Черненко - Виктор Прибытков

Перед пленумом Щелоков решил обратиться в ЦК, естественно, ко второму человеку в партии, знакомому с молдавских времен, — Черненко. Разговор в кабинете с глазу на глаз продолжался у них несколько часов. О чем они там говорили, я не знаю. Но как выходил Щелоков из кабинета Константина Устиновича, помню отчетливо, как будто это было вчера. Столкнулись мы с ним в приемной нос к носу потому, что Черненко решил показать мне его «живьем» и вызвал меня в кабинет тогда, когда тот еще не ушел. Щелоков был в мундире, увешанном наградами. Медали и ордена тонко тренькали при каждом его, как мне показалось, неуверенном шаге. Лицо Щелокова, хоть и покрылось после разговора с Черненко багровыми пятнами, все равно было землисто-серым…

— Вот, полюбуйся! — гневно воскликнул Черненко, как только я подошел к столу. — Он принес справку, что оплатил через банк два «мерседеса». Этим он хочет сказать, что не надо рассматривать его вопрос на пленуме.

Черненко говорил с одышкой — его душила не столько астма, сколько гнев. И этот гнев его можно было понять. Он многие годы знал Щелокова не понаслышке. Видел его в работе и в Молдавии, и в МВД СССР — энергичного, инициативного, умного и опытного организатора и умелого руководителя. Его большой личный вклад в укрепление органов внутренних дел, повышение авторитета работников милиции несомненен и был высоко оценен. И вот такой позорный итог. Черненко не мог охарактеризовать поведение Щелокова иначе чем предательским.

— Как он мог? — несколько раз повторил Черненко один и тот же вопрос, горько качая головой.

Похоже, Черненко решил поделиться со мной своей болью и досадой. Надо было его знать: как все искренние люди, он был вспыльчив, нередко «заводился» (особенно выводило его из себя двуличие людей), но быстро отходил, умел взять себя в руки.

— Ладно, Виктор, иди, — ворчливо произнес Константин Устинович под конец и принялся за бумаги. — Работай…

Через некоторое, весьма короткое время поступила информация о том, что в ожидании обыска, находясь в собственной шикарной квартире, Щелоков, облаченный в полный генеральский мундир, при орденах и медалях, в белой рубашке и брюках с широченными лампасами, застрелился из имевшегося у него коллекционного дорогостоящего ружья «зауэр». На Черненко это известие не произвело никакого впечатления. Похоже, он давно уже мысленно вычеркнул этого человека из своей жизни. После всего, что тот успел натворить, безудержно пользуясь властью, он для него уже не существовал.

Была у Черненко одна слабость, которой многие пользовались — кто по крайней нужде, а кто и зная, что Константин Устинович наверняка не откажет. И обращались к нему с различными просьбами, в том числе и личного характера. Он действительно почти никогда не отказывал людям — не в его правилах это было. Он искренне полагал, что уж если человек дошел до него, то это вынужденный шаг, следствие его отчаянного положения. И если он мог чем-то помочь, то помогал без всякой волокиты и разных бюрократических проволочек.

Работники аппарата ЦК считали это качество Черненко его «пунктиком» и шли к нему чередой во все времена — и когда он был заведующим Общим отделом, и когда стал секретарем ЦК и особенно в бытность его генсеком. К нему прорывались через Секретариат и помощников, через знакомых руководящих работников. Шли министры, первые секретари крайкомов и обкомов, председатели Совминов республик, другой чиновный люд, деятели литературы и искусства — с надеждой протолкнуть вопрос, выбить резолюцию, сдвинуть дело с мертвой точки…

Часто у него в кабинете бывали известные художники и артисты, мечтавшие получить внеочередное звание заслуженного или народного. Просились на прием и приходили космонавты — «гражданские» хотели быть приравнены по льготам к «военным».

В приемной Черненко всегда сидели посетители: ветераны, дети именитых людей (например, сын Валерия Чкалова — Игорь), сами именитые люди (такие, как легендарные герои, советские летчики Александр Беляков и Георгий Байдуков), — все приходили решать свои проблемы, всем Черненко был нужен.

В одно время буквально зачастил в гости к Черненко широко известный поэт и общественный деятель, автор и главный редактор знаменитого журнала «Фитиль» Сергей Владимирович Михалков. Приходил он вроде бы по делам Союза писателей РСФСР, который возглавлял, но при каждой встрече обязательно проталкивал какой-нибудь свой личный вопросик. У Михалкова даже сложился свой особый, «писательский» почерк, призванный расположить к себе влиятельных работников: появлялся он в ЦК КПСС с пухлым портфелем и начинал обходить секретарей и помощников — вручал им и передавал их домочадцам свои книги с дарственными автографами.

Не раз приходили на прием известные уже в то время художники Александр Шилов и Илья Глазунов. Были и другие посетители из мира искусства — например кинорежиссер Владимир Наумов и его супруга актриса Наталья Белохвостикова. У них в квартире взорвался телевизор. Дочка, присутствовавшая при этом, к счастью, физически не пострадала, но нервное потрясение было сильным. Последствия оказались настолько тяжелыми, что девочка боялась подходить к двери собственной квартиры. Надо было менять жилье, а в Москве это решить не так-то просто. Черненко позвонил в Моссовет Промыслову, и вопрос, конечно, был решен положительно.

Или был вот такой случай. Известный советский скульптор Лев Кербель как-то пожаловался Константину Устиновичу на состояние своего здоровья и попросил помочь с прикреплением к Первой поликлинике — так называемой «кремлевке». После их встречи Черненко в разговоре со мной высказал удивление: почему народный художник СССР, академик не обслуживается в этой поликлинике? Мне было поручено поправить это положение. Но как выяснилось, и этого Черненко даже не знал, что люди, имеющие такие высокие звания, как Кербель, не подлежали медицинскому спецобслуживанию. Для этого надо было непременно входить в номенклатуру. Скажем, инструктор ЦК или референт Совмина имели такие льготы, а Кербель — нет. Если бы Кербель, положим, был президентом или вице-президентом Академии художеств — тогда, пожалуйста, не было бы никаких проблем. А вот «простой» академик и народный художник, без соответствующей официальной должности, на «кремлевку» права не имел.

Пришлось Черненко писать записку М. С. Смиртюкову — управляющему делами Совмина, председателю комиссии по контингентам. И только после того, как комиссия рассмотрела просьбу Черненко, Смиртюков прислал ему ответ о том, что действительный член Академии художеств СССР скульптор Кербель был прикреплен к Первой поликлинике. На ответе Смиртюкова Черненко написал мне примечательную резолюцию: «Прибыткову В. В. Сообщите Кербелю. Пусть он подумает, что все решилось само собой. К. Черненко».