Христианские левые. Введение в радикальную и социалистическую христианскую мысль - Энтони Д. Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коун сомневался в возможности объединения и примирения двух сообществ. Если бы объединение предполагало встречу белых и черных «на равных», оно было бы приемлемо, но в действительности объединение предполагает принуждение черного сообщества к принятию господствующих ценностей и культуры белых[570]. Афроамериканцы должны с подозрением относиться ко всем белым, которые хотят «дружить» с черными. Хотя окончательная надежда заключается в расовом примирении, «библейская доктрина примирения может стать реальностью только тогда, когда белые будут готовы общаться с черными как с черными людьми, а не как с каким-то испачканным подвидом белого человека»[571]. Примирение, целью которого является «цветовая слепота» или «выход за пределы цвета», на деле подразумевает, что черные должны стать белыми. Такая форма примирения является не более чем еще одной формой идеологии белого превосходства, и черные люди должны быть готовы с ней покончить[572]. «Они не позволят белым превратить их в „Оно“, но будут всеми силами настаивать, что они – люди»[573]. Словам Коуна присуща поразительная и трагическая актуальность. Хотя они были написаны почти полвека назад, их можно отнести к расистскому убийству Джорджа Флойда в Миннесоте в 2020 году: «Чернокожие живут в обществе, в котором чернота означает преступность, а слова „закон и порядок“ – „поймай черномазого“. <…> Сможем ли мы дышать в обществе белых, зависит от того, скажем ли мы „да“ белизне, и чернокожие люди это знают»[574].
В том, как Коун пишет о «черном» и «белом», можно найти что-то вроде двойного смысла. Эти слова могут означать буквально цвет кожи, расу или этническую принадлежность, но также и использоваться в онтологическом, а не буквальном смысле. Поэтому те белые, которые действительно идентифицируют себя и страдают вместе с угнетенными черными, становятся «черными в белой коже»[575]. Чернота, объясняет Коун, является «онтологическим символом и видимой реальностью, которая лучше всего описывает, что именно означает угнетение в Америке. <…> Чернота, таким образом, относится ко всем жертвам угнетения, которые осознают, что их человеческая сущность неотделима от освобождения человека от белизны»[576]. Человек должен быть освобожден от белизны, поскольку белизна – это онтологический символ угнетения и зла, «выражение того, что с человеком не так», «символ человеческой порочности»[577]. Поэтому примирение, предполагающее превратить черных в белых, следует отвергнуть: истинное примирение «сделает всех нас черными»[578]. Коун отрицает, что эта терминология сама по себе является расистской, однако это не снимает поставленных вопросов. Хотя термины «белый» и «белизна» могут использоваться в онтологическом смысле, это не мешает Коуну называть белых «хонки» (honkies), которые должны признать, что они не могут быть «белыми и людьми одновременно», или утверждать, что черные должны «заняться очищением этого общества, уничтожив в нем грязные проявления белизны»[579]. Да, это онтологическая белизна, порожденная онтологическими хонки, но использование «черноты» и «белизны» в качестве маркеров для обозначения нормативно хорошего и нормативно плохого само по себе можно трактовать как расизм.
Вклад Коуна как теолога заключается в том, что он отрекся от белой теологии, которая не служит делу освобождения чернокожих, и вместо этого провозгласил Black Power «главным посланием Христа Америке двадцатого века»[580]. Также он стремится защитить черное христианство от таких людей, как Малькольм Икс и Франц Фанон, которые считали христианскую религию выражением угнетения и идеологии белого превосходства[581]. Для Коуна христианство, фокус внимания которого направлен на мир за пределами нашего собственного, на самом деле является «белой ложью»[582]. Понимание спасения как очищения от греха и оправдания перед Богом благодаря искупительной жертве Христа – это всего-навсего «белое» его понимание[583]. Когда теологи и евангелисты говорят о грехе, зле или беззаконии, на самом деле они имеют в виду неспособность жить в соответствии с ценностями и нормами белого общества[584]. Однако Коун не считает такое понимание христианства верным, поскольку «христианство – это, по сути, религия освобождения», в которой Бог не спасает от греха, а скорее отождествляет себя с угнетением и освобождает от него[585]. Эти темы, утверждает Коун, постоянно встречаются в Священном Писании: освобождение израильтян при Исходе; проповедь таких жаждущих «социальной справедливости» «этических пророков», как Амос, Осия, Михей и Исаия; обещание освобождения, данное Христом в Евангелии от Луки[586]. «Бог угнетенных, – заключает Коун, – это Бог революции, разрывающий цепи рабства»[587].
Такой взгляд на Бога как на «Бога угнетенных» ведет Коуна к заключению, что Бог – черный: «Бог отождествляется с угнетенными до такой степени, что их опыт становится его опытом»[588]. Это отождествление с угнетенными наиболее ясно видно в воплощении, в результате которого Христос «стал не универсальным человеком, а угнетенным евреем. <…> Христос – не человек для всех людей; он человек для угнетенных, которые узнают свою идентичность в освобождении и посредством освобождения»[589]. Христос – «это сам Бог, приходящий в самые глубины человеческого существования с единственной целью – сбросить цепи рабства, тем самым освободив человека от безбожных начал и сил»[590]. В отличие от него, «белый Бог – это идол, созданный расистскими ублюдками, и мы, черные, должны выполнить эту иконоборческую задачу – уничтожить ложных идолов»[591]. «Если Бог не за нас и не против белых, то он убийца, и нам лучше его убить»[592]. Дело Black Power, дело освобождения чернокожих, выражает постоянное присутствие Христа рядом с теми, кто борется против угнетения и несправедливости. Коун, вторя настроениям, широко распространенным среди христианских левых, верил, что эта работа естественным образом приведет к установлению Царства Божьего на земле. Оно
