду. На уровне метра колод было больше, и проходили они через центр — на них были уложены хоронимые. Под ними зеленели ветви.

Принц достал из подсумка кресало и три раза чиркнул им. Искра, наконец, задержалась на хвое и та быстро вспыхнула, начала поджигать соседние. Он отошел подальше и стал наблюдать за разгорающимся пламенем. Горение сначала проскальзывало изнутри, но потом, все больше увеличивая трескот дров, языки огня стали вырываться наружу по бокам, не в состоянии пробраться через лежащие тела. Дым устремлялся в сторону леса, но к мечнику все же доносился запах паленых плоти и волос, вызывая дурноту.

За спиной у Натана возле повозок установилась мертвая тишина. Сам он, не оборачиваясь к остальным, обнажил голову в почтении к уходящим. Несмотря на жару дня и жар костра мечник не отходил дальше. На недвижимом и ничего не выражающем лице нельзя было рассмотреть тех чувств, которые сейчас бушевали внутри принца.

Он простоял так до тех пор, пока верх не ввалился вовнутрь, подняв в воздух тысячи сияющих искр. Накинув капюшон, не проявляя заинтересованности в других присутствующих, он прошел к телеге и прилег на нее. Натан рассчитывал просто отдохнуть, однако усталость и ночная смена дали о себе знать. Он уснул.

Натан медленно покидал владения снов. В первую минуту принц не понял, где находится. Лежа на спине с прикрытыми тканью накидки глазами, он сначала подумал, что лежит в своей комнате. По утрам у него в Цитадели всегда темно — окна выходят на западную сторону. Проходили мгновения и, под убаюкивающее покачивание повозки и ее скрип, к его памяти начали возвращаться воспоминания.

Принц поднялся на руках и не смог удержать стон, вырвавшийся помимо воли из легких. Несмотря на то, что мечник проспал, судя по Асору с правой стороны, чуть меньше суток, утомление никуда не делось, даже прибавилась. Наверное, это из-за твердой и бугристой поверхности его ложа, телеги для перевозки груза не отличались изяществом. Принц, не поднимая капюшона и видя только нижние части тел окружающих, постарался оглядеться. Он лежал между спинами сидящих охранников, за головой был извозчик, а в конце воза пусто. Туда Натан и попробовал проползти.

Ноги будто одеревенели и, подтягивая их, чтобы спустить с конца телеги, мечник прилагал огромные усилия. Конечности просто не хотели сгибаться в коленях.

Как только его тело приобрело некое подобие вертикального положения, сразу же чувство голода потребовало насытить желудок хоть чем-нибудь. Он вспомнил о вчерашней задержке и сделал вполне логичный вывод — остановки может и не быть до самого вечера. Караван отстал от графика и Тортрим мог приказать восстановить темп первых дней путешествия. Однако Натан не стал просить еду, решив, что лучше продержаться до ужина.