Совершенство - Татьяна Миненкова

Честно, пытаюсь, но кислорода в воздухе катастрофически не хватает. Ощущаю странную невесомость, будто я глупый космонавт, который вышел с орбитальной станции в открытый космос, забыв скафандр. Мышцы понемногу расслабляются.

— Вдох, выдох, — глухо продолжает Нестеров и воздух медленно заполняет легкие.

Картинка перед глазами постепенно начинает проясняться. Сознание вычленяет какие-то обрывки: подрагивающий свет кемпингового фонарика, прикрепленного к куполу тамбура, изумрудно-зеленые глаза Нестерова, склонившегося надо мной и пряди темных волос, падающих на его лоб. Движения губ, когда он повторяет «вдох-выдох». Яркий аромат бергамота. Колышущуюся от легкого ветерка ткань палатки.

Паника уходит, уступая место слабости. Всматриваюсь в лицо Марка, на коленях которого я теперь полулежу, и не нахожу в нем никаких признаков беспокойства. Либо он мастер самообладания, либо просто хладнокровен, как японские самураи.

— Ты как? — бархатным, успокаивающим голосом спрашивает Нестеров, поняв, что мой взгляд стал осмысленным, пульс перестал напоминать автоматную очередь, а дыхание из прерывистого и хриплого стало почти таким же ровным, как у него.

Это показное проявление вежливости ожидаемо вызывает раздражение. Ему ли не все равно? Да если бы не он, приступа вообще не случилось бы. Отзываюсь недовольно:

— Вот только не надо меня жалеть. Я просто потеряла свои таблетки.

— И не собирался, — произносит Марк невозмутимо и опускается рядом на коврик, осторожно перекладывая мою голову с собственных коленей на плечо. — От панических атак еще никто не умирал.

Только в этот момент я замечаю, что на нем снова нет футболки, и одет он в одни свободные шорты из тонкой плащевки. Моя щека касается горячей кожи на его вздымающейся в такт дыханию груди, и я замираю, пытаясь понять собственные противоречивые чувства. Напоминаю:

— Ты собирался спать в тамбуре, — голос предает, становясь внезапно высоким и ломким, как у девочки-подростка, снова возвращая меня в «дерьмовый» период школьных лет, который я столь старательно пыталась забыть.

— Я передумал, — он укрывает пледом нас обоих по пояс. — Во-первых, оказалось, что там неудобно. А во-вторых, подстраиваясь ко мне по ритму дыхания, ты уснешь без всяких таблеток.

Фыркаю от его самонадеянности. Что бы он, заботливо выращенный в счастливой и полной семье, словно тепличный цветочек, вообще понимал в панических атаках. В том, что творится в моей голове, даже мой выдуманный собеседник с левого плеча ногу сломит.

Одну руку Марк заложил за голову, зато пальцы второй, притягивающей меня к его сильному телу, пробрались под футболку и, легко касаясь самыми кончиками и начали вырисовывать на пояснице незатейливые узоры, от которых по коже прокатилась волна электрических мурашек, а дыхание перехватило, лишив возможности сказать что-то в ответ на него наглость.

Нервно сглатываю, ощутив внутри волну непривычной нежности и смущения. Незнакомого чувства, кажущегося зеркальным отражением только что отступившей панической атаки. От него точно так же взрывается пульс, кипит кровь, а дыхание обрывается на полувздохе. Отличие лишь в том, что эти ощущения невыразимо приятные, трепетные, маетные, заставляющие мечтать о продолжении.

— Спи, милая, — ласково шепчет Нестеров и, притянув меня ближе к себе, легко касается губами моей скулы, прямо сквозь прядь волос, заставив утонуть в волне плохо скрываемых противоречивых эмоций.

После этого моя голова снова оказывается на его теплом плече, но пахнущее горькой мятой дыхание, до сих пор обжигает кожу. Подушечки пальцев Марка снова возвращаются к странному танцу на моей пояснице.

Я же смотрю в полумрак широко раскрытыми глазами, пытаясь понять собственные чувства, дать им какую-то объективную оценку, признаться самой себе, что мне приятны его прикосновения. Настолько приятны, что я не только не хочу, чтобы он останавливался, но и желаю большего.

Ловлю себя на том, что надеюсь узнать, каково это, поцеловать его по-настоящему? Я ведь никогда еще и ни с кем не ощущала такого безумного притяжения. Такого, от которого по венам разливается горячий золотой огонь. И это пугает.

Его пальцы сначала замедляются, а потом останавливаются. Теперь широкая ладонь Нестерова просто лежит на моей пояснице, а дыхание стало мерным и ровным. Он уснул, спокойно и безмятежно, словно мальчишка: одна рука за головой, другая все еще прижимает меня, нога согнута в колене, а крепкая широкая грудь плавно поднимается на вдохах. Марк не боится ни меня, ни собственных чувств, какими бы они ни были. И в этом я немного ему завидую.

Осторожно приподнимаюсь на локте, чтобы не разбудить, и всматриваясь в лицо Нестерова, сквозь полумрак. С любопытством рассматриваю мужественный точеный профиль. Дело в том, что я никогда не засыпала с мужчинами. Не оставалась на ночь после близости с ними, и сама не приглашала к себе. Совместный сон почему-то всегда казался мне признаком того уровня доверия, до которого не дотягивали отношения ни с одним из кавалеров. Чем-то, гораздо более интимным, чем секс. И вот парадокс — рядом со мной нежданно-негаданно спит тот, кого я привыкла считать почти врагом.

Исключительно в исследовательских целях, робко касаюсь кончиком указательного пальца его губ. Хочу узнать, такие ли они жесткие, как кажется на первый взгляд, или нет. Оказывается, они мягкие и нежные, особенно нижняя. Очерчиваю равномерно покрытый колючей щетиной подбородок, веду вниз по шее, ощущая, как бьется его пульс. Обвожу выпуклые ключицы и ямку яремной впадины, касаюсь груди с твердыми выпуклыми сосками. Кожа Нестерова приятная на ощупь, гладкая и горячая.

Будучи уверенной в том, что Нестеров спит, я не испытываю ни стеснения, ни неловкости. Лишь любопытство, подогреваемое тянущим огоньком внизу живота. Но когда его следующий выдох становится тяжелым и неожиданно рваным, испуганно возвращаю голову на его плечо и пытаюсь привести собственное дыхание в норму. Угадать, действительно ли Марк почувствовал, как я касаюсь его, или ему просто что-то приснилось. Кажется, все же второе, потому что он просто сильнее притягивает меня к собственному боку, не просыпаясь.

Не представляю, как объяснила бы собственный необдуманный поступок, если бы Нестеров внезапно открыл глаза. Усмехаюсь. Вряд ли он поверил бы в мой исследовательский интерес.

Вскоре я, вопреки собственным убеждением в невозможности подобного, засыпаю под приглушенный шум волн, долетающий до палатки и мерное дыхание мужчины, спящего рядом, сама не поняв, как это произошло.

Глава 12. Гордость, предубеждение и помидоры

«I can be strong when I want to be,

You think I'm weak 'cause you can tear me apart With the words that you speak You think you're in control

But you don't understand how much you are wrong»

Birdy — Heart of Gold

(Перевод: Я могу быть сильной, когда захочу. Ты