От дружбы до любви - Xeni Niellse

он кончает. Правда, до сих стесняется, поэтому просит щипнуть за руку или за ногу, чтобы она оторвалась и закончила рукой. Конечно, хотела бы распробовать вкус спермы, но пока боится, хотя знает, что рано или поздно это случится, потому что желает сама. Кирилл не заставляет. Даже больше, он не просит минет. Сама предлагает, сама лезет, сама говорит об этом.

Зато потом, когда она выгибается, сжимая его пальцы в себе, желает произнести его имя, потому что оно безустанно трясётся в горле, шаркаясь на языке. Сдерживает себя, боясь показать, насколько же он хорош в ласках. Просто показать, что Кирилл делает с ней.

И каким более красочным словом описать их взаимоотношения, если не «дружба с привилегиями»? Есть ли такое понятие в принципе? Подходит ли оно сюда? Кирилл не перестал быть другом и советчиком, помощником и опорой во всех жизненных вопросах. Стал чем-то большим, а чем конкретно — непонятно. Любовником с дополнительными опциями?

Кстати, никакого секса с проникновением не было. Также, технически и физиологически, Сеня продолжала оставаться девственницей. Хотя, она не раз предлагала перейти к нормальному сексу и перестать дурачиться ручками и ртами, чтобы попробовать нечто большее. Дубровский отказывался, говорил, что ещё не время.

Она боялась, что ему не нравится то, чем они занимаются. Всплывали болезненные мысли о том, что продолжает навещать Вику, которая, по мнению Есении, справлялась с задачей куда лучше неё. Кирилл свободный человек, который вправе делать всё, что вздумается, но почему просыпается эта животная ревность, когда Панова думает, что он трахает Трунову?

Не хочет, чтобы Кирилл так делал, но и поднимать эту тему нельзя. Боится увидеть его непонимание, боится упереться в тупик и быть поставленной на место. Туда, где трепещут слова о великой многолетней дружбе.

Зевает, когда лектор включает документальный фильм об истории литературной поэзии. Смотрит на Дашу, которая тычет пальцем в экран телефона. Поджимает губы, потому что хочет рассказать о происходящем, но молчит. Не потому, что боится увидеть осуждение или ещё что, а потому, что поставила себе некий ультиматум. Скачок в отношениях с Кириллом станет секретом для всех, кроме них.

После лекции, тащится по коридору, слушая, как Даша бубнит о предстоящих выходных. Они с Петровым едут на дачу, чтобы отпраздновать день рождение мамы Славы. Сходить в баню, выпить горячительные высокоградусные напитки, поесть сочного шашлыка и отдохнуть от будней. Рогова не находит эту идею замечательной, потому что знает, что возможно будет снег и будет трудновато добираться до дачного кооператива. Он находится на самой горе, в лесу, где все дороги размыло дождём.

— А у тебя какие планы? — вдруг спрашивает Даша, поворачиваясь.

М-м, утонуть в руках Кирилла.

— Думаю ещё, но эссе по зарубежной литературе ждать не будет, когда я созрею написать его, — улыбается Сеня, поправляя лямку рюкзака.

— Его же надо сдать к следующей пятнице, — Рогова изгибает брови. — Не успеешь, что ли?

— Хочу провести выходные в одиночестве, — Панова пожимает плечами. — Осень нагнетает депрессию.

Или же непонимание, что происходит.

Когда чьи-то руки оказываются на плечах Есении, она готова разразиться широченной улыбкой, потому что думает, что это Кирилл, который незаметно подкрался сзади, но, повернувшись, слабо выдавливает подобие радости.

— Привет, Рома.

— Привет, девчонки, — кажется, что его совершенно не смущает холодность Сени. — Ты подумала? — внимательно смотрит на неё.

— Может, встретимся сегодня в кафе? — она флиртующее прикусывает нижнюю губу. — Поговорим за вкусной чашкой горячего шоколада.

Говорить не о чем, но и разбираться среди коридоров нет желания.

— Отличная идея, — соглашается Григорьев. — В «Шоколадницу»?

— Да, которая на Сеченской площади.

— В восемь?

— В восемь, — кивает Сеня.

— До встречи.

Хочется стереть нежное прикосновение губ к её плотно сжатым, но она лишь повторно слабо улыбается и смотрит в спину Ромы. Он удаляется по коридору, изредка оборачиваясь, пока не скрывается в дверях на выход из здания.

— Сень? — удивлённые и волнующие нотки прослеживаются в голосе Даши. — Всё в порядке?

— Кажется, я запуталась, — выдыхает тяжело, коротко взглянув на подругу. — И я совсем не хочу, чтобы Рома был моим парнем.

— Но вы гуляли в понедельник… И во вторник.

Гуляли — это сильное заявление, учитывая, что Григорьев всё время говорил о себе, как о хорошем литературном чтеце. Он прочитал стихотворение Блока и Есенина, будто гордился тем, что знает потрясающие стихи наизусть. Дело даже не в стихах, а в собственных ощущениях, которые по отношению к нему были определённо ужасными. Вместо симпатии, которой была затуманена голова Пановой до… поцелуев с Кириллом, пришло некое раздражение и отвращение.

Не может с ним встречаться, когда с каждым разом всё сильнее и сильнее утопает в Дубровском.

Господи, как тяжело.

Метание между парнями, между правильным и неправильным, между добром и злом.

Она устала. Устала от собственной нерешительности, потому что из-за неё страдает Рома, который стопроцентно уверен в том, что сегодня вечером услышит заветное «да».

Его ждёт разочарование.

Рома часто говорил о том, как сильно Панова запала ему в душу, что он видит в ней идеальную без бешенных тараканов в голове девушку, с которой получатся крепкие и долгие отношения, перерастающие в большее — семью. Казалось бы, здравые и потрясающие мысли, потому что не каждый человек заглядывает так далеко.

Признаться, звучит отталкивающе и как-то по-особенному страшно, учитывая, что эта тема затрагивается при любом удобном и не особо моменте.

«Ты мне нравишься».

«Ты очень красивая».

«Ты потрясающая».

«Ты мне так сильно нравишься».

И почему хочется услышать эти слова от другого человека?

Выдыхает ещё раз, жмякая плечами.

— Гуляли.

— Всё было ужасно?

— Кажется, что я остыла к нему, — признаётся Сеня. — Не понимаю, как это произошло.

— Это как-то связано с Кириллом? — прищуривается Даша. — Скажи, как есть.

— Нет, — отвечает без заминки, пропуская удар сердца. — Кирилл тут не причём, — ещё как причём, но стоит об этом умолчать. По крайне мере, сейчас. — Я просто боюсь, что мне снова будет больно.

— Но ты же сама хотела…

— Даш, похоже, что все эти влюблённости и симпатии подождут. Тем более, я не уверена, что Рома тот, кто мне нужен. Не чувствую я, что нахожусь за крепкой спиной.

— Блин, Сень, ты мурыжишь его два месяца, чтобы отказать? Может, стоить узнать его получше и дать шанс?

В глазах Даши читается неподдельное беспокойство, вот только Сеня старательно избегает этого, потому что всё для себя решила.

Никаких отношений с Ромой.

Точка.

— Всё-таки, два месяца — это уже хороший знак, что всё не так просто.

— Я перестала рассматривать его больше, чем друга, Даш.