Дикая Флетчер - Кэти А. Такер

всяком случае, в том, что касается полетов. Та кепка, должно быть, принадлежала его отцу.

Бобби качает головой.

– Я и забыла, что у Рена была дочь все эти годы. Боже, прошла целая вечность. Ты и твоя мама в итоге оказались в. – Она позволяет словам повиснуть в воздухе, ожидая, что я заполню паузу.

– Торонто.

Она слегка кивает, словно услышав ответ на невысказанный вопрос.

– И ты здесь впервые?

– С тех пор, как мы уехали, да.

– Значит… ты решила, что пришло время для визита?

– Самое подходящее время для отпуска, верно? – отвечает за меня Джона, его пронзительные глаза смотрят в мои, в них ясно читается предупреждение.

Судя по тому, что сказала Агнес, мой отец пока не хочет, чтобы люди знали о его раковом диагнозе. Полагаю, это касается и его сотрудников.

– Ага. У меня было свободное время, и мне всегда хотелось увидеть Аляску, – добавляю я, подкрепляя нашу ложь.

Бобби вежливо улыбается мне, что говорит о том, что она надеялась на более сочный ответ, чем этот, а затем заканчивает отбивать оставшиеся продукты.

Мои глаза выпучиваются при виде счета, пока я пересчитываю купюры. Как два пакета продуктов могут столько стоить?

Бобби смеется.

– Ну и цены, да? Ну, наслаждайся своим пребыванием на Аляске, Калла. И будь осторожна, – предупреждает Бобби, кивая в сторону Джоны, – а то этот парень так очарует тебя, что ты не захочешь уезжать.

– Да, я уже с трудом контролирую себя. – Мой голос сочится сарказмом.

Она наклоняет голову, на ее лице отражается растерянность.

Мой рот раскрывается.

– Боже мой, ты не шутишь.

С ее тонких губ срывается неловкая усмешка.

– Не забудь отправить моего мужа домой сразу после работы, Джона. Он начинает болтать, а спохватывается, когда солнце уже зашло.

Джона подмигивает ей, забирая пакеты с продуктами одной рукой, его бицепсы напрягаются под хлопчатобумажным рукавом.

– Не забуду.

Я выхожу следом, держа в руках букет почти увядших цветов и чувствуя на своей спине бесчисленные взгляды.

Я ничего не могу с собой поделать.

– Итак, если ты очарователен, кого тогда Бобби считает засранцем?

– Есть тут один прямо сейчас.

Я слежу за кивком Джоны и обнаруживаю свое отражение в окне.

Он быстро отыгрывается, надо отдать ему должное.

Джона, прищурившись, смотрит в небо, и я вижу, что он ищет надвигающуюся дождевую тучу.

– Люди здесь действительно помешаны на погоде.

– А почему бы им не быть? Сильный ветер, густой туман, слишком сильный дождь или снег… все это задержит нас на несколько часов, на день. Иногда даже дольше. – Его сапоги скребут по пыльной земле. – Люди полагаются на самолеты для доставки продуктов питания, лекарств, врачей, почты. Всего.

Я стараюсь не обращать внимания на тяжелые взгляды двух подростков лет шестнадцати с банками колы в руках, которые открыто пялятся на меня.

– И глазеют они даже больше, чем следят за погодой, – бормочу я, больше для себя.

– Они не привыкли видеть живую куклу Барби, вот и все.

Я хмурюсь. Он только что назвал меня…

– Я не кукла Барби!

– Нет? – Джона бросает на меня косой взгляд, в его глазах веселье. – Фальшивые волосы, фальшивое лицо, фальшивые ногти… – Его глаза опускаются к моей груди, а затем устремляются в сторону. – На тебе есть что-нибудь настоящее?

У меня отпадает челюсть.

– Они не фальшивые!

И мне никто никогда не намекал на обратное. Они даже не особо впечатляют.

– Мне все равно, так или иначе. Ты удивляешься, почему люди смотрят на тебя. Вот почему, – говорит Джона скучающим тоном.

Он открывает люк своего внедорожника, а затем укладывает туда пакеты с продуктами.

А я просто смотрю на него в изумлении. В «Мейере» с ним поздоровались не менее двадцати пяти человек. Все эти легкие помахивания и дружеские приветствия, будто люди действительно рады его видеть. Бобби назвала его «очаровательным». Агнес утверждает, что он «плюшевый медвежонок». Этель говорит о нем так, словно он ходит по воде.

Я что, в какой-то альтернативной вселенной?

В которой все остальные видят Джону идеальным, а я вижу правду?

– Я сделала что-то такое, что заставило тебя невзлюбить меня? – наконец выдавливаю я.

Он мрачно усмехается.

– Нет. Я просто знаю твой тип, и у меня никогда не было особого терпения к нему.

– Мой тип?

– Ага. – Джона захлопывает дверь внедорожника и поворачивается, чтобы устремить на меня каменный взгляд, его мускулистые руки сложены на груди. – Поверхностная, самовлюбленная, избалованная.

Я стою с открытым ртом секунды три.

– Ты ничего обо мне не знаешь.

– В самом деле… – Он закусывает нижнюю губу в раздумье. – Давай подумаем… ты появляешься в Анкоридже с целым шкафом одежды на одну неделю, ожидая, что оставшуюся часть пути тебя доставят на частном самолете? И выглядишь так, будто перепутала взлетно-посадочную полосу с гребаным Миланом.

Я отодвигаю в сторону шок от того, что он знает хоть что-то о модной индустрии, чтобы защититься.

– Мне нужно было много вещей для такой пасмурной погоды…

– Сегодня утром ты отправилась на пробежку или в ночной клуб с таким макияжем? Я готов поспорить на свой левый орех, что никто не видел твоего настоящего лица уже много лет. Ты тратишь все свои деньги на то, чтобы выглядеть красиво, а все свободное время – на публикацию фотографий, чтобы доказать совершенно незнакомым людям, насколько ты красива.

Мой позвоночник начинает дрожать. Джона говорит о моем профиле в инстаграме? Как он мог узнать о нем? И, о боже, он только что упомянул свои яйца?

– Ну знаешь, некоторые люди гордятся своей внешностью. – Я бросаю на него колкий взгляд, несмотря на то, что мои щеки горят от возмущения.

Он продолжает, будто бы я ничего и не говорила:

– Ты драматизируешь, считаешь, что имеешь право, и осуждаешь. Тебе нравится внимание, и ты привыкла его получать. Ты мало что знаешь о мире за пределами твоего маленького пузырика. Ты даже не потрудилась хоть немного узнать о том, откуда родом твой отец. Где ты родилась.

– Не то чтобы у меня было много времени…

– Тебе двадцать шесть лет, и у тебя никогда не было времени? – Брови Джоны изгибаются в сомнении. – Ты решила, что Аляска тебе не понравится, еще до того, как пальцы твоих ног коснулись этой земли, и с тех пор ты задираешь нос на всех и вся.

– Вовсе нет!

– Агнес предполагала, что тебе будет трудно здесь, но ты сможешь продержаться хотя бы эту чертову неделю. Ты не видела отца почти всю свою жизнь, а когда наконец-то появилась здесь, ты злишься, что для тебя не заполнен холодильник? Ты, наверное,