Жизнь и смерть Бобби Z - Дон Уинслоу

Он осушает бутылку и тянется за следующей.

– Прошу, – говорит Герцог.

– Спасибо. – Гружа вытирает мокрый рукав о край гроба. – На вашем месте, болваны, я бы наведался в Лагуну.

– В Лагуне одни педики.

– Ну да, только вот к настоящему моменту один педик порешил всю семейку Боджей, истребил на хрен полплемени индейцев и одного ковбоя из Восточного округа, который, как все думали, был довольно крутым hombre,[43] – замечает Гружа. – Так что если будешь крутиться вокруг Лагуны, береги задницу.

– Ты знаешь, где он, почему бы тебе его просто не взять?

– Мне не нужно его брать, – возражает Гружа. – Мне он нужен мертвым.

Герцог улыбается. У него сточенные передние зубы и длинные резцы – он похож на старого волка.

– Мы можем сделать его мертвым.

– Бум-Бум тоже так говорил.

– Бум-Бум пошел на дело один.

– Ну?

– А мы пойдем целой армией.

Гружа бросает пустую бутылку в гроб и выходит.

54

Тим нашел трейлер на пляже.

Что-то вроде передвижного домика, думает он. Не очень отличается от того, где он вырос (или где ему толком не удалось вырасти), в Дезерт-Хот-Спрингс. Этот трейлер должен бы принадлежать какому-нибудь помоечному бродяге, однако он стоит на пляже в Эль-Морро-Каньон среди примерно двадцати таких же, расположенных по дуге, там, где в пляж вдается огромный скалистый утес. А на верхушке утеса – гигантский белый дом со стеклянными окнами на два этажа, и они смотрят на океан в три стороны сразу.

Так что это все-таки не совсем такой же передвижной домик, как тот, где Тим вырос (или где ему это не удалось) и из окон которого открывался вид на пять других трейлеров и на свалку автомобилей.

Тут очень даже ничего. Океан, пляж, большая скала – даже очень-очень ничего, и Тим Кирни наконец-то живет на берегу.

Ой, не могу, на берегу, думает Тим. Хрен знает что: сначала сделать так, чтобы полмира хотело тебя убить, а потом уж поселиться на берегу.

Он довольно долго сюда добирался. Вырвавшись с горы Маунт-Лагуна, он бросил мотоцикл в Карлсбаде и успел на поздний поезд компании «Амтрэк». Кит почти всю дорогу спал и вообще вел себя очень тихо.

Тим сошел с поезда в Сан-Хосе-Капе, прошел пару кварталов до баррио и спустя всего-навсего сорок пять минут получил документы на переделанный «Зет-28» – «шевроле» восемьдесят девятого года выпуска, у которого, возможно, имелись и другие владельцы, некогда заявлявшие о его пропаже.

Затем Тим отправился к Тихоокеанскому шоссе, минуя Дана-Пойнт, Монарх-Бей, Солт-Крик, Алисо-Нигуэль, Саус-Лагуну, и въехал в городок Лагуна-Бич.

У него, черт дери, кошки на душе скребли, когда он туда въезжал: это же вроде как город Бобби, и тут повсюду шляется призрак Бобби, и Тим малость побаивался всех, кого видел, особенно в круглосуточном универсальном магазинчике «7-11», где он взял пару хот-догов для себя и буррито с бобами и сыром для Кита.

Они снова сели в машину и выбрались из города, ехали на север, пока не нашли указатель со словами «Эль-Морро-Каньон» и «Пойнт-Риф-Бич». Грязная дорога, идущая под острым углом к шоссе, опять вывела их на север, в тыл передвижным домикам, выстроившимся вдоль закрытой бухты под сенью скалистого утеса.

В двадцать шестом номере они нашли только самое необходимое, но домик оказался в хорошем состоянии. Кухня с гостиной, две маленькие спальни и ванная. Славная закрытая терраска обращена к пляжу.

Миленький уголок. Тим не может выкинуть из головы мысль о том, что именно сюда Бобби с Элизабет приезжали перепихнуться, и это, видать, что-то значило для Бобби, раз он так держался за это место.

Тим решает, что, поскольку теперь он и есть Бобби, это место принадлежит ему, и в таком месте неплохо будет пожить. Оно ему отлично подходит, да. Все просто, без затей, да еще и на пляже, к тому же как раз через дорогу – школа, и он может водить туда Кита. А вдруг он научится серфингу и станет учить Кита, мальчишку же надо нормально воспитывать… И тут Тим вдруг понимает, чем здесь пахнет.

Воском.

Воском для серфинговых досок, и Тим представляет, как Бобби приходил сюда отдохнуть, прежде чем куда-нибудь двинуть. Убежище для того, чтобы отрешиться от существования в качестве великого Зета, наполировать воском доску, выйти, покататься по волнам и вернуться, посидеть на террасе, попить кофе, посмотреть, как садится солнце. А может, потом пойти в спальню вместе с Элизабет. И я мог бы встроиться в эту жизнь. Приготовить обед ребенку, сесть и пообедать, поболтать про школу, про серфинг, про комиксы и прочую ерунду. И Кит вырастет и станет одним из этих крутых калифорнийских ребят, да-да. Парень, который вырос на пляже в самом крутом месте на земле – в Лагуне.

«На хрен все эти фантазии», – говорит он себе. Ничего этого не будет: ни жизни здесь, ни провожаний Кита в школу, ни кувырканий с прекрасной женщиной, у которой длинная спина, плоский живот и сияющие волосы. Ты будешь просто скрывающимся должником, пока не поймешь, что именно должен отдать дону Уэртеро, а ведь есть еще Гружа, и «ангелы», и, может, теперь еще и этот долбаный Монах.

Стало быть, мне нужно вот что: придумать, как отыскать то, что я должен, а потом отвалить на хрен.

И отвезти ребенка обратно к его мамаше, потому что там ребенку и следует быть, так мне кажется.

«Как же научиться тому, чему мне нужно научиться, – думает Тим, укладывая Кита в постель и присаживаясь рядом с ним. – Ты все тот же старый добрый Тим Кирни, приятель, ты снова отстающий ученик, и… Придется, видимо, все же позвонить старине Монаху и найти способ заставить его рассказать мне то, что он знает».

А Кит, бедняга, не сказал почти ни единого слова с тех пор, как чуть не взорвался, и это не так уж удивительно, верно?

– Как ты, ничего? – спрашивает он у мальчика.

– Да, – отвечает Кит – словно защищаясь, словно он все равно бы не признался, если б было иначе.

– Что ты там видел? – Тим надеется, что мальчишка видел только ярко-белую вспышку и больше ничего, потому что перед глазами у Тима до сих пор стоит безголовое тело Джонсона и ковбойские сапоги. И хотя он навидался такого дерьма в Заливе, ребенку совершенно незачем держать это в голове.

– Ничего, – отвечает Кит.

– Скоро все это кончится, дружище, – обещает Тим. – Я тебя отвезу обратно к маме.

– Я к ней не хочу.

– Ну, мы с тобой это еще обсудим, хорошо? – говорит Тим. – А сейчас давай-ка поспи. Я буду здесь, рядом.

Он обнимает мальчика, целует, ощущает его губы у себя на щеке, и это так необычно, ну да ладно. Он уже выходит из комнаты, когда слышит голос Кита:

– А почему тебя хотят убить?

Тим сам толком не знает почему, но у него всегда под рукой универсальный ответ:

– Потому что я делал в жизни всякие плохие вещи.

– Как раздолбай?

– Не употребляй такие слова, – предупреждает Тим. – Но, в общем, да, как самый что ни на есть раздолбай.

Похоже, это удовлетворяет мальчишку, ему этого достаточно.

– Да я тоже так делал, – поддерживает Тима Кит.

Это очень великодушно со стороны мальчика, думает Тим, которому не пришлось в жизни близко познакомиться с великодушием.

– Все будет нормально, – добавляет Кит. Поворачивается и натягивает на себя одеяло.

«Легко ему так говорить, – думает Тим. – А я и не знаю, как это – нормально, в моем-то положении».

Зато он знает, что ему надо выбраться отсюда, снова встретиться с Монахом и выведать у того историю с Уэртеро. Заполучить достаточно денег, чтобы где-нибудь затеряться, и обязательно вернуть ребенка матери. Все его затеи и сами по себе невыполнимы, а уж с ребенком на шее…

«И я больше не хочу подвергать его опасности, – решает Тим. – Ни за что на свете. Значит, предстоит найти ему няньку – тоже дельце не для слабонервных».

Он сидит, глядя в окно на лунный свет над волнами и думая о том, где, черт дери, ему отыскать кого-нибудь, кому он сможет доверять, и тут раздается тихий стук в дверь. Это стучит Элизабет.

55

Тим подносит указательный палец к губам и предупреждает:

– Ребенок спит.

Элизабет тихо закрывает за собой дверь, снимает куртку и бросает ее на старый диван под окном.

– Откуда ты узнала, что я здесь?

– Я не знала, – отвечает она. – Я каждый вечер проезжаю мимо, смотрю, не горит ли свет.

Выглядит она великолепно. На ней шелковая блузка изумрудно-зеленого цвета, заправленная в джинсы-варенки, лодочные мокасины на шнуровке. Тонкое золотое ожерелье спадает с шеи на высокую грудь.

– Как Кит? – спрашивает она.

– Получил порядочную встряску, – отвечает он.

– Ничего, если я сяду?

– Садись.

Элизабет устраивается на диване, и складки на ее джинсах образуют острую букву «V» между ногами. Она кладет руку на спинку дивана и сообщает: