Левша на обе ноги (сборник) - Пелам Вудхаус

– Ну что ты, не часто.

– Один раз? Или больше?

Совесть пустилась наутек. Человечек отказался от борьбы.

– Нет, нет, не больше. Безусловно, не больше одного раза.

– И одного раза не надо было так делать! Мы с тобой еще об этом поговорим. Но факт остается фактом: Эллен – воровка. Я раз десять недосчитывалась наличных. А потом, брошка… За мной, констебль!

Констебль пошел за ней. Лицо его напоминало маску. Он знал, кто ждет за запертой дверью в конце коридора. Но долг приказывал пыжиться, и он пыжился.

Она сидела на кровати, одетая как для выхода на улицу. Сегодня ей полагался свободный вечер, сообщила востроносая хозяйка, прибавив, что вовремя обнаружила пропажу брошки исключительно чудом.

Эллен была бледна и смотрела затравленно.

– Дрянная девчонка, где моя брошь?!

Она молча протянула руку. Брошка лежала на ладони.

– Видите, констебль?

– Я не украла… Я на время взяла, поносить. Я бы ее потом положила обратно.

– Чепуха какая! Взяла поносить! Для чего бы это?

– Для… для красоты…

Хозяйка отрывисто рассмеялась. Констебль Плиммер стоял с деревянным лицом.

– А деньги у меня пропадали? Тоже на время?

– Денег я не брала!

– Что же они, сами собой исчезли? Констебль, ведите ее в участок!

Констебль Плиммер поднял тяжелый взгляд.

– Вы предъявляете обвинение, мэм?

– Господи Боже! Конечно, я предъявляю обвинение. А для чего еще я вас сюда позвала?

– Пройдемте, мисс, – сказал констебль Плиммер.

На улице весело светило солнышко. Был тот час, когда детишки выходят погулять со своими няньками, и в зеленой чащобе парка раздавались веселые голоса. Кошка, потягиваясь на солнцепеке, повела вслед двоим прохожим ленивым и довольным глазом.

Они шли молча. У констебля Плиммера были жесткие взгляды насчет того, как подобает и как не подобает вести себя полицейскому на дежурстве; он всегда двигался отрешенно, словно машина. Иногда это бывало трудно, но он старался. Он шагал вперед, выпятив подбородок, и упорно отводил глаза. А рядом с ним…

По крайней мере она не плакала. Это уже кое-что.

За углом, ослепительно прекрасный в легком фланелевом костюме, украшенный сверху и снизу новой соломенной шляпой и самыми желтыми туфлями в юго-западной части Лондона, завитой и надушенный, словно принц, стоял Альф Брукс. Он чувствовал себя слегка задетым. Понимать же надо, сказал: в три часа – значит, в три. А сейчас четверть четвертого, а она до сих пор не появилась. Альф Брукс нетерпеливо ругнулся, и в голове у него мелькнула мысль, мелькавшая там уже не в первый раз: что на Эллен Браун свет клином не сошелся.

– Если через пять минут не придет…

В этот миг Эллен Браун показалась из-за угла, да не одна, а с сопровождением.

В первый миг зрелище повергло Альфа в злобу. Девушки, которые заставляют человека дожидаться, а сами тем временем якшаются с полицейскими, для него не существуют! Пускай усвоят это раз и навсегда, а уж у него выбор всегда найдется.

Тут его словно пронзило электрическим током, взор заволокло туманом, и мир заплясал перед глазами. Полицейский был при форменном ремне – то есть находился на дежурстве. А лицо у Эллен было совсем не как у девушки, которая прогуливается с констеблем развлечения ради.

Сердце Альфа Брукса остановилось и тут же пустилось в галоп. Щеки густо покраснели. Челюсть отвисла, а по позвоночнику пробежала горячая волна.

– Ого!

Пальцы Альфа вцепились в воротник.

– Ну и дела!

Молочника обдало жаром с головы до ног.

– Ничего себе! Ее замели!

Он рванул душивший воротник.

Приходится признать: перед лицом суровых жизненных испытаний Альф Брукс проявил себя не лучшим образом. Позже, когда все уже было позади, он поразмыслил на досуге и сам это понял, но даже и тогда оправдывался, дерзко спрашивая мироздание: а что еще ему было делать-то? И хотя поначалу вопрос не принес покоя его взволнованной душе, при постоянном повторении он оказывал очень даже утешительное действие. Альф Брукс повторял его два дня с небольшими перерывами и за это время совершенно исцелился. На третье утро его клич: «Мо-ло-ко-о!» – звенел, как всегда, беспечно, а сам Альф был непоколебимо уверен, что в трудных обстоятельствах иначе и поступить было невозможно.

Ну вот подумайте: его, Альфа Брукса, знают и уважают в округе. Он ведет торговлю на самом завидном участке Баттерси, по воскресеньям поет в церковном хоре. Он, можно сказать, общественно значимая фигура! И он должен средь бела дня, у всех на виду признать знакомство с девицей, которую ведут под конвоем в участок?

Эллен подходила все ближе. Рядом с ней деревянно шагал констебль Плиммер. До нее осталось десять ярдов… семь… пять… три… Альф Брукс надвинул шляпу на глаза и прошел мимо, словно посторонний.

Удаляясь быстрым шагом, он испытывал странное чувство, как будто кто-то собирается дать ему пинка, но оглядываться не стал.

Констебль Плиммер сосредоточенно смотрел в пространство. Лицо у него было еще краснее, чем обычно. Под синей форменной курткой бушевали непонятные чувства. Что-то словно застряло в горле. Констебль глотнул.

Он остановился на всем ходу. Девушка смотрела на него безжизненно и вопросительно. Впервые за весь день их взгляды встретились, и констеблю Плиммеру показалось, будто застрявшее в горле разбухло так, что не вздохнуть.

У нее были глаза несчастного, загнанного зверька. Констеблю приходилось видеть такие глаза у женщин в Уайтчепеле. Такой была и та недоубитая жена, из-за которой ему сломали нос. Оттаскивая за шиворот человека, который чуть не запинал ее до смерти, констебль Плиммер успел увидеть ее глаза. Они были точно как у Эллен сейчас: измученные, безнадежные, и при всем том – ни единой жалобы.

Констебль Плиммер смотрел на Эллен, а она смотрела на констебля Плиммера. Поблизости детишки возились с собакой. В одной из квартир запела женщина.

– Кыш отсюда, – сказал констебль Плиммер.

Его голос прозвучал грубовато. Говорить было трудно.

Девушка вздрогнула.

– А?

– Кыш, говорю. Ноги в руки и пошла.

– Как это?

Констебль Плиммер насупился. Лицо у него был о ярко-алым. Челюсть выдвинулась вперед, словно гранитный волнорез.

– Давай, иди уже, – прорычал он. – Скажи ему, что это шутка была. Я объясню в участке.

Она постепенно начала понимать.

– Значит, мне можно идти?

– Да.

– А как же? Вы меня в участок не поведете?

– Нет.

Эллен смотрела на него во все глаза и вдруг разрыдалась.

– Прошел мимо… Притворился, будто не видит… Он меня стыдится…

Девушка уткнулась лбом в стену. Плечи у нее вздрагивали.

– Так беги за ним, скажи…

– Нет, нет, нет!

Констебль Плиммер мрачно уставился себе под ноги, пиная тротуар.

Эллен обернулась. Глаза у нее покраснели, но она больше не плакала. Она отважно вздернула подбородок.

– Не могу я – после такого. Идем! Я… Мне на него наплевать.

Она с любопытством взглянула на констебля.

– А вы правда меня отпустили бы?

Констебль Плиммер кивнул. Он чувствовал, что Эллен не отрывает глаз от его лица, но упорно не встречался с ней взглядом.

– Почему?

Он не ответил.

– А если бы отпустили, что бы вам за это сделали?

Нахмуренное лицо констебля Плиммера вполне могло бы кому-нибудь присниться в страшном сне. Он с новой силой пнул ни в чем не повинный тротуар.

– Уволили бы из рядов, – кратко сообщил констебль.

– Еще небось и посадили бы.

– Может быть.

Эллен судорожно вздохнула, и снова наступила тишина. Собака у обочины перестала лаять. Женщина в квартире перестала петь. Удивительно – как будто в мире вдруг остались только они одни.

– И вы сделали бы это ради меня? – спросила Эллен.

– Да.

– Почему?

– Потому что я не верю, что ты это могла. Ну, в смысле – деньги украсть. И брошку тоже.

– И все?

– Что значит – все?

– Только поэтому?

Он рывком обернулся к ней – чуть ли не с угрозой.

– Нет, – сказал он хрипло. – Нет, не только, сама знаешь. Ладно, раз уж тебе так хочется, скажу. Потому что я люблю тебя. Вот! Можешь смеяться.

– Я не смеюсь, – тихо сказала Эллен.

– Считаешь, я дурак!

– Нет. Не считаю.

– Я для тебя – ничто. Тебе он по душе.

Эллен передернуло.

– Нет.

– Как так?

– Я изменилась. – Она помолчала. – Наверное, когда выйду, еще больше изменюсь.

– Когда выйдешь?

– Из тюрьмы.

– Ты не сядешь в тюрьму!

– Сяду.

– Я тебя не поведу.

– Поведете. Думаете, я вам позволю из-за меня вляпаться в такие неприятности? Нет уж!

– Брось. Иди домой.

– Не дождетесь.

Он стоял и смотрел на нее, словно озадаченный медведь.

– Не съедят же меня там.

– Тебе остригут волосы.

– А вам нравятся мои волосы?

– Да.

– Ничего, отрастут.

– Хватит тут разговаривать! Иди давай.

– Не уйду. Где участок?

– На той улице.

– Вот и пошли.

Из-за поворота показался синий стеклянный фонарь у входа в полицейский участок. Эллен споткнулась и тут же шагнула вперед, задрав подбородок. Но когда она заговорила, голос чуть-чуть дрожал.

– Почти на месте. Следующая остановка – Баттерси. Пересадка! Слушайте, мистер – я ведь не знаю, как вас зовут.