Любовь — прекрасная незнакомка - Анита Берг

Вечером Алекс и Энн сидели рядом на персидском ковре в маленькой гостиной. Яркое пламя пылающего камина освещало их мягким золотистым светом. Повсюду валялись книги, журналы, пластинки и видеокассеты. Из-за этого живописного беспорядка комната выглядела особенно уютной, и они предпочитали ее всем остальным.

Он взял ее за руку.

— Анна, дорогая, я люблю тебя!

Она посмотрела на него и улыбнулась:

— Ты мне этого еще не говорил.

— Говорил, и часто, но по-гречески. — Он улыбнулся. — Я все понял с самого начала. Может быть, просто не решался сказать об этом по-английски из опасения, что ты не разделяешь моих чувств.

— Но это не так, не так! — простодушно воскликнула она. Ее лицо светилось от счастья. — Я сначала не доверяла самой себе, но за последнюю неделю… О Алекс, я люблю тебя! Вот и я сказала это… Как все чудесно, правда? — Она радостно засмеялась.

— Это была волшебная неделя! Столько любви, столько нежности! Я и мечтать не смел, что такое возможно.

— А ты чувствуешь себя опять молодым?

— Да, совсем молодым, как в двадцать лет!

— Я тоже, это безумие, настоящее безумие!

— Но какое чудесное! — И он нежно поцеловал ее. — Однако нам нужно поговорить, дорогая. Кажется, что все совсем просто, но в действительности это не так.

Она устроилась поудобнее и прижалась к нему.

— Мне очень легко любить тебя — ничего не может быть проще.

— Тем не менее продолжать любить меня, возможно, окажется не так просто. Я тяжелый, требовательный человек, Анна. Пройдет время, и вдруг окажется, что ты меня не выносишь!

— Не говори глупостей, Алекс! Ведь я только что сказала, что люблю тебя!

— Ты не знаешь моих отрицательных сторон, видела только то, что во мне есть хорошего, доброго. Я эгоистичен, нетерпелив, у меня ужасный характер. Я бываю до безумия ревнивым и властным…

— Перестань, прошу тебя, милый! — прервала она его. — Я не хочу слушать подобные вещи. Не нужно портить нам вечер.

— Я обязан сказать тебе все, Анна. Ты должна знать, какой я на самом деле. Я хочу, чтобы ты подумала об этом и все взвесила. Только тогда ты сможешь решить, хочешь ли ты разделить со мной жизнь.

— Алекс, я уверена, что ты преувеличиваешь. Плохие привычки есть у каждого. Ты ведь тоже меня не знаешь. Я страшно ленива, временами вспыльчива. Я бываю очень нерешительной, тебя это будет выводить из себя, но измениться я, вероятно, уже не смогу. И конечно, я всегда забываю надеть колпачок на тюбик с зубной пастой, — смеясь заключила она.

— Анна, ведь я говорю серьезно. Ты должна меня выслушать. Я грек и не похож на англичан, к которым ты привыкла.

— Это я успела заметить, — улыбнулась она.

— Анна! — твердо продолжал Алекс. — Моя работа связана с частыми разъездами. Может случиться, что меня не будет на месте, когда ты будешь нуждаться во мне или просто захочешь меня видеть. Но с другой стороны, я буду безоговорочно настаивать, чтобы ты по первому моему требованию ехала ко мне, когда бы то ни было и где бы я ни находился. Никакие извинения или отговорки для меня не будут существовать.

— Но, Алекс, я и так всегда буду стремиться к тому, чтобы быть с тобой. Боже мой, ведь всю свою сознательную жизнь я провела в обществе одного мужчины!

— Но пойми, я не захочу делить тебя ни с кем и ни с чем, — настойчиво произнес Алекс и взял ее за руку.

— В этом и заключается смысл отношений между мужчиной и женщиной! — беззаботно объявила Энн.

— Я буду тебе неверен!

— Дорогой, ну зачем ты так? — нахмурившись, сказала она. Впервые за все время разговора беспечные нотки исчезли из ее голоса.

— Я обязан об этом сказать — это правда, и ты должна об этом знать. Разумеется, я не собираюсь специально искать случая тебе изменить, и если это произойдет, то не будет иметь ровно никакого значения. Но жить без секса я не могу, и, если окажусь вдали от тебя, всякое может случиться. Справедливость требует, чтобы ты знала об этом с самого начала.

Энн попыталась пошутить:

— Как говорят англичане, соус одинаков для гуся и для гусыни.

— Что это означает?

— Это означает, что если ты мне изменишь, то и я буду вправе ответить тебе тем же.

— Нет, Анна! — Он крепко, до боли, сжал ее руку. — Ты не можешь позволить себе ничего подобного. Если ты хоть раз… не знаю, на что я буду способен! — Он покачал головой.

— О, Алекс, это уже мелодрама…

— А по-моему, ты слишком легко к этому относишься. Я этого опасался. Я наблюдал случай супружеской неверности среди моих знакомых здесь, в Англии, видел, как легко с этим здесь мирятся. Для меня это невозможно. В этих вопросах я подобен моим предкам. Я буду ждать и требовать от тебя неизменной преданности и верности.

— Послушай, Алекс, ведь я думаю точно так же. Не знаю, с кем ты общался, но смею тебя заверить, что в моей деревне супружеская неверность не поощряется. — При одной мысли о такой возможности Энн рассмеялась. — И никто другой мне не нужен, милый. Для меня любить — значит принадлежать другому полностью. Я не из тех, кому нравится играть в любовь. Но на вещи я смотрю не менее серьезно, чем ты, и не считаю, что для тебя допустимо изменять мне. Такой двойной подход меня не устраивает. Ты рассуждаешь неразумно, Алекс!

— Я такой, какой я есть! В этом весь смысл нашего разговора.

— Тогда я постараюсь, чтобы тебя не потянуло ни к какой другой женщине! — отважно заявила Энн, вызывающе тряхнув головой.

Она сознавала, что отсутствие опыта может помешать ей добиться желаемого результата, но твердо решила сделать для этого все возможное.

— Сколько у тебя было мужчин? — внезапно спросил Алекс.

— Только два, ты же знаешь: ты и Бен. Когда он умер, я думала, что у меня уже никогда никого не будет, но если ты меня оставишь, я больше никогда не буду счастлива.

— Торжественно обещаю никогда тебя не оставить!

— Я не интересуюсь, сколько у тебя было женщин, так как готова побиться об заклад, что ты и сам этого не помнишь, — сказала Энн, искоса поглядев на него и от души желая, чтобы разговор принял менее опасный поворот.

— Ты права, лучше не спрашивать. — Он наконец рассмеялся.

— Скажи, Алекс, почему ты выбрал меня? Такой мужчина, как ты, при желании мог бы увлечь любую молодую девушку, а не только такую, как я.

— Ради всего святого, что ты хочешь этим сказать: такую, как ты?

— Ну, женщину средних лет, хотя ты и заставляешь меня чувствовать себя совсем молодой, женщину, чей расцвет уже позади, — неловко объяснила Энн.

— Ах, англичане, англичане! Вы не лучше американцев, для которых существует только юность. Да знаешь ли ты, женщина, что с пустоголовыми юными девушками мне скучно до слез? Молодые девушки предназначены для молодых людей. Если одна из них соглашается пообедать или поужинать со мной, я всегда чертовски хорошо знаю почему: у меня в кармане больше денег, чем у других. А что касается твоего расцвета, то он совсем не позади, это неправда. Твоя зрелость великолепна, она придает тебе грацию и достоинство. Я думаю, в юности твое лицо не могло быть таким красивым, как сейчас. Для меня ты самая прекрасная женщина в мире! Но ты хороша не только красотой — меня пленяет твоя честность, открытость и сердечность, сила, которую я угадываю в тебе, твоя чувствительность. И потом, ты умеешь рассмешить меня! — Он поцеловал ее. — Какой у тебя нежный, чувственный рот! Он так много рассказывает о тебе, о твоей доброте, юморе, терпимости. В тебе столько красоты: эти чудесные шелковистые волосы, твоя улыбка, твоя привычка морщить нос, когда ты смеешься. Твоя попка…