Сердце колдуньи - Кэтрин Коултер

На этот раз стишки вышли совсем недурные, но каждое слово было неправдой! Что-то должно измениться! Что-то непременно изменится! Она не останется одинокой!

Меррим вспомнила обо всех стариках Пенуита, которых знала с малолетства, как и отец до нее. Неужели они когда-то были молоды? Рано или поздно они умрут, потому что никто не может жить вечно, и тогда не останется ни единой души, которая могла бы состариться вместе с ней. Господи, неужели дурень прав и она умрет в одиночестве? В одиночестве и скорби? Как ужасно, если шут окажется пророком.

— Нет, — во всеуслышание объявил Бишоп, — невинной она не умрет.

— Я больше тревожилась, что умру одинокой, — призналась она. — О невинности как-то не подумала.

Его гнев, кипевший всего две минут назад, сейчас унялся. Он не хотел улыбаться, но губы сами собой изгибались.

Круки показал на Горкела Безобразного, жующего побег розмарина, и ехидно завопил:

— Старая Агнес наплела ему, будто розмарин так освежит его дыхание, что все девушки будут бегать за ним, добиваясь поцелуя. Скажи-ка, чудище, что ты думаешь об этом ненуитском колдовстве? Давай, выпусти слова из своего сладкого ротика!

Горкел, морщась, проглотил остаток стебелька и громогласно объявил:

— Девице не пристало спорить с будущим хозяином Пенуита, вот что я скажу.

— Но какое отношение это имеет к колдовству, чудище?

— Нет никакого, колдовства, — отмахнулся Горкел. — Девица должна изо всех сил стараться, чтобы сделать любовное копье мужа сильным и твердым. Пусть лучше берет пример с нашей милой госпожи! Уж она-то умеет привести господина в боевую готовность!

Филиппа погрозила Горкелу кулаком, на что он гулко рассмеялся, произведя неизгладимое впечатление на присутствующих, особенно детей.

Круки, зажав нос, упал со стола в тростниковые подстилки, полежал немного и объявил:

— Дражайшая госпожа, подарите чудищу сладкий поцелуй, ибо его дыхание так благовонно, что сбило меня со стола и я отшиб весь зад.

Меррим, не выдержав, прыснула. Ей дружно вторил весь зал.

Однако Бишоп неожиданно ощутил что-то неладное. Но что именно?

Кто-то или что-то совсем близко, он это чувствует: видит тень, отмечает перемены в воздухе, и в затылок словно впились десятки крошечных шипов.

Он развернулся.

Никого, если не считать одного из волкодавов Дьенуолда, скребущего когтями по каменному полу.

Во имя всех святых, что это с ним?

Бишоп подождал, пока Филиппа, взяв под мышки малышей, привстала на цыпочки и позволила детям гладить лицо Горкела и дергать его за волосы. Горкел наклонился, и Филиппа поцеловала его в лоб.

— У тебя в самом деле приятное дыхание, — заметила она, и лицо гиганта расплылось в широкой уродливой улыбке.

— Эй, Круки, слышишь? Розмарин и вправду творит чудеса. Сама госпожа так сказала!

— Эй, красавицы, целуйте чудище! — взвизгнул шут. Но красавицы почему-то не спешили.

— Давай поцелую, — прокудахтала старая Агнес, показывая в ухмылке два оставшихся зуба.

Горкел охнул и отскочил, прикрывая рот обеими руками.

— Филиппа, не одолжишь Меррим еще какую-нибудь одежду? — попросил Бишоп. — Через час мы уезжаем.

— Конечно! — заверил за нее Дьенуолд. — Я дам тебе свою. И еды тоже. Эддвин! Займись этим!

— Ты везешь меня домой? — с надеждой спросила Меррим.

Бишоп покачал головой.

— Куда же мы едем?

Но он снова покачал головой.

— Скажу тебе одно, — громко повторил он, — невинной ты не умрешь.

— Сразу стало легче на душе, — хмыкнула Меррим, и парадный зал мгновенно наполнился смехом, приветственными криками и советами, как лучше сделать из девушки женщину,

— Полагаю, Бишоп, — вздохнул Дьенуолд, — ты знаешь, что делаешь.

Бишоп проводил взглядом Меррим, несущую малышей. Рядом шагала Филиппа с Элеонорой на руках.

— Надеюсь, Дьенуолд. Очень надеюсь.

— Куда же ты собрался?

— Два дня пути. К северо-востоку.

— Значит, ты действительно знаешь, что делаешь?

— Как ни странно, да.

— У меня есть друг, Ролан де Турни, который живет в тех краях. Если понадобится помощь, поезжай в Читтерли. Он все сделает.

— Спасибо, — кивнул Бишоп, расчесывая волосы пальцами. — Все идет совсем не так, как я ожидал. И вот теперь я скитаюсь по всей округе и не пойму, что будет дальше. Все потеряло всякий смысл. — И тут он сам не понял, как с языка сорвался невероятный вопрос: — Дьенуолд, ты считаешь меня способным на волшебство?

Дьенуолд почему-то не рассмеялся. Оглядел парадный зал. Увидел Марго, скребущую один из раскладных столов. Увидел, как Горкел выбирает стебельки розмарина из тростниковых подстилок, посвистывает сквозь промежуток в больших передних зубах и бросает побеги в рот.

Дьенуолд терпеть не мог беседы, от которых так и разило непознанным и магией, способной легко прикончить простого смертного. Вздохнув, он положил руку на плечо Бишопа.

— Да. Верю, но мне это не нравится.

Бишоп на мгновение закрыл глаза. Неясные образы, окутанные красной дымкой, мелькали в воображении. Почему красной?

— Почему ты в это веришь? — спросил он.

— Когда ты спас Филиппу, — медленно пояснил Дьенуолд, по-прежнему оглядывая парадный зал, — она клялась, будто ты никоим образом не мог знать, что предводитель разбойников держит нож у ее горла. Никоим образом. И все же пронюхал об этом.

Бишоп совершенно забыл, что иногда такое с ним бывает. Иногда он просто знал, видел происходящее внутренним взором. Но что в этом необычного? Всего лишь воинские навыки, основанные на том, что ему известно о других людях, и том, как они умеют драться.

— Может, все было немного не так? — выдавил он. — Может, я просто сообразил, что нужно действовать крайне осмотрительно? Что, если я в первую же минуту не перережу предводителю горло, он спохватится, и тогда…

Бишоп пожал плечами:

— Но ты ведь чувствовал, что происходит нечто ужасное, верно, Бишоп?

— Да.

— И это случалось с тобой и раньше? У тебя возникает некое ощущение… сознание грозящей беды?

— Тут нет ничего таинственного. Сам, должно быть, помнишь, как это бывает в битве. Просто откуда-то приходит знание, вот и все. И не приписывай мне мистические свойства. Я разыгрываю волшебника исключительно в Пенуите, и только. Мне просто необходимо запугать всех, кто попытается меня убить. И я всего лишь человек, ничем не хуже и не лучше других людей.

— Да… иногда это так и есть, — протянул Дьенуолд и, внезапно схватив Бишопа за руки, принялся трясти. — Выслушай меня. Это трижды чертово проклятие. Там действуют силы… силы, которых ни мне ни тебе не дано понять. Буду честен с тобой. Я твердо верил, что в Пенуите завелся отравитель, возможно, сам лорд Веллан, злобный старый стервятник. Поэтому и посчитал, что роль волшебника самая для тебя подходящая. Что же до лорда Веллана… клянусь, ты не поверишь, что он проделывал все эти годы. Не то чтобы я сам стал тому свидетелем — слишком был молод, но истории все еще ходят по Корнуоллу. Он был, есть и будет безжалостным и бесчеловечным негодяем. Говорят, что единственная, кто мог держать его в узде, — это теща. Неизвестно почему, но так оно и есть. Действительно ли он отравил всех мужей девчонки? Понятия не имею… Послушай меня, Бишоп, что бы ты ни намеревался сделать с девушкой, только не вздумай довериться ей.