Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин

— А как ты «Прагу»-то достал? Просил кого-то? — спросила она, насыпая в тарелку гречки.

— А зачем? Я теперь сам себе блат, — ответил я. — Спасибо!

— Ты на меня, дуру, не дуйся, Сережка. Я очень-очень рада, правда!

— Не дуюсь, — с улыбкой отмахнулся я.

Посреди порции с работы прибыл дядя Толя. Поздоровались, обменялись новостями, доели, попили чаю, и я оставил молодоженов одних, отправившись к себе. Надо продолжать разбирать письма. К полуночи все было вчерне готово. Удивительно — лично у меня просят только карточки и автографы, да жалуются, что «Юность» и «Пионерку» со мной не достать. Увы, ничем помочь не могу — мне же не вагонами это все отгружают. А вот на несовершенство и несправедливость мира граждане жалуются с завидной регулярностью. Воистину — «мы напишем в Спортлото». Потом поговорю со знаковыми творческими единицами — у них с почтой такая же фигня? Три мешка — два в МВД, один — в КГБ. Теперь можно ложиться спать с чистой совестью!

Поутру попросил маму после школы за мной заехать — почту повезем — и мы с дядь Толей заранее перетаскали мешки в машину. Одевшись и временно попрощавшись, отправился в школу мимо старого двора.

— Привет! — помахав ручкой, вышла из подъезда увидевшая меня в окошко Таня.

— Привет! — поздоровался в ответ. — Готова на «Союзмультфильм» ехать?

Это тоже после школы.

— Готова! — подтвердила она.

— Как дела-то?

— Хорошо! — широко улыбнулась она.

Не бухай, алкаш, смотри как ребенок трезвому отцу радуется! Разве эта счастливая улыбка того не стоит?

— А у тебя? — спросила в ответ.

— Тоже хорошо, дела делаются, свадьба приближается, мама нервничает, но это нормально — почти тридцать лет в одиночестве, тут любая занервничает.

— Дядя Толя хороший, за таких замуж выходить можно, — поделилась мнением (надо полагать почерпнутым от тети Тони) подружка.

— Тоже так считаю, — согласился я. — Нормальный мужик.

— Не пьющий! — добавила Таня главное.

Две алгебры, два русских языка, черчение и литература — такое вот сегодня расписание. Черчение мне не нравится совсем — я, конечно, справляюсь, но как же уныло все эти черточки выводить!

Когда мы выходили из школьных ворот, в них как раз заезжал груженый ЗиЛок. Из-под покрывающего груз тента торчала лыжа. Понятно — бюджет начал осваиваться в рекордные сроки! Это хорошо, этому я рад.

— А чего это нам посреди зимы инвентарь привезли? — заподозрила неладное Таня.

— Фиг его знает! — не дрогнув соврал я, и мы уселись в подъехавший семейный «Москвич».

— Здравствуй, Танюшка! — обернувшись, подмигнула одетая в шубку и повязавшая на голову пуховый платочек мама. — Давненько ты к нам в гости не заходила, забыла совсем.

Подружка замялась.

— Друзьям не обязательно ходить в гости по графику, — вклинился я. — Приходи, когда хочешь, Тань, мы тебе всегда рады, но заставлять себя не нужно, хорошо?

— Хорошо! Я на этой неделе точно приду, мне у вас нравится! — пообещала она.

Тронулись.

— Сначала в МВД, пожалуйста! — попросил я самого красивого водителя в мире.

— А это где? — продемонстрировала она прискорбно-низкую квалификацию.

— Направо сейчас, потом два перекрестка пропускаешь и налево, — пояснил человек-атлас. — Начнем с главного управления — если там не примут, попрошу отправить туда, куда надо. За спрос ведь в лоб не бьют?

— Пусть попробуют, дорогу в прокуратуру-то я знаю! — фыркнула мама.

— А потом еще на Лубянку поедем.

— Надо оно тебе? — тут же растеряла родительница гражданскую сознательность. — Не любят у нас КГБ, скажут, что ты туда доносы строчить ходишь.

— А я, по сути, за этим туда и иду! — хохотнул я. — В доносах и работе на КГБ ничего плохого нет — это комитет безопасности нашего государства, мам, а тебе и всем остальным просто не дает спокойно спать призрак черного воронка. Запугали хрущевцы, масштабы репрессий раздули до уровня национальной травмы. Вот у тебя много знакомых «политических», кроме деда Паши, который пострадал несправедливо, но у него должность такая — скотская?

— Ни одного, — вынуждена была признать мама.

— И у меня ни одного! — добавила Таня.

— И у ребят во дворе так же. Один пытался, но, когда милиционеру в ответ на просьбу пройти в вытрезвитель разбивают о голову бутылку из-под портвейна, это нифига не борьба с кровавым режимом, а обыкновенный пьяный беспредел. Помни — «наша милиция нас бережет». И к КГБ это тоже относится.

— Ладно-ладно, — без особого энтузиазма смирилась мама.

Нормально — главное, чтобы не мешала. Вспомнив о скорой акции, поморщился — свадьбу в апреле я рискую пропустить, причем в самой печальной форме — это когда сыночку на кладбище гвоздики носить приходится. Да и черт с ним — лишь бы получилось все как надо, а там хоть трава не расти: это сразу план на четыре пятилетки вперед перевыполнится. Если в ближайшие пару дней никто из старших товарищей билета не выдаст, придется напроситься самому. Пустят, конечно, но я сразу стану гораздо подозрительнее, чем сейчас. Ладно, абстрагируемся и сосредотачиваемся на «здесь и сейчас». Успешно «донавигировав» маму до главного управления МВД (реформа уже запущена, и МООП активно переименовывается и перестраивается — где-то в конце февраля закончат) по городу Москве. Да, письма в основном из провинции, но что они, сами не переправят куда надо?

Мешочек на плечо левое, отобранный у мамы — на правое.

— Да они легкие совсем! — немного обиделась она.

— Цыц! — цыкнул я на излишне активную беременную женщину, и мы, оставив Таню в машине — ей в МВД не интересно — прошли внутрь. Вместо дежурной бабушки нас встретил дежурный сержант лет двадцати пяти. Бронестекла — нет, просто сидит за столом, и даже невооруженный. Не боится пока милиция податного населения.

— Здравствуйте! — синхронно отвесили мы с мамой дежурному, со скучающим видом разгадывающему кроссворд.

— Здравствуйте, товарищи, — сочтя новый раздражитель более интересным (и из служебного долга, конечно же!), он отложил карандаш. — Что у вас?

— У нас два мешка с жалобами граждан Советского союза на несправедливость, воровство, кумовство и злоупотребление служебными полномочиями! — поведал я, поставив мешки на пол.

— Сами написали? — удивленно спросил он