Черненко - Виктор Прибытков

Пришлось Черненко писать записку М. С. Смиртюкову — управляющему делами Совмина, председателю комиссии по контингентам. И только после того, как комиссия рассмотрела просьбу Черненко, Смиртюков прислал ему ответ о том, что действительный член Академии художеств СССР скульптор Кербель был прикреплен к Первой поликлинике. На ответе Смиртюкова Черненко написал мне примечательную резолюцию: «Прибыткову В. В. Сообщите Кербелю. Пусть он подумает, что все решилось само собой. К. Черненко».

Среди просителей был и внук Сталина Евгений Яковлевич Джугашвили. Сын Якова Джугашвили, он в то время был инженер-полковником, кандидатом исторических наук, доцентом и преподавал в Академии бронетанковых войск. Он просил Черненко дать ему возможность преподавать в Академии Генерального штаба, которую в свое время окончил. Эта просьба, направленная Черненко маршалу Н. В. Огаркову, начальнику Генштаба, вскоре была удовлетворена — Евгений Джугашвили был переведен в Академию Генштаба преподавателем кафедры «История военного искусства».

Подобные примеры можно перечислять очень долго. Все они подтверждают существовавшее в ЦК правило: «Хочешь решить вопрос — пробивайся к Черненко».

Конечно, работа по обеспечению бесперебойной деятельности высших органов партии отнимала у Константина Устиновича львиную долю времени. Как мы уже говорили, огромного труда требовала организация повседневного контроля за непрерывным конвейером документооборота. Много сил уходило на подготовку еженедельных, по вторникам и четвергам, заседаний Секретариата и Политбюро ЦК КПСС. Значительная часть каждого рабочего дня уходила на приемы людей и решение их проблем, о чем мы только что постарались дать читателю представление.

Но, конечно, не следует думать, что за большими и малыми заботами у него совсем не оставалось времени на личные увлечения, хотя оторвать его от напряженной ежедневной работы было очень трудно. В моей памяти сохранилось несколько интересных фрагментов, хронологически совпадающих с периодом, когда Константин Устинович был уже секретарем ЦК КПСС и членом Политбюро. Характеризуют они разные стороны личности Черненко, но я постарался собрать их в одной главе, чтобы читателю легче было дополнить представление о том, что за человек был Константин Устинович.

Ниже — несколько таких историй.

— …Ты, Виктор, как относишься к футболу? — несколько издалека начал Константин Устинович. — Болеешь?

— Нормально отношусь.

— Тогда у тебя нагрузка прибавится. — В голосе шефа появились шутливые интонации. — Будешь моим помощником по «Спартаку»! Без прибавки к жалованью, естественно…

Так началась моя многолетняя эпопея, связанная с известнейшим футбольным клубом страны. К счастью, мои симпатии и пристрастия шефа совпали. Случись иначе — болей я, к примеру, за «Динамо» — пришлось бы туго.

1976 год выдался для «Спартака» тяжелым: он с позором провалился в первенстве высшей лиги страны. Его тренер Галимзян Хусаинов — в прошлом хороший и авторитетный игрок, выступавший и за сборную СССР, — оказался слабым организатором и наставником и «уронил» команду ниже критической черты. Достигнув к концу сезона «дна» турнирной таблицы чемпионата, она отправилась из высшей лиги в первую. Дальше падать было некуда, если учесть, что за «Спартаком» много лет сохранялся статус «народной команды». Действительно, за него всегда болела значительная часть населения страны. Но тогда наиболее преданные почитатели «красно-белых» начали волноваться не на шутку, сравнивая состояние команды и ее поблекшую игру с той, которую она показывала раньше. Ведь не случайно двадцать лет назад игроки «Спартака» были героями Олимпийских игр в Мельбурне.

Но дело было не только в тренере. «Спартак» находился в кризисе еще и потому, что не имел приличной материальной базы, мощных шефов (теперь бы сказали — спонсоров), не складывались отношения между руководством «Спартака» и руководством Спорткомитета страны.

Были, конечно, хитроумные попытки оставить «Спартак» в высшей лиге путем увеличения в ней числа команд. При этом проигравшийся в пух и прах «Спартак» как бы автоматически оставался среди клубов высшего эшелона. Но эти намерения были шиты белыми нитками и вызывали лишь у настоящих болельщиков горькую иронию.

Нужно было кому-то срочно решать целый комплекс проблем: от вопроса с тренером до укрепления состава команды молодыми и талантливыми игроками, финансового и материально-технического обеспечения коллектива.

Было заметно, что Черненко всерьез переживал неудачи любимой команды и незаметно, исподволь он влез в ее дела. В первую очередь он обратился к ветеранам команды — непререкаемым авторитетам для молодых. Ими, конечно, были братья Старостины.

Первое заседание «тайного общества» по спасению «Спартака» состоялось на квартире Андрея Петровича Старостина. В числе приехавших к нему домой «спасателей» был и я — «помощник по „Спартаку“ без прибавки к жалованью». Встречаться раньше с ним не приходилось, поэтому я волновался — как-никак, кумир юности!

— Я буду говорить без обиняков, — сразу же сказал решительно Андрей Петрович. — Прошу моих гостей (следует взгляд в мою сторону) не обижаться! Футбол — дело серьезное!

— Раз серьезное, — передаю я ему озабоченность Черненко, — то надо решать главное: кого вы можете предложить на должность нового тренера?

— Бескова! Константина Ивановича Бескова! И никого иного. Только он может быть старшим тренером. А начальником команды — Николая.

— Брата? — догадался я. — Николая Петровича?

— Да, брата, — кивнул Андрей Петрович.

— Но Бесков верный «динамовец»! — возразил я, владевший положением дел в футбольном закулисье. — Действующий офицер МВД, активист Центрального совета общества «Динамо». Захочет ли он поменять команду?

— Да, он однолюб, — вздохнул Старостин. — Прикипел он к «Динамо». Но, думаю, должен согласиться! Хотя бы потому, что любит футбол вообще, а не только игру одной команды. Разговор с ним я беру на себя! С Николаем тоже побеседую — тут легче. Но остальное ложится на вас, передайте это Константину Устиновичу. Помощь будет нужна солидная, не копеечная.

Разговор закончился, мы поднялись.

— Ладно, решим. Но вы сначала с Бесковым и братом поговорите, — напомнил я на прощание Андрею Петровичу.

В целом я остался доволен этой встречей. Похоже, дело сдвинется с места. Как хорошо, что Старостин понял меня правильно, и мне не пришлось передавать ему горькие слова Черненко, которыми он меня напутствовал: «Нужно поднимать „Спартак“! Нехорошо это… Стыдно!»